Страница 2 из 104
Служба Безопасности № 1 передает на Зеленый и Коричневый контроль: Внимание. Что–то случилось с Хиллманом в его кабинете.
* * *
Фостер Хиллман побледнел, как полотно. К горлу подкатил комок. Он покачал головой и протянул руку к телефонной трубке, однако рука застыла в воздухе. Все его тело обмякло, лицо исказилось от страшной внутренней тревоги.
Телефон продолжал звонить.
Рука Фостера Хиллмана легла на трубку и резко сняла ее.
– Фостер Хиллман, – еле слышно сказал он.
На другом конце провода послышался тот же голос с легким акцентом. Хиллман слушал, одновременно пытаясь думать, но ему это не удавалось, хотя он был человеком далеко не эмоциональным.
Люди, не симпатизирующие Хиллману, говорили, будто от него веет холодом настолько, что стоит ему войти в комнату, как температура в ней опускается на несколько градусов. Обладая ясным аналитическим умом, он заставлял людей считаться со своим мнением, и к его советам прислушивался Президент США. В Пентагоне говорили: «Мудрый, как Фостер Хиллман».
Голос в трубке становился все более настойчивым и угрожающим.
Фостер Хиллман стоял перед такой жгучей и неотвратимой дилеммой, что был неспособен не только думать, но и пошевелиться. Половину жизни он регистрировал в мозгу информацию, отмеченную «сверхсекретностью». И вот сейчас от него требовали эту информацию, что противоречило всем приобретенным им рефлексам, воспитанию и мировоззрению.
Он автоматически повесил трубку, и его окутала абсолютная тишина. В бронированном кабинете с прекрасной звукоизоляцией и кондиционером Хиллман почувствовал себя безнадежно одиноким, он даже не ощущал пульса ЦРУ, бьющегося рядом и вокруг него.
Тяжело поднявшись, он отодвинул кресло. Строгое лицо с мешками под глазами было неузнаваемым.
Дрожащей рукой Хиллман достал из кармана тяжелый золотой портсигар, который он всегда носил с собой, и закурил сигарету.
Минуту он стоял посредине комнаты неподвижно, успокоенный шипением кондиционера. Мысли, сменяя одна другую, проносились в голове. Воспоминания о том героическом времени, когда он ежедневно рисковал жизнью, одолевали.
Он подошел к столу и загасил сигарету. С усталой улыбкой он взял в руки цветную фотографию жены в серебряной, рамке. Жена умерла несколько лет назад, и с тех пор он никогда не расставался с ее портретом.
– Вот такие дела, Мэри, – тихо сказал он.
Он долго смотрел на портрет жены, единственной женщины, которую он любил в жизни. Мысль о смерти не пугала, но самоубийство противоречило его религиозным убеждениям. «Однако Бог милостив и простит…» – подумал он и, закрыв дверь, отключил телефон.
После этого он достал из ящика стола зеленую папку и сел на банкетку возле журнального столика со стеклянной крышкой. Взяв в руки большую зажигалку (подарок Президента), он поджег бумаги.
Оставив листы догорать на столе, Хиллман быстро проверил содержимое бумажника. Бросив последний взгляд на письменный стол, открыл окно. Один из трех телефонов был непосредственно связан с Операционным отделом Белого Дома. Второй был предназначен для личного пользования, а третий обеспечивал связь внутри ЦРУ. Однако сейчас ни один из трех телефонов не мог спасти его.
В тот момент, когда Фостер Хиллман приподнял нижнюю фрамугу окна, одни из телефонов зазвонил. Через секунду зазвонил второй.
Хиллман высунул голову наружу. Он увидел внизу солдата караульной службы, казавшегося с этой высоты крохотным.
Он спокойно перешагнул через подоконник.
Это было самое верное средство, так как огнестрельного оружия у Хиллмана при себе не было.
Взглянув на голубое небо, он сделал шаг в бездну, читая про себя молитву.
Оба телефона продолжали звонить.
Глава 2
Перед дверью со взломанным замком стояли на страже двое гражданских со строгими лицами. Кабинет Фостера Хиллмана был битком набит людьми. За письменным столом в кресле шефа ЦРУ сидел с огромной сигарой в зубах генерал Рэдфорд. Глаза его были красны. Пепел сожженных Хиллманом бумаг был аккуратно собран в пластиковый пакет.
