Страница 11 из 90
— Пять тысяч фунтов — приличная кучка милых маленьких банкнотов, Джек. Что вы об этом думаете?
— Думаю, что они мне понадобятся — одними доходами с «Гавайской пальмы» сыт не будешь…
— Угу… И как вы собираетесь это обстряпать, Джек?
— Как можно меньше народу, Питер. И так придется дать двадцать пять процентов Сэму…
— Хватит и десяти, если вы позволите мне убедить его вести себя разумно.
— Даже поручаю вам это, Питер… Итак, десять процентов Сэму. Я думал о Блэки и Торнтоне. Они привыкли к такого рода делам. Каждому надо будет дать десять процентов. Но, судя по тому, что сказал Сэм, пожалуй, разумнее присоединить к ним Тони.
— Еще десять процентов?
— Естественно…
— Как всем мокрицам, Сэму всюду мерещатся супермены.
— Подождем, пока не посмотрим своими глазами. Предупредите Блэки, Торнтона и Тони, чтобы они весь вечер были под рукой. Этот парень явится сюда аплодировать Патриции — она уже успела его очаровать.
— Я знаю, вы этого не любите, Джек, но раз уж она его охмурила, не проще ли было бы…
— Нет!
— Ну ладно…
— Да, Дэвит, и еще не забудьте позвонить в эту дыру, Томинтул!
— Чего?
— В Томинтул, графство Банф, Шотландия. Позвоните в почтовое отделение и спросите, знают ли там типа по имени Малькольм Мак–Намара… Да постарайтесь сделать так, чтобы вам его описали. В нашем положении никакие предосторожности не повредят.
Сидя за конторкой, к которой он, казалось, прирос, Сэм Блум с улыбкой слушал, как его новый постоялец насвистывает в предвкушении приятного вечера. Сэм умилялся. Было что–то почти греховное в намерении ограбить такого простака… но это послужит ему уроком… В конце концов, проучив этого дикаря из Томинтула, Блум и его приятели только окажут услугу британским банкам. Сэм попробовал представить, как будет вести себя шотландец в «Гавайской пальме», и решил, что зрелище должно получиться незаурядное.
Незадолго до начала номера Патриции Поттер Питер Дэвит сообщил Дункану сведения, не без труда полученные от телефонистки Томинтула.
— Судя по настроению, похоже, я помешал ей пить чай. Однако, узнав, что я звоню из Лондона, девица стала несколько благожелательнее. Наверное, это ей польстило. Зато когда я спросил про Малькольма Мак–Намару, тут уж полились сироп и мед. Эта особа явно неравнодушна к парню. И самый–то лучший, и самый красивый, и самый любезный из всех овцеводов графства Банф, и пользуется почтением и доверием сограждан, поскольку, похоже, он и впрямь важная шишка в тамошнем синдикате.
— Она вам его описала?
— Я бы сказал: живописала. Сперва мне даже показалось, что она набрасывает портрет Бога–отца! Его рост, цвет волос, цвет глаз, рот, мускулы, походка, короче — все! И сдается мне, это описание вполне соответствует впечатлению Патриции.
— Значит, нам его послало само Небо!
Питер покатился со смеху.
— Ну и странные же намерения вы приписываете Всевышнему, Джек!
Несмотря на полученное предупреждение, при виде Мак–Намара швейцар Том слегка оторопел.
— Скажите–ка, старина, — спросил посетитель, — она еще не начала петь? Я имею в виду мисс Поттер?
Том решил, что нужно срочно предупредить Тони, потому как Блэки и Торнтон, при всем своем богатом опыте, ни в жизнь не справятся с таким колоссом.
— Вот–вот выйдет на сцену, сэр, — вежливо ответил он.
— Отлично.
— Прошу прощения, сэр, но что у вас в чемодане?
— Успокойтесь, старина, там вовсе не пулемет, а только моя волынка.
Так получилось, что Малькольм и Патриция предстали взорам посетителей «Гавайской пальмы» одновременно: первая — на сцене, второй — в зале, и оба в равной мере привлекли к себе внимание. Мисс Поттер, не желая портить свой выход, воскликнула:
— Добро пожаловать, Малькольм Мак–Намара, гордость графства Банф!
