Крылья победы

Не возникало сомнений, что остальные здания — амбары и сараи, они также были увешаны различными символами охоты. Животные, населявшие загон, смахивали на млекопитающих, хотя, вполне возможно, таковыми и не являлись. Два вида смутно напоминали быков и лошадей, третий — овец. Животные были немногочисленны и явно не могли полностью обеспечивать обитателей дома пищей. В «голубятнях» сидели какие-то орнитоиды размером с добрую индюшку. Незапертые, они находились под наблюдением трех ястребиного вида охранников.

— Сторожевые псы, — сказал Турекян. — А точнее — сторожевые соколы.

Встревоженные появлением людей, хищники нервно кружили над двором.

— А можно я тоже с вами? — прозвучал из рации, укрепленной за ухом Уэбнера, голос Юкико.

— Ты там сиди наготове, — ответил ксенолог. — Нам еще предстоит познакомиться с хозяевами.

— Чего? — недоуменно повернулся к нему Турекян. — Их же тут нет. Увидели нас и дали деру.

— Такие робкие? — с сомнением спросила Юкико. — Азартные охотники — и трусы, как-то не очень это вяжется.

— Ни в коем случае, — уверенно сказал Турекян. — Скорее уж эти ребята весьма драчливы. Вот и взяли себе в голову, что мы — враги, ведь сами-то они никогда не заявятся на чужую землю без приглашения, просто так — только с нехорошими намерениями. Не зная в точности наших сил, они вполне благоразумно удалились. Думаю, их мужчины-бойцы — или кто уж там у них занимается такими делами — вернутся в самое ближайшее время.

— О чем это ты? — спросил Уэбнер.

— Как о чем? — недоуменно моргнул Турекян. — О туземцах. Ты же и сам их видел.

— Эти гигантские орнитоиды? Чушь.

— Как это? Они же вылетели из этого дома прямо у нас под носом.

— Домашние животные. — Черты узкого, костлявого лица Уэбнера сошлись в пренебрежительную усмешку. — Хотя, не буду отрицать, здесь перед нами некоторая загадка.

— Перед нами всегда загадки, — негромко заметила Юкико.

— Верно, — кивнул Уэбнер. — Однако факты и логика помогают разрешить любую из них. Не надо только усложнять нашу задачу надуманными псевдопроблемами. Кем бы они ни были, крылатые существа, улетевшие из дома, не могут быть софонтами. На планете земного типа, вроде этой, разум и способность летать абсолютно несовместимы. — Уэбнер расправил плечи. — Подозреваю, что обитатели дома забаррикадировались, — добавил он. — Нужно подойти поближе и жестами продемонстрировать свое миролюбие.

— Каковые жесты могут быть неправильно истолкованы, — с сомнением сказал Турекян. — А стрела или дротик убивают ничуть не хуже, чем бластер.

— Прикрой нас, Юкико, — скомандовал Уэбнер. — А ты, Арам, иди следом за мной. Если не совсем еще перетрусил.

Сопровождаемый озабоченным взглядом девушки, он двинулся вперед. Турекян тихо выругался и поспешил следом.

Двое исследователей почти подошли уже к двери, когда их накрыла тень. Они резко развернулись и подняли головы; в наушниках отозвался судорожный вздох Юкико.

В небе парил один из орнитоидов. Пробиваясь через крайние перья огромных его крыльев, солнечные лучи окрашивали их золотом, в остальном силуэт был темным, как грозовая туча. Второй такой же гигант круто пикировал с надветренной стороны.

Зрелище было устрашающим, лишь значительно позже люди осознали его величественность. Размах крыльев этих существ — около шести метров, впереди — пасть, полная белых острых клыков. Две ноги — длиной, а пожалуй, и толщиной с мужскую руку — оканчивались изогнутыми когтями, когти росли и около сгибов крыльев, взмах за мощным взмахом бросавших эти существа вперед с буквально пушечной скоростью. Воздух наполнился свистом и громом.

В руках мужчин мгновенно оказалось оружие. «Не стреляйте!» — словно откуда-то очень издалека донесся крик Юкико.

Великолепное чудовище было уже совсем рядом; бластер Уэбнера плеснул огненным лучом. Почти в тот же самый момент существо затормозило — резкий поворот крыльев, хлопающий звук, в лица людей ударил порыв ветра — и бросилось назад, вверх, на какие-то два метра не достигнув цели.

