Страница 112 из 129
— Вы спрашиваете мое мнение? — тоже улыбаясь, спросила мисс Райт.
— Конечно!
— Я думаю, что если бы вы были способны торговать секретами мистера Вулфа, он давно бы выгнал вас.
— Но я же объяснил, что мне немного не повезло.
— Не думаю, чтобы это было так уж серьезно. Я тоже не простофиля. Разумеется, что вы… то есть мистер Вулф, правы в одном: мне действительно очень хотелось бы узнать, о чем миссис Фромм советовалась с ним. Да это и естественно. Интересно, что бы все же произошло, если бы я собрала деньги и вручила вам?
— Это легко узнать.
— Вероятно, есть и более простой способ. Я могу поехать к мистеру Вулфу и спросить у него.
— А я скажу, что вы лжете.
— Вполне возможно… Тем более что Вулф не признает, что сам послал вас ко мне с подобным предложением.
— Особенно когда он не делал этого.
Карие глаза на миг сверкнули, но затем в них снова появилось сурово–спокойное выражение.
— Знаете, мистер Гудвин, что мне больше всего не нравится? Больше всего мне не нравится, когда меня принимают за полнейшую идиотку. Так и передайте мистеру Вулфу. Скажите ему, что я не возражаю против его попытки проделать со мной этот маленький трюк, но я категорически возражаю против такой недооценки меня.
— Но сама затея вам понравилась, правда? — ухмыляясь, спросил я.
— Да, очень.
— Ну, что ж, наслаждайтесь этим и совсем бесплатно.
Я повернулся и вышел. В приемной на диване все еще сидел Сол. У меня мелькнула мысль о необходимости предупредить его, что ему придется встретиться с особой, читающей чужие мысли, но обстановка для разговора, конечно, была неподходящей, и я тут же отказался от этой затеи.
Я позвонил Вулфу, отчитался, а потом зашел освежиться стаканом кока–колы. Мне и в самом деле хотелось пить, но еще более хотелось спокойно проанализировать свои действия. Допустил ли я грубую ошибку, или мисс Райт оказалась слишком умна? Допивая кока–колу, я решил, что лучше вообще держаться от женщин подальше, что, к сожалению, было неосуществимо.
Мой следующий адрес находился совсем недалеко, в старом и непрезентабельном здании на Сорок третьей улице, рядом с Пятой авеню. На лифте я поднялся на четвертый этаж, вошел в дверь, на которой висела табличка со словами «Современная мысль», где меня ожидал весьма приятный сюрприз. Сидевшая у коммутатора хорошенькая маленькая цыпочка с чудесной фигуркой и живыми глазенками приветствовала меня такой кокетливой улыбкой, словно хотела сказать, что поступила сюда на работу лишь в надежде когда–нибудь встретиться тут со мной.
Разумеется, я с удовольствием пошел бы ей навстречу, начав, например, с вопроса, какие орхидеи она любит, но времени до полудня оставалось мало, и я лишь улыбнулся, сказав, что хочу повидать мистера Липскомба, и вручил ей свою визитку.
— Ого, визитная карточка, — с уважением заметила девушка. — Классно! — Однако, прочитав все написанное на карточке, снова взглянула на меня, уже чуть менее приветливо, а затем ловко воткнула штекер, соединилась с кем–то, обменялась несколькими фразами, вернула карточку и сказала:
— Через приемную в третью дверь налево.
Считать до трех мне не пришлось. Не успел я пройти и пары шагов по темному узкому коридору, как одна из дверей распахнулась и возникший в проеме субъект крикнул мне так громко, словно он стоял на противоположном берегу широкой реки: «Сюда!», а затем снова скрылся. Когда я вошел, он стоял спиной к окну, глубоко засунув руки в карманы брюк. Комната была маленькой, а письменный стол в ней и два стула выглядели так, словно их привезли со свалки.
— Мистер Липскомб?
— Да.
— Вы знаете, кто я?
— Да
— У меня есть к вам конфиденциальное дело сугубо личного характера.
— Да?
— Только совершенно между нами. Я хочу сделать вам одно предложение, исходящее лично от меня.
— Какое?
— Обменять информацию на наличные деньги. Как издателю журнала это для вас не цена. За пять тысяч долларов я полно и точно изложу вам беседу миссис Фромм с мистером Вулфом в прошлую пятницу.
