Страница 55 из 77
Они сидели в баре и потягивали шотландское пиво. Новый клиент положил на стол перевернутую фотографию.
– Это будет сложновато, – проговорил он. – Необходимо, чтобы все выглядело… Я сейчас вам объясню. Что с вами? Вам плохо?
Томпсон принялся массировать живот.
– Ничего, ничего, – ответил он и перевернул фотографию.
Снимок оказался цветным. На нем был изображен рыжеволосый ребенок с капризным лицом.
– Вы ничего не имеете против?
– Нет, – сказал Томпсон.
У него снова начал болеть желудок. Все возвращалось на круги своя.
Глава 1
«Линкольн континенталь» был черного цвета. Затемненные окна не позволяли разглядеть пассажиров внутри салона. Автомобиль с трудом совершал виражи на узкой дороге, окруженной буковым лесом. Дорога была устлана ковром опавших и гниющих листьев.
Справа, посредине просеки шириной около пятидесяти метров, показалась аллея. По обеим сторонам, на широкой, поросшей травой обочине, стояли белые столбики, связанные между собою декоративной цепью. Чтобы выбраться на аллею, «линкольну» пришлось заехать на левую сторону шоссе, после чего он свернул к белым столбикам.
Аллея вела прямо к замку в стиле Людовика XIII, с возвышающимися по бокам круглыми башнями. Одна из башен стояла в воде, и под ее окнами плавали кувшинки. «Линкольн» сбавил скорость.
Замок был окружен просторными лужайками. Их пересекали тропинки, ведущие в лес. По тропинкам разгуливали группы людей в длинных халатах розового, синего, зеленого и фисташкового цветов. Автомобиль проехал мимо молодого длинноволосого человека в очках, который расстегнул свой синий халат и мочился на бугорок, взрытый кротом. Он метил прямо в отверстие в центре холмика. У него было сосредоточенно–плутоватое выражение лица. Он даже не обратил внимания на шикарную машину.
«Линкольн» проехал мимо других странных персонажей. Мужчины были в синих халатах, а женщины – в розовых. Зеленые и фисташковые халаты носил, по всей видимости, обслуживающий персонал.
Машина остановилась на площадке перед замком, рядом с центральным входом, к которому вела широкая белая лестница. Выключив мотор, водитель вышел из машины. Это был мужчина лет тридцати пяти, коренастый, круглолицый. На нем были ливрея из синего сукна, белая сорочка, красный галстук и фуражка. Он снял фуражку, обнажив ежик волос, и открыл заднюю дверцу. Из машины вышел мужчина приблизительно того же возраста, с коротко остриженными тонкими рыжими волосами. Он был одет в куртку из серебристого бархата и вельветовые брюки. Удлиненное, умное, подвижное лицо носило высокомерное выражение. Кожа розоватого оттенка была в веснушках, которые, впрочем, гармонировали с цветом лица. Водянисто–зеленые глаза вызывали в памяти мутантов из фильмов ужасов.
В «линкольн» посыпались камни. Обернувшись, шофер и рыжий увидели небритого мужчину лет сорока в синем халате. К нему тут же подскочила девушка в фисташковом халате.
– Зачем вы бросаете камни в машину, Гипом?
– О… о…
– Вы хотите ее разбить?
Человек в синем халате пожал плечами, повернулся и бросился бежать. Девушка приветливо обернулась к прибывшим.
– Месье?..
– Хартог, – сказал рыжий. – Меня ждут.
– Вы по поводу приема?
– Нет, выписки. Разве я похож на сумасшедшего?
Девушка засмеялась.
– Не больше других. Прошу вас, не произносите здесь этого слова, чтобы не шокировать окружающих.
– Я люблю шокировать.
– Вы причините боль пансионерам.
– Может, мне это доставляет удовольствие.
– Простите? – переспросила сбитая с толку девушка.
– Хватит болтать, – сказал рыжий. – Меня ждут. По крайней мере, должны ждать. Я приехал забрать человека.
– Поднимайтесь по лестнице. – Девушка неожиданно перешла на официальный тон. – В холле вы увидите дежурного.
– Секунду…
Рыжий осмотрел свой «линкольн».
