Страница 2 из 57
– А я и не знал, что ты говоришь по-испански, – сказал я ему потом.
– Я и не говорю, – ответил Ганс – Но в тот день научился.
Он рекомендовал мой третий роман, «Татуированный город», знакомому голливудскому продюсеру, который роман купил и в конечном итоге снял по нему фильм. Я был очень обязан Гансу и всеми силами стремился отплатить за добро.
Когда я вошел в «Личину» после обеда с Патрисией, вид у меня был, наверное, как у Питера Лорри в «М», потому что Ганс сразу же подошел и сказал, что выгляжу я дерьмово.
– Дерьмо-то какое – собачье или человеческое? Это большая разница.
– Что с тобой?
– Я только что обедал со своим агентом, и она сделала из меня отбивную.
– Мистер Байер?
Мгновенно нацепив улыбку, я обернулся, и мне прямо в морду сверкнула фотовспышка. Когда множество солнц, прилепившихся к моей сетчатке, отгорели, я различил круглолицую женщину в футболке с престижным лейблом и больших очках в серебристой оправе.
– Не возражаешь, Ганс? – Она всучила ему фотоаппарат и встала рядом со мной, взяв под руку. Ганс сосчитал до трех и снова ослепил меня вспышкой.
– Меня зовут Таня. Когда будете надписывать книги, не забудьте, пожалуйста, что меня зовут Таня.
– Хорошо.
Она взяла свой фотоаппарат и поспешила прочь. Обняв за плечи, Ганс увлек меня в дальний угол, где дожидались стол и кресло.
– Таня всегда покупает по два экземпляра твоих книг. Второй дарит сестре.
– Да благословит ее Бог!
Я уселся, и ко мне стали нерешительно подходить первые любители автографов, словно боясь меня потревожить. Я по мере сил старался быть любезным, всегда спрашивал у них имя и писал что-нибудь личное, чтобы они, взглянув на надпись, улыбнулись. «Завтрак с Чарльзом. Благодарю за разделенную трапезу». «Дженнифер – с приветом от Кудесника». «Тане, которая всегда покупает две книги и заслуживает двойной благодарности за поддержку». За раздачей автографов, улыбками и короткой болтовней время шло незаметно.
– Меня зовут Вероника. У меня целая пачка, так что будет здорово, если вы просто надпишете их и... Ну, понимаете, просто надпишете.
Когда она подошла к столу, Ганс протянул мне стакан кока-колы, и когда девушка заговорила, я не смотрел на нее. Поставив стакан, я увидел самую верхнюю книжку в пачке – немецкое издание моего первого романа.
– Черт возьми! Где вы ее раздобыли?
Я с улыбкой взглянул на Веронику и замер. Это была калифорнийская блондинка; ее платиновые волосы волнами ниспадали на плечи, а кожа была такой блестящей и гладкой, что если пробудешь рядом слишком долго, то придется сесть себе на руки, чтобы чего не вышло. Ее огромные зеленые глаза светились дружелюбием, но в них были глубина и ум, которые оценивали тебя и в то же время манили. Полные губы казались почти пурпурными, хотя было ясно, что губной помадой она не пользуется. Это был декадентский рот, явно чересчур декадентский для такого лучезарного лица, и я не знал, нравится ли мне такое противоречие. Оно зажгло меня, но я не понял, понравилось ли оно мне.
– Я купила ее в Германии, когда была там. Я пытаюсь собрать все издания ваших книг, но это нелегко.
– Вы коллекционер?
– Да нет. Я просто люблю ваши книги.
Я открыл книгу на титульном листе.
– Значит, ваше имя...
– Вероника. Вероника Лейк. Моя ручка замерла.
– Как?
Она рассмеялась глубоким, мужским смехом.
– Да, вот такое имя. Наверное, моя мать была не чужда садизма.
– И вы так похожи на нее! Это все равно, что вам назвать сына Кларк Гейбл.
– Ну, в Южной Америке детишкам дают имя Иисус.
– Да, и потому они, когда умрут, могут попасть на небеса. А вы, Вероника, когда умрете, попадете в Голливуд.
Я надписал книгу и потянулся к следующей. Японское издание. За ним последовало испанское. Не считая собственных полок, я нигде не видел подобной коллекции.
– Вы пишете такие книги, которые я сама бы написала, если бы только умела. Я их понимаю.
– Вы не выйдете за меня замуж?
Она мило надула губы:
– Вы ведь женаты.
Я продолжил надписывать книги:
– Уже почти нет.
