Страница 133 из 143
Ленкейт сделал паузу и белоснежным носовым платком, вытер лоб, на котором выступили капельки пота. Потом достал из кармана трубочку с леденцами, развернул обертку и предложил Крейцеру. Крейцер, поблагодарив, отказался. Ленкейт с сожалением развел руками, сунул одну лепешку в рот и продолжил свой рассказ:
— Я собрал все деньги, которые нашлись в доме, вышло тысячи полторы с лишним, потом позвонил зятю — он живет поблизости и, как мне известно, всегда держит при себе некоторое количество свободных денег. Когда я изложил ему ситуацию, он сказал, что через четверть часа принесет две тысячи. Еще пятьсот я набрал у своих подручных и у продавщицы, которые все живут в моем доме. Тогда Николаи наконец согласился, хотя и делал вид, что все это вовсе ни к чему. Он оставил мне свой адрес, и я…
— Минуточку, — перебил Крейцер, — в каком виде он вам его оставил?
— В каком виде? — удивился Ленкейт. — Вы хотите сказать… Ах да, он достал бумажник, хотел, вероятно, написать адрес, но нашел конверт, на котором адрес был уже напечатан, и дал конверт мне. «Зачем разводить всякую писанину?» — сказал он или что-то в этом роде. Ну а мне было все равно…
— Конверт у вас сохранился?
— Думаю, да. — Он встал и принялся рыться в стопке бумаг, лежащих в ящике на противоположном краю стола. — Пожалуйста, вот он. — Он протянул Крейцеру уже не совсем чистый конверт из желтоватой бумаги.
Адрес был напечатан на машинке, в верхнем правом углу наклеена двадцатипфенниговая марка, погашенная второго августа в Потсдаме. По цвету и форме конверт ничем не отличался от того, который получил Кранепуль, это не вызывало сомнений. Крейцер перевернул его. Отправителем была Бригитта Альвердес, Вильгельмсхорст, Лорцингвег, 5. Крейцер не мог сдержать улыбку. Наглость этих типов дошла до того, что они осмеливаются еще и острить.
— Можно, я возьму его? — спросил он.
Пекарь кивнул, и Крейцер сунул конверт во внутренний карман.
— Да, я вас перебил. Продолжайте, пожалуйста.
Ленкейт несколько секунд собирался с мыслями.
— Значит, так: зять принес деньги. Я тем временем составил расписку, этот тип подмахнул ее, и я выплатил ему задаток.
— А можно взглянуть на эту расписку?
— Пожалуйста. — Ленкейт достал тоненькую папочку, вынул из нее листок и положил перед Крейцером. Листок обычный, белый, вырванный из блокнота, а на нем Ленкейт написал синими чернилами расписку в получении четырех тысяч марок. Подпись Лжениколаи была неразборчива, та же небрежная закорючка, что и на расписке Кранепуля, и в бюро по приему объявлений.
— Берегите как следует эту бумажку, она хоть и подписана мошенником, но своих денег стоит. Когда мы его поймаем, ему придется выплатить все до последнего грошика, даже если на это потребуются годы.
— А вы уверены, что поймаете его? — спросил Ленкейт, укладывая расписку в папку, а папку — на прежнее место.
— Да, — невозмутимо ответил Крейцер, — а мотоциклиста вы хоть сколько-нибудь запомнили? Возраст, рост, поведение, манера говорить, голос?
— Я, признаться, мало его видел, он был весь закрыт. Мне кажется, это был молодой человек лет двадцати пяти или чуть моложе. Рост метр семьдесят примерно, довольно плотный, но я могу и ошибиться, потому что на нем был кожаный комбинезон. О голосе ничего сказать не могу, голос был вполне обычный, не то я бы его запомнил. А манера говорить? Вполне обычная, здесь все так говорят.
— Это мог быть студент?
Ленкейт пожал плечами.
— Да как вам сказать… Мог. Он был очень возбужден, очень быстро втолковывал что-то Николаи… Ну как это опишешь… Может, слегка визгливо или истерически, да, пожалуй, истерически и есть подходящее определение.
— А когда ваш зять принес деньги, он не видел Лжениколаи?
— Дайте поразмыслить. Значит, как это было?.. — Ленкейт задумчиво посмотрел на свои руки. — Нет, просто жена сказала мне, что Петер уже здесь. Я вышел к нему, и он передал мне деньги прямо в передней. Нет, он его не видел.
