Страница 13 из 256
- Эфенди, ты ему еще пригрози не дать свою фамилию, тогда он точно поймет, что не надо малознакомых девушек носить по препятствиям. - Тот смутился.
- Ну, он же умный, ты же видишь. - Я рассмеялась и спрыгнула с седла. - Да, очень умный, - я ласково погладила хитрющую морду. - Я теперь понимаю, что значит 'отпустить вожжи'... Мне очень понравилось, спасибо тебе, вам обоим, огромное. Покажите теперь, на что вы способны.
Эти двое только этого и ждали. Эфенди действительно был хорошим наездником, они были единым целым. Я была счастлива сидеть на оградке из двух жердей и смотреть на самое прекрасное в мире зрелище - у влюбленности есть свои плюсы.
Круг с препятствиями завершился, Эфенди и Вороной не спеша, гордясь собой, приближались ко мне. Они поравнялись с тремя молодыми людьми на спринтерах, и до меня донеслось:
- Хорошо устроился донжан - кататься на лошади, пока маленькая дурочка тратит на тебя деньги. - Слова прозвучали с презрением и похабно.
Мир потерял краски, стал очень резким и контрастным - таково для меня состояние боевого транса. Я нажала запись на 'душе' и спрыгнула с заборчика. Я подходила, Эфенди молча смотрел на того, кто это сказал. Правильно, ему нечего ответить. Он, сидя на своем высоком коне, просто вынул из седла говорившего, тот что-то хотел ему ответить или сделать, но я уже стояла в шаге от него.
- Маленькая дурочка... - увы, я должна дать ему возможность рассмотреть мою 'душу' и извиниться, на нем 'души' нет. Его коня кто-то отводит, правильно, незачем биться под ногами у животных. Черноглазый брюнет на рыжем коне обеспокоено смотрит на мою 'душу'. Этот глядит мне в лицо и с ухмылкой говорит:
- Да уж, не большая...- переносит вес тела на одну ногу... Вот... Он лежит лицом в землю, рука заломлена, раздается хруст, следом крик. Чего кричать, не позвоночник же сломала. Я ухожу, за спиной раздается сдавленное: 'Ах, ты...'
- Заткнись, - слово звучит, как удар хлыста, это черноглазый, и оскорбитель перестает даже дышать, от удивления, наверное.
Прохожу мимо Эфенди, лицо у него спокойное, руки сжимают поводья.
- Еще круг? - интересуюсь я. Он молча кивает, и они с Вороным уносятся, я возвращаюсь на заборчик. Всё.
Мир постепенно окрашивается в цвета, звуки не столь громки и четки. Я слежу глазами за Эфенди, но на самом деле боковым зрением наблюдаю за тройкой.
Черноглазый направился ко мне.
- Прошу прощения за этот инцидент, леди, - голос вежливый и почтительный.
Я перевала на него взгляд и теперь увидела его лицо целиком, красивое породистое лицо аристократа, посмотрела на его 'душу': черная оправа, как и у меня, означает первый ранг, оправа, ощетинившаяся, как злая звезда - род военных. А вот камень, опять же, как мой - половинчатый: половина прозрачна, половина нет; военная разведка, что ли? В довершение, две полосы на ленте - наследник рода.
Я кивнула, без особых эмоций давая понять, что извинения приняты. Он вернулся к своим. Другой, пострадавший, оказался светловолосым, с открытым, располагающим лицом. Лицам давно верить нельзя, неприятная внешность сейчас редкость, все подправляется за умеренную плату.
- Ты... ты что, извинился?
Да уж, деградируем мы, как и предсказывали, если среди наших аристократов уже попадаются такие.
- Да что с тобой? Ты оскорбил незнакомку и не извинился, когда увидел ее 'душу'. Или ты первый ранг различить не можешь? Она подаст на тебя жалобу, и будешь ты выплачивать десятину, - зло говорил черноглазый. Правильно злитесь, уважаемый, о человеке судят по его друзьям, а ваши не поддаются критике, дураков не критикуют. Надо же, десятина... Значит, этот 'пострадавший' тоже первого ранга. Точно вырождаемся.
За этим разговором следил третий - иностранец, их всегда можно узнать по прилипшему к лицу удивлению. Он то смотрел на своих друзей, то всматривался в меня. Когда ж вы уйдете? Словно услышав мои мысли, показалась медицинская гравиповозка.
- Наш друг упал с лошади - сказал черноглазый с нажимом врачу, его друзья не стали с ним спорить, врач и подавно, только бросил на меня быстрый взгляд. Я тем временем являла собой картину 'Девушка засмотрелась в даль'. У черноглазого было право соврать. Приняв его извинения, я отказалась от дальнейшего преследования за это оскорбление. Наконец-то они все скрылись с глаз долой, и я могла спокойно досмотреть проход Вороного и Эфенди через препятствия.
