Страница 35 из 65
– Может, вы слишком строги со своим ребенком, Том. – Я не мог себя заставить встретиться с ним взглядом.
– Знай вы моего Фрэнни, вы бы так не сказали.
– Может, я в его годы сам был таким, так что знаю, что говорю.
– Билл…
– Ваш заказ. – Элис с грохотом поставила передо мной тарелку.– Еще чего-нибудь?
Бледные желтки резко контрастировали с темно-коричневым, как древесная кора, беконом. Кулинарный шедевр а-ля Скрэппи.
Я улыбнулся ей. Она не ответила на улыбку.
– Что-то не так?
– Да. Я еще заказывал картофельные оладьи.
– Не, не заказывали. Тут вмешался мой отец.
– Заказывал-заказывал. Я сам слышал.
Элис нахмурилась и уперла руку в бок, без слов говоря: «Что, хочешь устроить скандал?» Мне вспомнилось, что, когда я был помоложе, мы, мальчишки, исходя от похоти при виде Элис, называли ее «сучка сисястая». Но было это в те далекие времена, когда мир еще не сделался политкорректным. Но я вспомнил про Элис и еще кое-что – куда как более важное.
Махнув рукой на картошку, я сказал:
– Бог с ним. Я от нее толстею. А вопрос вам задать можно?
Ее рука не убралась с бедра.
– Это смотря о чем.
– Вы знаете сына этого человека – Фрэнни Маккейба?
Ее лицо медленно расплылось в широкой улыбке.
– Конечно, я знаю Фрэнни. Славный парнишка.
– Славный? Как это? В каком смысле?
– А вы его не знаете? Здорово на него похожи. – Она взглянула на отца, согласен ли он.
– Мы о нем сейчас говорили, спорили, что о нем могут думать другие.
– Я же говорю – Фрэнни славный.
Голос ее снова зазвучал по-хамски. У меня возникло желание запустить ей яичницу в разрез платья, но я сдержался – сначала мне нужно было выведать у нее кое-что, а стоит ее вывести из себя, и пиши пропало.
– Значит, славный, и больше ничего?
Молоденькая официантка скосила взгляд на своего папашу. Он по-прежнему сидел, уткнув нос в свою туалетную бумагу, так что она могла поболтать с нами.
– Когда Фрэнни заявляется сюда с дружками, он разыгрывает из себя этакого крутого парня. Но без них он довольно милый и ведет себя очень даже прилично.
Прямо в яблочко! Давай-давай, Элис, расскажи-ка Тому эту историйку.
Но она, похоже, не собиралась вдаваться в подробности, и мне пришлось ее подстегнуть:
– Значит, славный? Это как?
– Да вот так. Я как-то поссорилась со своим парнем. Ну мы с ним, ясно, были никакие не Оззи и Харриет[91]. Ну вот, раз вечером мы с ним тут здорово сцепились… – Она опять оглянулась – чем там занят босс. – Ну и я, совсем того… разревелась, ну точно припадочная. Хорошо, тут почти никого не было, только Фрэнни и заметил. Но он был такой славный! Он тут был без дружков, и мы с ним часа два проговорили. Его же ведь никто не заставлял. Не корчил из себя крутого, ничего такого, просто был славный. И говорил кучу всяких умных вещей. Он много говорил о людях вообще, и я потом много об этом думала. А на другой день он снова пришел. И пластинку мне подарил – я ему говорила, что мне она нравится, «Concrete and Clay»[92]. Ему этот диск тоже нравился. И это его тоже никто не заставлял. Парень он что надо, ваш Фрэнни. – Последнюю фразу она произнесла, глядя в упор на отца.
Я довольно хмыкнул.
– Хорошая история, Элис. А теперь как насчет моих картофельных оладий?
Теплота из ее глаз вмиг куда-то испарилась.
– Что вы сказали?
Подавшись вперед, я громко – Скрэппи услышал бы меня даже с того света – произнес:
– Я сказал, что хочу получить картофельные оладьи, которые я пока так и не получил, детка!
– Это там что такое? – раздалось из-за кассового аппарата. Голос напоминал вой артиллерийского снаряда. Услышав его, наша официантка галопом припустилась за моей картошкой.
А я тем временем принялся поглощать вредную еду со своей тарелки – великолепный вкус. Заправив в рот несколько кусков яичницы, я ткнул вилкой в направлении отца и изрек:
– Бывает, что и овца рядится в волчьи одежды, Том. Попробуйте как-нибудь потихоньку заглянуть ночью к нему в комнату – может, он читает под одеялом с фонариком.
Он ухмыльнулся глупости такого предположения. Враг общества номер один читает под одеялом? Но что-то в моих словах, видимо, тронуло его, и в следующую минуту вид у него стал такой, будто еще чуть-чуть – и он мне поверит.