Все немедленно повернулись к симпатичному гиганту в парадной юбочке и пиджаке неброской расцветки. И весь зал неожиданно разразился аплодисментами. Мак–Намара смущенно улыбнулся, обводя всех доверчивым взглядом, и Дэвит, следивший за событиями из кабинета Дункана, поспешил устроить шотландца за отдельным столиком в глубине зала.
— Надеюсь, вам будет здесь удобно, а если вам понравится пение мисс Поттер, мы предоставим вам исключительную привилегию поздравить ее за кулисами. Что вы желаете пить?
— Виски.
— Прикажете подать двойную порцию?
— Нет, бутылку.
Дэвит поежился. Этот тип равно поражал простотой и несоразмерностью. Увидев чемодан, который Мак–Намара поставил под стол, он предложил:
— Не хотите ли оставить его в гардеробе?
— Я никогда не расстаюсь со своей волынкой, старина!
Питер почел за благо не вмешиваться в дальнейший ход событий и отправился сообщить Джеку, что клиент прибыл.
— Так я свистну парням сбор?
— Нет.
— Что на вас нашло? Может, вас больше не интересуют пять тысяч фунтов?
— Не мелите чепуху, Питер. Том сказал, что в окрестностях ошиваются инспекторы Блисс и Мартин. Стало быть, момент неподходящий.
— Значит, он так и уйдет с набитым карманом?
— Подождем, пока вернется.
— А с чего вы взяли, что он вернется?
— Патриция.
Блисс и Мартин, несмотря на приказ суперинтенданта, по–прежнему считали месть за убийство Полларда делом личной чести и продолжали проявлять пристальный интерес к «Нью Фэшэнэбл» и «Гавайской пальме». Им немедленно стало известно о появлении там шотландца. Полицейские тут же решили, что здесь что–то кроется — уж очень персонаж выпирал из всех привычных рамок. Может, это какой–то новый трюк Дункана? Привлечь внимание к человеку, которого хочешь закамуфлировать, может оказаться очень выигрышным ходом, и такой маневр вполне в духе изобретательного Джека. Более того, полицейские узнали, что в Лондон как раз прибыл морем значительный груз героина. Но даже самые тщательные обыски не дали никаких результатов. Оставив коллег из службы порта тратить нервные клетки на бесполезные поиски, Блисс и Мартин решили, что рано или поздно наркотики протекут по протоптанной дорожке через «Гавайскую пальму», поэтому, как только официальная служба заканчивалась, оба инспектора занимали позицию в окрестностях кабаре и наблюдали. Увидев, как шотландец вошел в «Пальму», Блисс и Мартин сочли, что их гипотеза, пожалуй, не так уж невероятна, как может показаться на первый взгляд. Этот колосс вполне может быть связным между портом и Дунканом. Они решили прощупать его под каким–нибудь предлогом, как только тот выйдет из кабаре. Оказавшись в их руках, ему волей–неволей придется заговорить.
Было ли тому причиной присутствие почитателя из Шотландии, но, во всяком случае, в тот вечер Патриция выступила во всем блеске и сорвала бурные аплодисменты. Однако настоящего триумфа она удостоилась за грустную ирландскую песню «Молли Мелон», и Малькольм, не зная, как еще выразить свой восторг, ко всеобщему радостному изумлению, исполнил «Нас сто волынщиков». При этом он маршировал по всему залу, как на параде. Последнюю ноту Малькольм выдал у самой сцены и, не мудрствуя лукаво, схватил Патрицию в охапку, посадил к себе на плечо и уже вместе с ней продолжал шагать меж столиков, к неописуемому восторгу публики. Мисс Поттер, зардевшись как маков цвет, умоляла своего поклонника опустить ее на грешную землю. Дункан и Дэвит, наблюдая из окна кабинета, не упустили ни единого мига этого невиданного зрелища. Но если Питер хохотал до слез, то Джек с ума сходил от бешенства. Патриция была его собственностью, и он не мог допустить, чтобы к ней прикасался кто–то другой.
Наконец шотландец решился отпустить мисс Поттер. Он осторожно поставил ее снова на сцену и, взяв за руку, объявил:
— Вот так у меня дома, в Томинтуле, показывают, что девушка тебе нравится.
Зал просто взревел от восторга, Мак–Намара стал гвоздем программы всего вечера. Старый мерзавец швейцар Том и бармен Герберт держались за бока. И забавнее всего им казалось то, что шотландец, видимо, был совершенно искренен. Все еще держа Патрицию за руку, он громко воскликнул: