Современный японский детектив

Незачем было доводить это дело до сведения полиции, — сердито бранила Кёко Синко. То, что Синко, повидимому, была очень довольна своим поступком, еще больше злило Кёко.

В полицию позвонила Ёко-сан, — надувшись, оправдывалась Синко. Ей было обидно: задержала грабителя, и ее же ругают, как будто она невесть какой дурной поступок совершила.

Передали его в полицию, и хватит. Зачем тебе понадобилось туда ходить и болтать всякие глупости?

Но ведь… надо было все выяснить…

Все было ясно с самого начала. Ты обнаружила преступника, помогла его поймать — и будь довольна. Ты что, не понимаешь, что при моей работе любые объяснения с полицией совершенно неуместны?

Ну-ну, не сердись. — Ёхэй Коори вошел в комнату, чтобы утихомирить разбушевавшуюся жену.

А ты при всем присутствовал и ничего не сделал, чтобы предотвратить вмешательство полиции, — накинулась на мужа Кёко. — Ведь этот парень ничего не украл, кажется, можно было бы и не предавать дело огласке.

Послушай, неясно было, зачем он забрался в дом. Вызвать полицию в таком случае — естественный шаг.

Надо было расспросить его на месте, а потом уж звонить в полицию. Сначала этот тип заявил, что Кёхэй задавил человека, потом он еще что-нибудь придумает. Пусть это ложь, но пойдут слухи… Вы подумали, как это отразится на мне? Ты слишком легкомыслен!

Поверь, мне все это очень неприятно. К тому же на машине Кёхэя действительно видны следы столкновения. Этот Морито, видно, прав.

Боже мой, неужели ты веришь словам какого-то шантажиста?

Верю или нет, но дело это мне очень не нравится. У него был с собой фотоаппарат и вспышка непохоже что-то на обычного вора.

Скорее всего, он действовал по заданию какой-нибудь газеты или издательства. Хотел потихоньку сделать несколько интимных снимков. Увидел, что машина побита, и тут же выдумал себе оправдание.

Уж слишком много совпадений. Я узнал, что в участок города К. поступило заявление о том, что Фумиэ Оямада была сбита машиной. Полицейские уже обследовали место происшествия.

Но какое отношение все это имеет к Кёхэю? Возможно, что женщина по фамилии Оямада и попала под машину, однако почему это нужно связывать с вмятинами на автомобиле Кёхэя? Конечно, полиции только того и надо — объявить преступником сына Ёхэя Коори и Кёко Ясуги. Какой подвиг! Чтобы «обнаружить» преступника, они не постесняются смешать нас с грязью.

Но этот Морито вовсе не газетчик. Говорят, он простой коммивояжер.

Ну, те так грубо не работают. Наверняка он так или иначе связан с печатью. Чего бы ради он стал заниматься этой Оямада?

Говорят, что Морито — друг ее мужа и действует якобы по его просьбе.

Как бы то ни было, при чем тут Кёхэй?

Да полицейские ничего определенного о нем и не говорили.

Суди сам, у них нет никаких доказательств. Тебе следовало бы больше доверять своим детям. Разве Кёхэй мог совершить такой поступок!

Разговор супругов принял неожиданное направление. Синко была забыта.

Громадная тюрьма

1

Мунэсуэ и Ёковатари решили встретиться с Кёко Ясу-ги. Выходить на подозреваемого, не имея достаточно материала, обычно не рекомендуется, поскольку тот получает возможность разгадать ваши намерения и занять оборонительную позицию.

Но в настоящее время Кёко нельзя было считать лицом подозреваемым. Просто одно из направлений поиска создавало потребность обратиться к ней. Кёко, звезду телеэкрана, застать дома было нелегко. К тому же такого рода встреча должна была быть неожиданной, чтобы она не успела выработать линию поведения.

Кёко регулярно появлялась в утренней программе одной из частных телекомпаний. Тут-то ей и была устроена засада. Мунэсуэ окликнул Кёко, когда по окончании передачи она выходила из студии.

Вы Кёко Ясуги?

Да, — ответила Кёко и подарила Мунэсуэ улыбку телезвезды. Но глаза ее смотрели холодно и пристально.

Мне хотелось бы с вами поговорить. Я не займу много времени, — начал Мунэсуэ, не дожидаясь ее согласия.

