Страница 97 из 116
— Его исключили? Плохо работал?
— Нет. Насколько мне известно, у него возникли принципиальные разногласия, с руководством.
— Принципиальные? Очень интересно!
— Ага, из-за одной женщины. Эта женщина пользовалась дурной славой, а ее хотели принять в члены кооператива. На общем собрании мой зять выступил против, и не один. И все-таки ее приняли. Тогда Давид сам подал заявление и вышел из кооператива.
— И чем же он стал заниматься?
— Он познакомился с Таподи, главным агрономом, который скупал и выхаживал племенных лошадей. Шайго работал на него, а потом… Кстати, если вы подозреваете в убийстве человека, у которого есть мотоцикл, займитесь Таподи, потому как Шайго сыграл с ним однажды скверную шутку!
— Скажите, зачем ваш зять хотел отравить свою жену?
— Чтобы от нее избавиться.
— Но ведь он долго жил с ней. Почему именно теперь?
— Из-за другой женщины. Он втюрился в одну бабу. А та — многодетная мать. Очевидно, хотел хозяйкой привезти ее сюда, па хутор.
— Как звали эту женщину?
— Какую эту?
— Многодетную мать.
— Ее звали Анна Тёре.
Майор Кёвеш вынул записную книжку. Он не хотел забыть это имя или, чего доброго, перепутать. Но уж если фиксировать одно имя, надо выяснить и второе.
— Так. А как зовут ту, первую, из-за которой он вышел из кооператива?
Дуба рассмеялся.
— Извините, прошу покорно. Только сейчас мне пришло на ум. Ту, первую, тоже звали Анна Тёре.
— Любопытный случай.
— И даже очень. Особенно если принять во внимание еще кое-что. Мой дорогой зять Давид Шайго не раз заявлял во всеуслышание, что он женится на Анне Тёре, как только умрет его супруга Маргит. А умрет, мол, она скоро.
Кёвеш помолчал, затем сделал знак шоферу. Тот понял и пошел к машине.
— Возможно, господин бывший прапорщик, вы нам еще понадобитесь. Поэтому предупреждаю, постарайтесь не отлучаться надолго из дому.
— Но ведь я рассказал вам все, что мне известно! И кроме того, как бы это выразиться, я должен отправиться в деловую поездку по поручению предприятия,
где я…
— Ничего, от поездки пока воздержитесь.
— Я готов ответить на любые ваши вопросы, в любое время, хотя бы сейчас. Но мне хочется знать…
— Если хочется, могу ответить. Возможно, нам придется вас арестовать.
Дуба словно лишился языка.
Кёвеш наблюдал, какой эффект произвела его последняя фраза. Он спросил:
— Вы помните фамилию председателя кооператива?
— Гудулич.
— А имя? Не Геза, случайно?
— Да, Геза.
Майор вздрогнул от удивления.
13
— Именем закона! Гражданин, следуйте за мной. Гудулич обернулся. Он не сразу узнал Кёвеша, но тотчас понял, что это шутка, и улыбнулся.
Человек семь цыган на мотоциклах с великим треском и шумом подъехали к зданию сельского совета. Завидев, издали приближавшегося Буриана, один из них с ликованием воскликнул:
— Сюда, сюда, товарищ старший лейтенант. Мы все здесь! А то уж мы начали подумывать, не надули ли вы нас!
Здесь были не только давешние барышники с конного базара, но и другие цыгане, приехавшие ради такого случая из дальних деревень.
— Это все наши кумовья, мы их по телефону вызвали,— с гордостью представил вновь прибывших цыган-организатор.— Уж если гонки, так пусть, и они
поборются за приз.
Буриан поначалу даже не понял, о чем идет речь и почему они окружили его кольцом. Гм. Теперь он вынужден был объяснить, зачем ему потребовалось переписать всех окрестных владельцев «панноний», а начинать объяснение сразу с конца он не мог. Пожалуй, этого и не следовало делать публично. Прихватив с собой добровольного организатора мотокросса, лейтенант вошел во двор сельсовета.
В это время неподалеку остановилась милицейская машина. Из нее вышел майор Кёвеш и, разминая затекшие ноги, попытался понять, что происходит. Он тотчас узнал Гудулича. Подойдя сзади, майор положил ему руку на плечо и шутливым, но грозным басом произнес:
— Именем закона! Гражданин, следуйте за мной. Гудулич вздрогнул и обернулся.