– Ущерба не причинено. Почему вы позволяете им бросать камни?
– Самодисциплина. Вам этого не понять.
– Идиотка.
Девушка покраснела и улыбнулась.
– Это все, – сказал рыжий. – Можете идти.
Девушка перестала улыбаться и, покраснев еще больше, удалилась.
– Ждите меня в машине, – сказал рыжий шоферу. – Смотрите, чтобы еще кто–нибудь не стал бросать камни. Если что, поддайте ему как следует.
Шофер развалился на своем сиденье, выставив ноги наружу, в то время как его хозяин поднимался по белой лестнице в замок. В холле было очень прохладно. Рыжий поежился. Пол был вымощен мраморными плитами. В холл выходило несколько стеклянных дверей. За столом красного дерева сидел смуглый мужчина итальянского типа и читал газету.
– Жерар Хартог, – сказал ему рыжий. – Меня ждут. Мне назначил встречу доктор Розенфельд.
– Я в курсе. Сейчас провожу вас.
Смуглый мужчина встал из–за стола, открыл одну из стеклянных дверей и зашагал впереди Хартога по узкому длинному коридору. Он нажал кнопку звонка на двери, обитой белой кожей.
– Входите, – раздалось из переговорного устройства.
Брюнет открыл дверь.
– Месье Хартог, – объявил он.
Он отошел в сторону, чтобы пропустить рыжего, и закрыл за собой дверь.
Доктор Розенфельд подошел к рыжему, протянув для приветствия руку. Оба были приблизительно одного роста. У Розенфельда были небольшая лысина и смеющееся лицо.
– Очень рад вас видеть, – сказал он.
– Девушка готова?
– Мадемуазель Балланже сейчас спустится. Я предупрежу ее.
Он вернулся к столу и нажал кнопку переговорного устройства. Хартог осмотрелся.
Он находился в угловой башне, стоявшей в воде. Хартог подошел к окну и выглянул наружу. Он почувствовал сильный запах сырости.
– Месье Хартог приехал, – сказал Розенфельд в переговорное устройство. – Мадемуазель Балланже может спускаться со своими вещами…
Розенфельд сел в кресло и посмотрел на Хартога, выглядывающего в окно с брезгливым выражением лица. Врач выдвинул ящик стола, достал трубку и набил ее табаком «Жан Барт». С его губ не сходила улыбка. Хартог резко повернулся к нему.
– Я выпишу вам чек.
Врач удивленно поднял брови.
– Дар, – пояснил рыжий. – Благотворительный взнос на нужды вашего заведения.
– Как вам угодно, – ответил доктор. – В этом нет необходимости.
– У вас очень интересное дело.
– Вы имеете в виду антипсихиатрию?
– Я не знаю, – сказал Хартог. – Я имею в виду лечение сумасшедших.
Розенфельд поморщился. Он хотел что–то сказать, но передумал и раскурил трубку. Хартог, выписав чек на десять тысяч франков, протянул его доктору.
– Это много, – заметил Розенфельд.
– Для меня это мелочь, – возразил Хартог.
Глава 2
В парадном зале замка пациенты сидели на скамьях. Воспользовавшись рассеянностью персонала, они передавали из рук в руки литровую бутылку «Кирави», из которой пили через соломинку. На сцене около дюжины человек играли на разных музыкальных инструментах: пианино, саксофоне и рожке. Они пели: «Волнующая сладость и истома первого объятия…»
Некоторые зрители непрерывно аплодировали.
Мелодия песни проникала в комнату Жюли, но слов нельзя было разобрать.
В квадратной комнате с бледно–зелеными стенами стояли белая кровать, стол и стул. На окне была металлическая штора. На стене висела репродукция картины Ван Гога, изображавшей колосья пшеницы. Жюли стояла перед своим багажом: картонным чемоданом и полотняной сумкой. Это была высокая хрупкая девушка с впалыми щеками, густыми, рассыпанными по плечам черными волосами. У нее было бледное лицо с ярко накрашенным ртом. Она была красивой, но красотой несколько грубоватой. Ее можно было принять за переодетого юношу. Твидовый костюм был не по сезону теплым. Из коротких рукавов высовывались худые руки с большими смуглыми кистями.