Страница 80 из 106
— Доктор Медек.
— Впервые слышу. Кто это?
— Реставратор и историк искусства. Из года в год по нескольку месяцев работает в галерее. Он открыл Рамбоусека и тем его прославил.
— Впервые слышу. Ну и информация у тебя! Просто диву даюсь.
— Я собираю сплетни. Мне о нем рассказали.
— Рассказали? Они? Местные? — удивился Беранек. — В самом деле они?
— Так вот, Медек был потрясен. Впрочем... впрочем, не слишком. Я вряд ли пошел бы купаться, если б умер человек, которого я глубоко ценил и уважал. Хотя...
— Что «хотя»?
— Хотя любовь штука странная...
— Какая еще любовь, прости господи?
— Пан доктор Медек влюблен, — сказал капитан Экснер сухо.
— Да, такое с людьми бывает, — заметил Беранек с легким разочарованием. — Некоторые от любви до того балдеют, что даже заикаться начинают.
— Что начинают?
— Заикаться. Но вернемся к делу, капитан: почему нам кажется, что городок ничуть не взволнован, холоден и равнодушен, хотя убили человека, который здесь вырос и, наверное, многое умел...
— Потому что он добился успеха, — ответил Михал Экснер. — Такое не прощают.
Поручик Беранек встал, собрал разбросанную одежду и со вздохом поплелся в свой номер.
Вернулся он через четверть часа, умытый, выбритый и в начищенных ботинках.
— Я пошел к Влчеку. Когда подведем итоги?
— Так... — Экснер посмотрел на часы. — Если Влчек сейчас только заканчивает, глупо подводить итоги раньше обеда. Лучше даже к вечеру.
— Лучше к вечеру, — согласился Беранек. — Ребятам еще придется съездить в Прагу. Если не возникнет осложнений и не понадобится экспертиза, то мы вполне сможем подвести итоги сегодня к ночи, а то и завтра утром. Надо бы съездить в Мезиборжи. Взглянуть на подозреваемого.
— Не нужно. Я с ним говорил.
— Да ну? — удивился Беранек. — Надо же! Наш пострел везде поспел. Кто бы мог подумать! И что он тебе сказал?
— Он тут ни при чем. Не выносил Рамбоусека, но не настолько, чтоб убивать.
— А ты что думаешь?
— Наверно, он говорил правду.
— Отпустить его?
— Нет. Пускай посидит. Как бы не было прокола. Кстати, пусть прокурор на основе того, что нам уже известно, даст санкцию на задержание. Топор есть топор, дружище. Если б я шел убивать, то, наверно, тоже взял бы топор, который у меня под рукой. То есть свой собственный.
— А может, и нет.
— Но Коларж наверняка взял бы свой.
— Тогда мы с Чардой все устроим. Передать ему привет?
— Кому? Коларжу? Думаю, это излишне.
— Надпоручику Чарде!
— А-а, само собой. То-то он обрадуется, что меня отозвали из отпуска.
— Не он один, — съязвил поручик Беранек. — Ну, а дальше?
— Дальше вот что, — продолжал капитан Экснер, задумчиво глядя в потолок. — Я выяснил, что в субботу вечером потерпевший разговаривал в «Лесовне» с какими-то молодыми людьми. И в то же время известно, что обычно он ни с кем в «Лесовне» не говорил. Еще одно подтверждение того, что его не очень любили. Так вот, надо выяснить, кто были эти двое ребят...
— Приезжие, — сказал поручик Беранек. — Случайно подсели к нему. Шли мимо «Лесовны», ну и решили зайти потанцевать или выпить.
— Есть предположение, что они из Праги. На стоянке видели машину с пражским номером.
— А может, это не их машина.
— Могла быть и их.
— Допустим. Я узнаю. Так прямо и буду спрашивать. А если выясню?
— В таком случае, — капитан Экснер, широко зевнул и закрыл глаза, — немедленно меня разбудить!
— Есть. А так не будить?
— Нет.
— Слушаюсь. Дверь закрыть?
— Да.
— На ключ?
— Нет! — Капитан Экснер схватился за голову. Поручик
Беранек стоял на пороге чуть ли не по стойке «смирно». Наклонив голову, он улыбнулся и очень осторожно, медленно и бесшумно закрыл дверь.