Вы… — Приветливая улыбка исчезла с лица Кёко, уступив место настороженности.

Я из полиции. — Мунэсуэ предъявил удостоверение. Он не любил так начинать разговор и прибегал к этому способу только в тех случаях, когда собеседник, ссылаясь на занятость, пытался уйти от общения.

Какое у полиции может быть ко мне дело? — Кёко казалась встревоженной.

Ничего особенного. Мне хотелось бы поговорить о вашем сыне…

Если в показаниях Морито есть хоть какая-то правда, Кёко обязательно выдаст себя. Другого повода начать разговор не было, и заявление Морито было использовано как предлог.

Кёхэй сейчас за границей. — Выражение тревоги на лице Кёко сменилось недоумением. Что это — игра или нет?..

Но мы бы хотели обратиться именно к вам.

У меня совсем мало времени. Ну… если недолго.

Кёко нехотя, как бы повинуясь неизбежности, последовала за Мунэсуэ в студийное кафе и села за угловой столик. Официантов здесь не полагалось, так что лучшее место для разговора трудно было себе представить.

Ну, о чем мы будем говорить? — Кёко взглянула на часы. Она, видимо, хотела показать, что времени у нее в обрез.

Постараюсь вас не задержать. Вы знаете местечко Киридзуми? — Мунэсуэ очень надеялся на этот свой вопрос и не сводил с Кёко глаз.

Ки-ри-дзуми? — Кёко и бровью не повела.

Это курортное местечко в префектуре Гумма. Вам не случалось там бывать?

Нет, первый раз слышу о таком курорте. Где именно в Гумма он находится?

Глядя на Кёко, нельзя было сказать, что она пытается как-то сдерживать свои чувства. Правда, постоянно выступая в телепрограммах, она должна была научиться владеть своим лицом.

Это со стороны Ёкогава по дороге в Каруидзава. Недалеко от границы с префектурой Нагано.

Нет, не знаю. А что, собственно?..

Вам не приходилось там бывать в июле сорок девятого года?

Ну как я могла бывать в месте, о котором только что впервые услышала? — Кёко презрительно сощурилась.

Вы родились в Яцуо, префектура Тояма? — Мунэсуэ решил зайти с другой стороны.

Вы прекрасно информированы.

Я читал об этом в одной заметке. Кстати, в Киридзуми работала горничной некая Тапэ Накаяма, тоже родом из Яцуо. Вы не были знакомы с ней?

Ну почему я должна ее знать? Я вам уже объясняла, что не бывала в тех местах и не слыхала о них. Какое отношение я могу иметь к этой женщине, откуда бы она ни была родом? — Кёко дала волю обуревавшим ее чувствам. А может, она сочла, что сейчас уместно проявить раздражение? — Прошу меня извинить, у меня назначена деловая встреча. — Кёко отодвинула стул, ясно давая понять, что ей надоел этот идиотский разговор. Мунэсуэ не знал, как ее задержать.

Ясуги-сан, — вступил в разговор молчавший до сих пор Ёковатари, — вы знаете «Стихи о соломенной шляпе»?

О соломенной шляпе? — Кёко недоуменно повернулась к Ёковатари.

«Что сталось теперь с моей соломенной шляпой, мама? Той, что улетела в ущелье летом, когда мы шли от Усуи к Киридзуми…» — Ёковатари продекламировал строки из небезызвестного стихотворения Ясо Сайдзё.

Кёко резко изменилась в лице и застыла, привстав из-за стола. Широко раскрытыми глазами она глядела на Ёковатари, будто ей привиделось нечто невероятное. Но уже через минуту к ней вернулось профессиональное самообладание.

— Я не знаю это стихотворение, простите… — бросила она и вышла.

А Мунэсуэ и Ёковатари остались, как были, сидеть за столиком, ошарашенно глядя на дверь, за которой исчезла Кёко. Через какое-то время они пришли в себя.

Мунэсуэ-кун, ты видел?

Видел.

Кёко Ясуги отреагировала-таки на стихотворение.

Даже чересчур, она, видно, хорошо знает эти стихи.

Знать-то знает, а говорит, что нет.

— И ведь в стихотворении упоминается Киридзуми. Так что ей известно это место.

Какой же тогда ей резон отпираться?