В отличие от Кёвеша он узнал его не сразу, но понял, что это шутка, и улыбнулся.
Издали, однако, вся эта сцена выглядела совсем иначе, и Дёзёке, сын Анны Тёре, следовавший за председателем на почтительном расстоянии, понял все именно так, как это выглядело для постороннего наблюдателя. «Да, как раз этого опасалась мама, дядю Гезу арестовали»,— вихрем пронеслось в сознании подростка, и беэ того взбудораженного множеством непонятных и тревожных событий за последние месяцы, а особенно за вчерашний и сегодняшний день.
Со всех ног мальчик бросился домой.
Мать он нашел на кухне.
Взглянув на сына, Анна тотчас догадалась о том, что произошло, но все же спросила:
— Что? Что случилось, Дёзёке?
Сын, который ревновал мать ко всем посторонним, упорно молчал. Анна трижды повторила свой вопрос, прежде чем получила ответ.
— Я бегу! Сейчас же, скорее! — воскликнула Анна. Ее осторожная мать стала просить:
— Не ходи никуда, Аннушка, сиди дома. Только беду на себя накличешь. Сиди и молчи! Гудулич сам сумеет себя выгородить.
Но Анну уже ничто не могло остановить. Она вихрем носилась из комнаты в сени, из сеней в кухню и снова в комнату, сбрасывая с себя домашнее и надевая выходное платье, туфли, шаль. Бабушка с внучкой, забившись в уголок, наблюдали за этим ураганом.
Она повязала было голову шелковой шалью, потом передумала, опустила ее на плечи — так будет скромнее. Глянув на себя в зеркало и увидев свои горящие глаза и пылающие щеки, Анна попыталась взять себя в руки.
Дёзёке, маявшийся в сенях, хотел, было следовать за матерью.
— Сиди дома! — прикрикнула на него Анна и сама испугалась своего резкого тона. Она привлекла голову мальчугана к груди и провела ладонью по его волосам. Жест этот был стремителен, но полон ласки. Она словно просила прощенья.
— А Эммушка? — спросил мальчик, видимо уже подчинившись ее приказу.
— Ее нет,— опять строго и холодно ответила мать.— Пока я не вернусь домой, ее нет.— И уже на ходу, у порога, резко и громко повторила еще раз: — Пока не вернусь, Эммушки нет! Молчи.— Прижав на мгновение палец к губам, она взялась за ручку двери.
Однако этим дело не кончилось. Младшая дочь, поняв, что мать собирается идти в село, выскользнула во двор.
— Мамочка, а я? А когда я пойду на ярмарку?
— Потом, Идука, вместе с Дёзёке.
— А я хочу сейчас, с тобой!
— Со мной нельзя. Сиди и жди.
Между тем во дворе сельского совета бушевали страсти.
— Значит, вы нас надули, товарищ старший лейтенант? Зачем вы пообещали устроить гонки? Глядите, сколько мы бензина пожгли, и все зря!
Буриан, подняв руку, пытался утихомирить разбушевавшихся мотоциклистов, жаждущих помериться силами.
— Сколько раз вам говорить! Сегодня мы только запишем имена, чтобы составить список участников.
Однако цыган-организатор чувствовал еще и личную обиду.
— Знай, я такое дело, стал бы я звонить по телефону с почты на свои кровные денежки! Шутка сказать, какие расходы! Кто мне теперь вернет мои семь форинтов шестьдесят? Нашли дурака, вот и плакали мои денежки!
Буриан исчерпал все возможные успокоительные средства для ликвидации конфликта. В самом деле, как и чем, покрыть эти непредвиденные расходы? А между тем для официального следствия все эти «паннонии» завтра же будут нужны.
В эту минуту Буриап увидел Анну Тёре — она поднималась по ступенькам парадного крыльца сельсовета, глаза ее сияли лихорадочным блеском. Буриан мгновенно забыл о своих препирательствах с мотоциклистами. Впрочем, они уже и сами поняли, что неудобно все же плакаться по поводу нескольких форинтов, и немного поутихли.
Прежде чем войти следом за Анной в коридор сельсовета, Буриан пробормотал цыганам еще две-три увещевательные фразы, но все его внимание было поглощено женщиной.