— Зато ваша жена видела. Я охотно поговорил бы с пей. Может, она что-нибудь запомнила?
— Позвать ее?
— Да, пожалуйста.
Ленкейт встал, открыл дверь и крикнул в пустоту передней:
— Бетти, Бетти, зайди сюда на минуточку.
Где-то хлопнула дверь, и немного спустя в комнату вошла фрау Ленкейт. Она предстала перед ними в синем шерстяном платье с белым воротником и белых элегантных туфлях. Голубые глаза под красиво изогнутыми бровями были окружены длинными ресницами, и, несмотря на толстый слой пудры и двойной подбородок, на ее розовом лице легко угадывались следы былой красоты. Вместе с ней в комнату вплыл аромат дорогих духов.
Крейцер подал ей руку и назвал себя. Она ответила ему приветливой улыбкой и обратилась к мужу:
— Я уже собралась уезжать. Ты ведь знаешь, что я на половину двенадцатого записана к врачу. У тебя неотложное дело?
— Этот господин из уголовной полиции, — сказал Ленкейт сдавленным голосом. — Он хочет задать тебе несколько вопросов.
Губы его тронула легкая усмешка, ему явно доставляло удовольствие припугнуть жену. Но из этого замысла ничего не вышло. Жена оправила складки платья и сказала:
— Господи, перестань наконец шутить. Я тебя серьезно спрашиваю, в чем дело.
Мужчины сели.
— Увы, это не шутка, госпожа Ленкейт. Ваш муж собирался купить «вартбург» и внес четыре тысячи марок задатка. Увы, он стал жертвой обмана. Человек, выдававший себя за доктора Николаи, на самом деле не был ни доктором Николаи, ни владельцем данной машины. Я попросил бы вас как можно точнее описать этого человека. Вы ведь его видели.
Фрау Ленкейт поджала цикламеновые губы, с шумом выдохнула через нос, переводя недоверчивый взгляд с одного на другого.
— Быть этого не может! Он оставил свой адрес. И объявление в газете, оно ведь тоже было настоящее. — Голос ее поднялся на целую октаву. — Как же он мог?..
— Это я тебе потом объясню, — перебил ее муж, — ты лучше отвечай на вопросы.
Она метнула в него ядовитый взгляд из-под полуопущенных век и сказала резко:
— Ладно, если ты непременно хочешь командовать. Задавайте ваши вопросы, молодой человек.
Ленкейт с довольной улыбочкой откинулся на спинку стула. Развернул леденец, далеко высунул язык, пальцами возложил на него сладкую лепешку и втянул язык, заведя при этом глаза, словно бы от чрезмерного удовольствия.
— Перестань кривляться! — яростно прошипела его жена и, обратись к Крейцеру, сказала: — Понимаете, я с превеликим трудом отучила его курить и приучила вместо этого сосать глюкозу. И вот он не упускает ни одного случая, чтобы не поддразнить меня. Мерзкая привычка.
Крейцер вежливо кивнул и спросил:
— Госпожа Ленкейт, как выглядел этот мошенник?
— Как бы вам сказать… По-моему, он был выше меня.
Ценность этого ответа была весьма сомнительна, так как во фрау Ленкейт было от силы сто пятьдесят пять сантиметров.
— Возраст, по-вашему, какой?
— Не могу вспомнить.
— Ну хоть приблизительно. Молодой или старый?
— Не знаю. Примерно от тридцати до пятидесяти.
Она вполне откровенно не желала задумываться над вопросами Крейцера. Однако Крейцер не вышел из терпения.
— Как он был одет? — спросил он, делая вид, будто не замечает ее сопротивления.
Глаза у фрау Ленкейт блеснули. Вопрос, судя по всему, затронул ту область, которая весьма ее занимала.
— Светло-желтый нейлоновый плащ, серо-бежевые ботинки, плетеные, кожаные. Ботинки мне бросились в глаза прежде всего — я питаю слабость к обуви и подумала, что хорошо бы такие для Петера, мужа моей дочери. В тон ботинкам были и перчатки: светло-коричневые, автомобильные, представить себе не могу, чтобы какой-то жалкий мошенник…
— Бетти! — перебил ее муж умоляющим голосом. — Бетти, не отвлекайся. Тебе и не надо ничего себе представлять. Твое дело рассказать, что ты видела.
— Лицо этого человека вы не запомнили?
Фрау Ленкейт поджала губы.
— Муж не дает мне рта раскрыть. Как же я могу отвечать вам?