Мы замолчали, но тишина меня не тяготила, с меня довольно было и того, что я снова рядом со своим стариком, потягиваю жидкий кофе у Скрэппи. И как бы чудовищно это ни звучало, но я ценил его тем сильнее, что знал, какой будет жизнь без него. Сколько бы это – сон, кошмар или бог знает что еще – ни длилось, я не променял бы это место ни на какое другое на земле. Я был готов сколь угодно долго сидеть в этой забегаловке, убеждая моего скептически настроенного отца, что его сынок не так уж плох и хорошее начало в нем рано или поздно возьмет верх.
Посетители входили и выходили, но в столовой было относительно тихо. Пока я ел, мы с отцом почти не разговаривали. Элис принесла-таки мою картошку, но запустила порцию вдоль по стойке, будто летающую тарелочку. Отец заказал у другой официантки булочку с черникой и стакан апельсинового сока и быстро расправился с ними. Я принялся вычищать свою тарелку последним кусочком тоста, чтобы ни капли вкусноты не пропало. Покончив с этим, я посмотрел налево и увидел, что она направляется прямо к нам.
Ее звали мисс Гарретсон. Виктория Гарретсон. Она была учительницей музыки в начальной школе Крейнс-Вью. Всегда полненькая и розовощекая, она горела могучей – такой, что просто штаны рвет, – любовью к своему предмету, отчего большинство ее учеников неизбежно проникались отвращением к источнику этой страсти. Целых три года она и меня учила музыке. Ненавидеть ее было нельзя, потому что дети обычно ненавидят только тех учителей, которые в полном смысле этих слов мучают и унижают их каким-нибудь жутким способом. Мы просто не могли выносить того энтузиазма, с которым она размахивала руками и надувала щеки, дирижируя нашим исполнением песен Стивена Фостера[93], или звеня на треугольнике, или тряся маракасами[94]. Я ей должен быть благодарен за то, что и секунды не стану переживать, если ни разу в жизни больше не увижу и не услышу маракасов. Какой она была внешне? Ее можно было принять за молодящуюся продавщицу из отдела постельного белья в крупном универмаге, расхваливающую свои товар с чрезмерным пылом. Или за секретаршу в офисе далекой от процветания риэлтерской фирмы. Или за чью-нибудь тетушку.
– Том! Что ты тут делаешь в такую рань? Том? Мисс Гарретсон знакома с моим отцом? Настолько близко, что зовет его по имени?
– Вики! Привет! Между прочим, я мог бы и тебя о том же спросить.
Вики?
Она молча остановилась и сцепила руки в замок, разглядывая меня. У нее были толстые губы, покрытые, как штукатуркой, темной помадой. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить: она ждет, что ее формально представят или что мы оба встанем как истинные джентльмены. Отец и в самом деле встал, а я остался сидеть.
– Вики Гарретсон, это Билл Клинтон.
Кивнув, я одарил ее подобием улыбки. Она окинула меня оценивающим взглядом. Я мысленно перенесся на сорок лет назад, когда ее взгляд имел совсем иной смысл: застегнута ли молния на моих древних брюках, не вымазал ли я во время завтрака джемом свою футболку Клуба Микки Мауса.
– Вики работает учительницей в нашей школе.
– Теория музыки и хоровое пение, – с гордостью соврала она. Единственная теория, которую преподавала эта бабенка, гласила: «Вынь-ка, мальчик, палец из носа и читай ноты». Но мне это понравилось – мисс Гарретсон лжет, чтобы произвести на меня впечатление.
– А вы чем занимаетесь, мистер Клинтон?
91
…мы с ним… были никакие не Оззи и Харриет…– «Приключения Оззи и Харриет» (1952-1966) – популярнейший телесериал Дэвида Нельсона и Оззи Нельсона, нечто среднее между семейной комедией и реалити-шоу.
Оззи Нельсон играет Оззи Нельсона, его супруга Харриет Хиллиард – Харриет Нельсон, их дети Дэвид и Рикки Нельсон тоже играют сами себя. И в фильме, и в жизни Рикки Нельсон (Эрик Хиллиард Нельсон, 1940-1985) стал рок-звездой.
92
И пластинку мне подарил… «Бетон и Глина»,– «Concrete and Clay» (1965) – песня Брайана Паркера и Томми Меллера, единственный суперхит английской группы Unit 4+2.
93
Стивен Фостер (1826-1864) – американский композитор, многие песни которого популярны до сих пор.
94
…тряся маракасами.– Маракасы – кубинский ударный инструмент: сушеные тыквы, наполненные семенами тропических плодов. В русский язык пришли с грамматической ошибкой: maracas – это уже множественное число, а единственное – marаса.