В это раннее утро жене управляющего замком Вере Калабовой снился цветной сон. Одетая только в развевающиеся полоски легкой материи, она шла по внутреннему двору замка. Пели птицы, порывистый ветер развевал ее более чем скромное одеяние и золотые волосы. Ветер был теплый, она чувствовала его в ладонях и между пальцами, играла с ним. На пороге своей квартиры появился Болеслав Рамбоусек, одетый в белый фрак с черным галстуком-бабочкой. Хотя костюм был весьма торжественным, на голове у него красовалась обычная полотняная фуражка. Откуда-то прискакал гнедой конь, точно такой, как на картине в галерее. Там, на холсте, восседал на этом коне князь Коллоредо-Мансфельд. Во сне гнедой был без седока. Рамбоусек легко вскочил на коня и поехал по двору. Медленной легкой рысью. Он подпрыгивал в седле, вытаращив глаза и высунув язык — как чудища, которых он вырезал. Потом он встал на седло и перескочил на второй этаж. Уселся на балюстраду и стал болтать ногами. Вера хотела крикнуть ему, чтобы он был осторожней. Но не успела — Рамбоусек уже начал падать. Опускаться. Медленно-медленно. Она побежала, чтобы подхватить его. И действительно подхватила. И тут увидела, что держит на руках того молодого человека, которого вчера по ошибке задержали. Ботаника. На нем была парадная форма прусского королевского полка, которая висела в витрине в прихожей княжеских покоев. Ботаник стал на ноги, поцеловал ей руку и потащил за собой, желая догнать скачущего гнедого. Копыта отчетливо цокали по плитам песчаника. Цокали и цокали. А они никак не могли догнать коня, Вера спотыкалась, вот-вот упадет... И проснулась.
Цоканье копыт продолжалось.
Она села.
Было светло, по решетке окна стучали чем-то железным. Спальня находилась на первом этаже, и достать до окна было проще простого.
Она взглянула на Властимила Калаба — он тихо похрапывал.
Под окном стоял весьма упитанный сотрудник общественной безопасности, тот, что вчера утром представился им как поручик Беранек.
Она подошла к окну, стягивая на груди ночную рубашку.
— Простите, — нахально сказал он. — Вы, как вижу, еще спите...
— Я уже нет, — прошипела она, — но мой муж спит.
— Я всего на минутку. Только на несколько слов.
— Прямо сейчас? Я не одета.
— Вообще-то уже утро, — бесцеремонно заметил поручик. — У нас много работы, а тут надо проверить одну деталь...
— С деталью можно бы и подождать, — прошептала она.
— Можно и так, через окно... Вдруг вы случайно знаете, тогда и супруга будить не понадобится. К пану Рамбоусеку в пятницу или в субботу никто не заходил?
— Случайно знаю, — сказала она. — Именно случайно... Его сын. А до полудня двое молодых людей.
— Кто такие?
— Этого я не знаю,
— Может быть, вспомните, как они выглядели?
— Как выглядели? Один — худой высокий блондин. А второй немного ниже, светловолосый. Высокий был в очках.
— А раньше вы их не видели?
— Никогда.
— Они говорили еще с кем-нибудь?
— Не знаю. Может быть, с доктором Чернохом. Потому что они спрашивали, где найти пана Рамбоусека. Его не было дома. Вот они и хотели поговорить с директором музея. А это доктор Чернох. Музей помещается на третьем этаже. Пан Чернох там бывает и в субботу. И я послала их туда.
— Значит, вам неизвестно, говорили они с доктором Чернохом или нет?
— Неизвестно.
— Простите, а где живет доктор Чернох?
— В доме за бензоколонкой.
— Огромное спасибо, — поблагодарил поручик Беранек так любезно, как только мог. — И доброго утра... До свидания.
Вера кивнула. Снова легла в постель и закрыла глаза. Властимил Калаб все так же тихо похрапывал.
Она попыталась вернуть прежний сон...
Уснула. Только сон не вернулся.
— Ну вот! — крикнул поручик Беранек, врываясь в номер гостиницы «Рыхта», где два часа назад уснул капитан Экснер. — Они у нас в руках!
Экснер испуганно вскрикнул и сел на постели.
Сообразив, в чем дело, он остался сидеть, скрестив ноги, положив руки на икры и опустив голову — точь-в-точь безутешный йог, предающийся медитации.