Известие о самоубийстве Хиллмана молниеносно распространилось по ЦРУ. Рэдфорд срочно собрал ответственных лиц и предупредил о случившемся Белый Дом и ФБР. Некоторые чиновники прилетели на вертолетах.
Около десяти человек в темных костюмах сидели с напряженными лицами в кожаных креслах и на банкетках, а кто–то просто стоял. Среди них был и Джеймс Коберн, директор Национальной Безопасности, казавшийся наиболее обеспокоенным.
– Значит, вы не имеете ни малейшего понятия о мотиве, толкнувшем Хиллмана на этот безрассудный шаг? – спросил он.
Генерал Рэдфорд выпустил клуб голубого дыма.
– Я разговаривал с ним за час до смерти. Он был совершенно спокоен. Мы говорили о подготовке доклада для Пентагона о русских противоракетных установках.
– Он действительно был абсолютно спокоен? – спросил генерал Военно–Воздушных Сил.
– Безусловно. Как обычно.
Генерал Рэдфорд смотрел на аудиторию враждебно, а его туловище, склоненное вперед, казалось, подвергалось какой–то внутренней пытке. Он любил Хиллмана, как брата.
– Он всегда был уравновешенным человеком, очень любившим свою работу. Месяц назад он получил благодарность от Президента за блестящий анализ ситуации на Среднем Востоке.
– Может быть, он был болен раком или другой неизлечимой болезнью? – спросил Коберн.
В кабинете воцарилась мертвая тишина. Рэдфорд придвинул к себе внутренний телефонный аппарат и набрал номер.
– Срочно принесите в кабинет мистера Хиллмана его медицинскую карту, – приказал он, – а также попросите подняться сюда доктора Бака.
Доктор Бак был врачом ЦРУ, обслуживающим нескольких высокопоставленных лиц.
В ожидании прихода врача Рэдфорд поочередно выдвинул и проверил все ящики письменного стола, ничего не обнаружив.
Доктор Бак вошел в кабинет, держа под мышкой зеленую папку. Это был высокий худой человек с выдающимися вперед зубами, что придавало его лицу вид постоянно улыбающегося. Рэдфорд без предисловия спросил его:
– Чем был болен шеф?
Врач положил папку на край стола, поприветствовал присутствующих и сказал:
– У него была хроническая язва желудка. Последний приступ был три месяца назад.
Генерал Рэдфорд не хотел говорить о язве.
– Я имею в виду более серьезную болезнь, смертельную.
Доктор Бак покачал головой.
– Нет, я наблюдаю его давно. С этой язвой он мог прожить до ста лет.
В комнате снова воцарилось молчание. Все думали об одном и том же: что заставило одного из могущественнейших людей США покончить жизнь самоубийством? И думали они об этом не из альтруизма. Присутствующие в кабинете чиновники хорошо знали, что Фостер Хиллман владел всеми секретами, относящимися к безопасности США. Они должны быть абсолютно уверены в том, что его смерть не имеет отношения к его профессии.
Когда доктор Бак уже собирался удалиться, Дэвид Уайз, директор Планового отдела ЦРУ, спросил его:
– А как насчет психических отклонений?
Вместо доктора ответил генерал Рэдфорд:
– Мы работали с ним бок о бок, и я ежедневно видел его. Он так же здоров, как и я.
Рэдфорд бросил на Уайза такой злобный взгляд, что тот предпочел удовлетвориться ответом и не подвергать дальнейшему сомнению умственные способности своего покойного шефа.
– Ну, что ж, – мрачно заключил Джеймс Коберн. – Остается сообщить прессе, что шеф ЦРУ покончил жизнь самоубийством по неизвестным и непонятным причинам и что мы подыскиваем ему замену.
Генерал Рэдфорд подпрыгнул в кресле, как боксер, получивший сильный удар, и выплюнул кончик сигары.
– Пресса… но это невозможно…
Глава Национальной Безопасности иронично спросил:
– А вы предлагаете тайком похоронить его в саду, не поставив никого в известность, и так же тихо заменить его? Вы помешались на секретности. Но мы живем в демократической стране, черт побери! Мы не можем утаить подобную смерть…