Но тут я ощутил чью-то руку у себя на плече и незабываемый запах одеколона моего незабываемого редактора Аурелио Пармы.
– Сэм-обманщик! Фараонов-то куда задевал?
Я мгновенно насторожился:
– Обманщик? Ты на что это намекаешь, Аурелио?
– Да нет. Я просто пришел понаблюдать за тобой. Я его редактор, – обернувшись к Веронике, важно сообщил Аурелио в лучшей манере типа «L'etat, c'est moi»* [«Государство – это я» (фр.).] и ослепил девушку своей итальянской улыбкой.
– А я его поклонница, – ответила она без тени улыбки.
– Тут она тебя обскакала, босс.
Аурелио не любил, когда его обскакивали, и бросил на Веронику взгляд, от которого растаял бы пармезан, а она в ответ посмотрела на него будто на сноску петитом. Моя поклонница победила, и он удалился.
– А вы дипломат, Вероника!
– Я пришла сюда повидать вас, мистер Байер. Мне нужно всего пять минут. А он и так занимает все ваше время.
– Этого он от меня никогда не дождется, – пробормотал я, снова берясь за ручку.
– Я понимаю, здесь не место заниматься бизнесом, но я снимаю документальные фильмы. Мне бы действительно хотелось снять что-нибудь о вас. Вот моя визитная карточка. Если вас заинтересует, позвоните. Даже если не хотите сниматься, я буду страшно рада, если вы позвоните.
– Я польщен.
Я закончил надписывать ее книги. Она сгребла их и наклонилась ко мне:
– Я серьезно.
Эта женщина была одинаково хороша как с фронта, так и с тыла. Ее прямота немного пугала, но в то же время радостно возбуждала. Следующий поклонник, шмякнув на стол свою – то есть мою – книгу, раздраженно заметил:
– Ну, сколько можно...
– Прошу прощения. Как ваше имя?
Болтовня с Вероникой замедлила ход времени, и я поспешил взять хороший темп, стараясь не отвлекаться. Так продолжалось полчаса, пока я не взглянул на оставленную мне визитную карточку. Еще одно потрясение.
В моем романе «Татуированный город» центральный момент – это когда главный злодей снимает рубашку, и героиня впервые видит его спину. У русских уголовников спины покрыты всевозможными причудливыми татуировками. Работа выполняется бритвенными лезвиями, иголками и чернилами, приготовленными из мочи и жженых каблуков. Тюремная татуировка рецидивиста иллюстрирует его автобиографию – какие преступления он совершил, где пристрастился к наркотикам, где стоит в уголовной иерархии. Каждый образ символичен: алмаз означает, что владелец татуировки полжизни провел в тюрьме, паук – что он специализировался на кражах со взломом, и т. д. На моем злодее ангелы, русские церкви, мосты, драконы, облака, деревья и прочее занимали почти каждый дюйм спины, сливаясь в своего рода наивистскую фреску с видом Града Господня.
Каким-то образом Вероника Лейк раздобыла ту же фотографию, вдохновившую меня несколько лет назад, и воспользовалась ею для своей визитной карточки. В точности та же картинка, только с фамилией и телефоном, тисненными серебром поверх изображения. Картинка, воспоминание о том, как я некогда воспользовался ею в своем сюжете, дерзость Вероники... от сочетания всего этого у меня по спине пробежала дрожь. С тех пор, как я встретил свою последнюю жену, ни одна женщина так меня не интриговала.
Но день еще не кончил играть со мной шутки. Когда раздача автографов закончилась, я с мормонским рвением запудрил Аурелио мозги насчет новой книги, заверив его, что все идет как надо, вот погоди, сам увидишь, – и поспешил к дверям. Свою машину я оставил в гараже на окраине и теперь, чтобы доехать туда, поймал такси, надеясь выбраться из города еще до часа пик.
Дорога домой в Коннектикут занимала добрых два часа, если не случится задержек, но только я выехал на Вест-сайдское шоссе, как попал в пробку. Если уж вам придется где-то застрять, то лучше всего – на этой дороге, поскольку оттуда открывается приятный вид на реку Гудзон с движущимися вверх и вниз по течению всевозможными плавсредствами. Я засунул в магнитофон кассету с текущим бестселлером и успел прослушать две главы чьего-то текста, прежде чем машины снова двинулись. После моста Джорджа Вашингтона дело пошло лучше. Я прибавил скорость, радуясь, что этот день натянутых улыбок и ложных обещаний для меня закончился.