Липскомб вынул руку из кармана, почесал щеку, а затем снова сунул руку в карман.
— Мой дорогой, — на этот раз уже не повышая голоса, заговорил он, — я не миллионер, а журналы вообще не покупают так информацию. Обычно это делается вот как: под мое честное слово вы расскажете, чем располагаете, и, если ваша информация окажется заслуживающей опубликования, мы поговорим о цене. Если мы не договоримся, никто ничего не потеряет. — Он повел плечами. — Разумеется, я мог бы напечатать хорошо продуманную и интригующую статью о Лауре Фромм, которая была очень умной женщиной и крупным деятелем, однако пока я не могу даже представить себе, какой информацией вы можете располагать. О чем она?
— Я не имел в виду статью для вашего журнала, мистер Липскомб. Я имел в виду информацию лично для вас.
Липскомб нахмурился, и, если он притворялся, у него это получилось хорошо.
— Боюсь, что не понимаю вас.
— А все так просто! Я слыхал весь их разговор. В тот же вечер миссис Фромм была убита, вы причастны к этому, а я располагаю…
— Чушь! Я не причастен к убийству. Я — литератор, мистер Гудвин, и привык работать со словами, но беда–то в том, что многие употребляют их, часто не отдавая себе отчета в их подлинном значении. Я готов согласиться, что вы употребили слово «причастен» ошибочно, так как в противном случае оно означает, что вы клеветник. Я не причастен.
— Ну хорошо, хорошо. Вы обеспокоены?
— Конечно. Я не был близок к миссис Фромм, но относился к ней с большим уважением и гордился тем, что знаю ее.
— Вы тоже были в гостях у Горанов в пятницу вечером и оказались одним из тех, кто последним видел ее. Полицейские по–своему тоже специализируются в употреблении слов, а они уже задавали вам много вопросов и будут задавать еще. Вы говорите, что обеспокоены… Я подумал, что вы согласитесь заплатить пять тысяч долларов с тем, чтобы больше не беспокоиться.
— Это начинает походить на шантаж, не так ли?
— Убейте, не знаю. Вы специалист по употреблению слов, а я ведь невежда.
Липскомб выхватил руки из карманов, и у меня даже мелькнула мысль, что я почувствую их на себе, но он только потер ладони.
— Если это шантаж, — заметил он, — следовательно, вы намерены угрожать мне чем–то. Предположим, я заплачу вам. Что же дальше?
— Я вам не угрожаю. Вы получите информацию, вот и все.
— Ну а если я вам не уплачу?
— Вы ничего не узнаете.
— А кто узнает?
— Я уже сказал, что ничем не угрожаю, — сказал я, качая головой, — лишь пытаюсь продать кое–что.
— Угроза может и подразумеваться. В прессе сообщалось, что Вулф расследует убийство миссис Фромм.
— Верно.
— Но она не поручала ему этого расследования, она не могла предполагать, что ее убьют. И все ж она что–то поручила Вулфу…
— Комментариев не имею.
— Так не пройдет! — Липскомб покачал головой. — Я не могу договариваться с вами, не зная, о чем идет речь. Я вовсе не обещаю, что мы с вами сойдемся и после того, как вы расскажете мне все. — Он повернулся ко мне спиной и некоторое время молчал, глядя в окно, а затем принял прежнюю позу и продолжал: — Я не думаю, Гудвин, что нашей беседе поможет, если я назову ваше поведение так, как оно того заслуживает. Бог мой! И вы подобным образом зарабатываете деньги?! Я, например, отдаю все свое время, весь талант и всю энергию, пытаясь улучшить род человеческий, а тут появляетесь вы! Вас, конечно, это не трогает — вас интересуют только деньги. Боже милосердный! Деньги?.. Хорошо, я подумаю и позвоню вам… А может быть, и нет. Номер вашего телефона есть в справочнике?
Я ответил утвердительно и, не желая более выслушивать нотации о том, какой я нехороший, особенно по сравнению с ним, тихонько выбрался из кабинета. Маленькая жизнерадостная штучка у коммутатора, возможно, и хотела бы меня ободрить, но я гордо прошествовал мимо, решив, что ей вредно даже краткое общение с отвратительным типом, вроде меня.