Когда мы уходили с ипподрома, опять встретили черноглазого и иностранца. Они оба смотрели на меня так, будто у меня две головы выросло. Эфенди, видя их странный интерес и чувствуя закипающее во мне бешенство, подхватил меня на руки со словами:
- Позвольте мне донести вас до флаера, леди коската.
Игра на публику подействовала, зрители были шокированы.
- Чего они на меня так таращились? - спросила я у Эфенди, когда мы уже были в кабине. Что-то у меня входит в привычку с ним советоваться.
- А знаешь ли ты, как это все смотрелось со стороны? Ты как-то пошатнулась, и он упал, и ты тут же выломала ему руку. Кстати, а ты ее вывихнула или сломала?
- Сломала в нескольких местах, - сказала я мрачно.
- Тогда чему ты удивляешься? Маленькая девочка с излишней жестокостью мстит за оскорбление.
- То наследница, то маленькая девочка - определись.
- Ну, сегодня ты действительно выглядишь моложе своих лет...
- Почему он не извинился?
Эфенди посерьезнел.
- Прости меня, я не ожидал, что все так выйдет. Этот светловолосый и тот военный часто задирали меня, но никогда такого, как сегодня, не было.
- Это ничего не объясняет. Ты их достал - ладно; но не извиниться?!
- Да он просто дурак, от каких уважающий себя род должен по-тихому избавляться.
- Хочу есть, хватит о грустном. У нас дома что-то осталось?
- Осталось, - ответил Эфенди с улыбкой.
Дом встретил нас горящими окнами и вкусными запахами. Эзра приготовил рыбу с овощами, о чем рапортовал у входа, но в дом с нами не зашел. А на кухне нас поджидал Алекс, за всеми этими событиями я совсем о нем забыла. Увидев его, я не сдержала секундной гримасы. Эфенди напрягся.
- Леди, Эфенди... позвольте попросить у вас прощения, я на самом деле так не думаю... - выпалил Алекс с раскаянием на лице. Эфенди переводил взгляд с него на меня.
- Тебе надо просить прощения только у своего друга, - ответила я нейтрально.
- Я ничего не понимаю, что между вами произошло? - озабоченно спросил Эфенди. Я мстительно подумала: давай, Алекс, скажи ему в глаза то, что мне сказал.
- Прости, Эфенди, ты знаешь, иногда меня заносит, и я могу быть редкостным гадом...
Это уж точно. Выкрутился - и повинился, и по существу ничего не сказал.
- Давайте оставим прошлое в прошлом. Нас ждет вкусная еда, - ответил Эфенди.
Миротворец, что ж, он простил, и я прощу. Нам сегодня и так достаточно попортили настроение, лимит исчерпан. Еда прошла в спокойной, веселой атмосфере, мы с Эфенди делились впечатлениями об ипподроме. После ужина мы проводили утомленное солнце на веранде, и Эфенди пошел подготавливать гостиную для танцев, убрать мебель, разместить камеры и динамики. Я лишь расслаблено проводила его взглядом, эдак рядом с ним разленюсь совсем. Когда я почувствовала, что ужин улегся и мешать не будет, то пошла переодеваться - эта ночь моя, и я буду блистать. После душа я надела длинное белое платье с облегающим лифом и расклешенной юбкой, совсем простое, но с кружевными свободными рукавами, заплела и заколола волосы, нанесла макияж. Осмотрела себя в напольном зеркале - я была похожа на венецианскую куртизанку, они славятся тем, что ради них рушатся корпорации и развеиваются состояния. Я чувствовала в себе особую женскую силу, которая заставляет гореть глаза, делает легкой походку, а голос бархатным.
Когда я спустилась, то все уже было готово, и Эфенди, весь в черном, ждал меня возле лестницы. Неподдельное восхищение отразилась на его лице, я ответила победной улыбкой. Зазвучал медленный вальс, мы закружились. После вальса вдруг зазвучала гитара - румба. Танцевать под живую музыку, особенно когда музыкант чувствует танец, когда он его ведет - это просто неописуемо. Мелодии сменялись, мы останавливались на мгновения, чтоб глотнуть воды и перевести дух; нас звало это наслаждение, эта радость от гармонии и красоты происходящего. То, что я маленькая и легкая, позволяло Эфенди делать сумасшедшие поддержки, я без страха вверила себя ему, упиваясь красотой и силой наших тел. Времени не существовало, но все же пришел момент, когда начала ощущаться усталость. Мы в счастливом молчании упали на диван, и я спрятала лицо на груди Эфенди. Камеры и так засняли достаточно, и это совершенно сумасшедшее счастье я хотела от них скрыть. Молчание нарушил Алекс.