В мозгу Турекяна с отчетливостью гравюры запечатлелась картина, которую он будет потом рассматривать снова и снова. Атакующий явно был теплокровным, но, несмотря на перья, столь же явно не был птицей. Под мощной шеей выступала килевая кость, напоминающая форштевень корабля. Голова с тупым, коротким носом и без ушных раковин; наиболее фантастическим показался Турекяну рот этого хищника, рот с самыми настоящими губами. Язык и нёбо имели красноватый цвет. И два огромных золотых глаза, в которых стояла испепеляющая ненависть. По спине — гребень жестких, белых с черными кончиками перьев, — несомненно, управляющая плоскость, а заодно — защита объемистого, выпирающего назад черепа. Хвост — веерообразный, той же самой бело-черной расцветки. Темно-красное тело; голые кожистые ноги, и когти на них — желтые.

Выстрел Уэбнера угодил в маховые перья левого крыла, за яркой вспышкой последовало облачко дыма. Издав оглушительный визг, существо накренилось, развернулось и бросилось назад. Повреждение, похоже, не было особенно серьезным и не причинило боли, но теперь левое крыло могло работать лишь вполсилы.

Турекян успел заметить три параллельные щели, тянувшиеся вдоль тела, он даже успел подумать, что на другом боку должны быть еще три такие же; все это странным образом напоминало жабры. Еще он увидел, как при взмахе крыльев щели широко распахнулись — словно три пасти зевнули одновременно — и снова захлопнулись, когда крылья пошли вниз.

Затем Турекян бросился на Уэбнера.

— Брось эту штуку, придурок, — заорал он, вцепившись в правую руку ксенолога; после недолгой борьбы пальцы, сжимавшие оружие, разжались. Тем временем раненый, потерявший скорость орнитоид присоединился к своему товарищу, и они полетели прочь.

— Что ты делаешь? — Уэбнер попытался схватить Турекяна, но тут же упал от сильного, даже жестокого, толчка. Пилот вскинул свой увеличитель, однако орнитоиды уже скрылись за вершинами деревьев.

— Поздно, слишком поздно, — почти простонал он, выпуская прибор из рук. — И все по твоей милости.

Поднявшийся на ноги Уэбнер буквально трясся от ярости, его лицо побелело.

— Ты что, — выкрикнул он, задыхаясь, — совсем сгейзенбергился*?[2] Ведь я — твой командир!

— Пластиковыми утками тебе бы командовать, — с ненавистью сказал Турекян. — В тазике. Выстрелить в туземца — это надо же себе такое представить.

Уэбнер ошеломленно молчал.

— А в довершение ты не дал мне возможности присмотреться толком ко второму. Кажется, я заметил на нем ремни, придерживающие нечто вроде оружия, но уверенности нет.

— Арам, Вон, — взмолилась так и не выходившая из катера Юкико.

Еще несколько мгновений двое мужчин испепеляли друг друга взглядами. Затем Уэбнер глубоко вздохнул, выдохнул и пожал плечами.

— Думаю, — выдавил он, — на мне лежит обязанность привести ситуацию к какому-то разумному знаменателю, раз уж ты на такое не способен.

Ксенолог сделал долгую паузу.

— Веди себя подобающим образом, и тогда я прощу твои поступки, списав их на перевозбуждение. В противном случае придется подать рапорт с рекомендацией освободить тебя впредь от заданий, связанных с установлением первого контакта.

— Освободить? Меня?

Только большим усилием воли Турекяну удалось сдержать уже сжавшийся для удара кулак. Он громко, напряженно дышал.

— А может, вы обследуете лучше дом? — вмешалась Юкико.

Мысль о том, что нечто неизвестное — да вообще, что угодно — может таиться за этими каменными стенами, немного их охладила.

Хутор оказался полностью покинутым, на нем остались одни животные.

Дабы не восстанавливать туземцев против себя еще сильнее, исследователи не стали взламывать дверь, а вошли через окно с помощью личных антигравов. Каждый этаж состоял всего из одной-двух комнат — хозяева дома, судя по всему, ценили простор и высокие потолки значительно больше, чем уют. Этому странным образом противоречили узкие ступеньки винтовых лестниц, соединявших этажи. Украшения ограничивались аскетически строгими орнаментами. Мебель — почти исключительно столы и скамейки, нигде ничего, даже отдаленно напоминающего кровать. Спят ли вообще туземцы, а если спят, то как, стоя или сидя? Ничего такого уж невероятного, есть много существ, способных по желанию намертво закреплять свои суставы.

2

Придуманное автором слово, означающее «сошел с ума». Происходит от известного отзыва Нильса Бора на созданную Вернером Гейзенбергом (вместе с Вольфгангом Паули) нелинейную квантовую теорию: «Все мы согласны, что эта теория — безумна. Вопрос, который нас разделяет, состоит в том, достаточно ли она безумна, чтобы иметь шансы на успех»