Страница 4 из 161
Рейвен слышал все до единого слова. Почему это его разыскивают? Ведь он не оставил никаких следов. Это он знал наверняка. Он не из тех, кто может вообразить черт знает что. Картина места преступления отпечаталась у него в мозгу так же ясно и отчетливо, как на фотоснимке, — только фотографий у него не было. Нет у них никаких улик. Он не выполнил приказа, прихватив с собой пистолет-автомат, зато теперь, когда оружие под мышкой, чувствуешь себя безопаснее. И потом, если бы они напали на след, его бы задержали уже в Дувре. Со сдержанной злостью он слушал эти голоса. Его мучил голод. Он ничего не ел почти сутки, но теперь, имея две сотни фунтов в кармане, может купить что угодно — все, что только заблагорассудится.
— ...Вполне возможно, — соглашался старик. — Сегодня вечером он глумился над рождественскими яслями моей бедной жены.
— Чертов задира, — поддержала девушка. — Ни капельки не пожалею, когда вы его засадите.
«Они меня ненавидят», — с изумлением сказал он себе.
— Противный-препротивный, — продолжала Элис. — От этой его заячьей губы у меня прямо мурашки по всему телу...
— Да уж, клиент не из приятных.
— Я бы его не держал, — оправдывался старик, — да он платит. Таких разве выгонишь. В наше-то время.
— Есть у него друзья?
— Не смешите меня, — сказала Элис. — У него — друзья! Что бы он с ними делал?
Стоя на коленях в маленькой темной будке, глядя снизу на стекло, с пистолетом в руке, он тихонько засмеялся: «Это они обо мне говорят, обо мне».
— Ох ты и зла на него! Что он тебе, интересно, сделал? Он же вроде хотел подарить тебе платье.
— Уж такие у него идиотские шутки.
— И все же ты хотела его забрать.
— А вот и нет. Неужели вы думаете, я бы приняла от него подарок? Я хотела сдать его обратно и показать ему деньги. Вот была бы потеха!
И опять с чувством горького изумления он подумал: «Они меня ненавидят. Пусть только сунутся, всех перестреляю».
— Как бы я хотела врезать ему по этой его губе! Вот была бы потеха! Я говорю, вот бы потеха-то была!
— Я поставлю человека на той стороне улицы, — закончил незнакомец. — Моргните ему, когда ваш клиент явится.
Дверь кафе закрылась.
— Эх, жены нет на месте, — сокрушался старик. — Она бы и десяти шиллингов не пожалела за такое зрелище.
— Я ей позвоню, — сказала Элис. — Болтает, наверное, у Мэсонов. Пусть и миссис Мэсон пригласит. Пусть все теперь потешатся. Не далее как неделю назад миссис Мэсон говорила, что не желает больше видеть его мерзкой рожи в своей лавке.
— Да-да, Элис, будь умницей, позвони ей.
Рейвен протянул руку вверх и выкрутил лампочку из патрона, потом встал и прижался к стенке будки. Элис открыла дверь и оказалась рядом с ним. Не успела она крикнуть, как он закрыл ей ладонью рот и предупредил:
— Не опускай монету, а то буду стрелять. Только пикнешь, тут же прикончу. Делай, что я тебе скажу. — Он шептал ей в ухо. Они были так близко, как будто лежали в одной постели. Ее кривое плечо уперлось ему в грудь. — Сними трубку. Сделай вид, что говоришь со старухой. Давай. Мне тебя застрелить — раз плюнуть. Говори: «Алло, фрау Грёнер».
— Алло, фрау Грёнер.
— Рассказывай все.
— Рейвена разыскивают.
— Почему?
— Из-за пятифунтовой ассигнации. Его уже поджидали в магазине.
— То есть?
— У них записан ее номер. Она краденая.
Его обманули. Мозг работал с механической точностью, как арифмометр. Только загрузи его цифрами — и ответ готов. Им овладела глубокая слепая ярость. Будь мистер Чамли сейчас с ним в будке, он бы застрелил его, застрелил безо всякой жалости.
— Откуда?
— Тебе лучше знать.
— Не груби. Откуда?
Он даже не знал, на кого работает мистер Чамли. Одно только ясно: ему не доверяют. Подстроили все так, чтобы от него можно было избавиться. Мальчишка-газетчик прошел по улице, крича: «Ультиматум! Ультиматум!» Слова пронеслись в его мозгу, нисколько его не затронув: к нему это как будто не имеет ни малейшего отношения. Он повторил:
— Так откуда?
— Не знаю. Не помню.
Приставив пистолет ей к спине, он попытался уговорить ее:
— Вспомни, неужто не можешь? Это важно. Я ничего не крал.
— Ну еще бы! — зло сказала она в молчавшую трубку.
— Ну пожалуйста. Мне только и надо от тебя, чтобы ты вспомнила.
— Честное слово, не могу.
— Я ведь подарил тебе платье, правда?
— Нет, неправда. Ты просто пытался сбыть эти деньги, только и всего. Ты не знал, что номера ассигнаций разосланы по всем магазинам города. Они даже в нашем кафе есть.
— Если бы я действительно их украл, зачем бы я тогда стал спрашивать, откуда эти деньги?
— Вот будет потеха, если тебя засадят за то, чего ты не делал.
— Элис, — раздался голос старика, — она идет?
— Я дам тебе десять фунтов.
— Краденых-то денег? Нет уж, спасибо, Ваша Щедрость.
— Элис, — снова позвал старик. Было слышно, как он идет по коридору.
— Будь справедлива все-таки, — мрачно буркнул он, ткнув ее пистолетом под ребра.
— Он мне говорит о справедливости, — сказала она. — Гоняет, как в тюрьме. Бьет почем зря. Пепел по всему полу. Молоко в мыльнице. Хватит с меня этой грязи. Справедливости захотел, как же!
Прижатая к нему в тесной темной будке, она вдруг стала для него желанной. Он так этому удивился, что на время позабыл о старике, пока тот не открыл дверь.
— Ни слова, или я всажу в тебя пулю, — выразительно прошептал он из темноты. Он велел Элис выйти из будки. — Поймите, — сказал он, — меня им не взять. В тюрьму я не пойду. Мне ничего не стоит всадить пулю в любого из вас. Плевать я хотел на виселицу. Моего отца повесили... а ему хоть бы что. Марш оба в мою комнату. Кто-то должен за это ответить.
Загнав их к себе, он запер дверь изнутри. Внизу в кафе настойчиво звонил какой-то посетитель. Он повернулся к ним:
— Прикончить бы вас обоих. О моей губе тут трепались. Вы что, по-человечески никак не можете?
Рейвен подошел к окну. Спуститься вниз здесь было очень просто, потому он и выбрал эту комнату. На глаза ему попался котенок, он разгуливал, как крошечный тигр, по краю комода, боясь спрыгнуть. Он взял его и бросил на постель, тот попытался его укусить. Выбравшись на плоскую оцинкованную крышу, Рейвен взглянул на небо. Облака заволокли луну, и земля, холодный, безжизненный шар, двигалась вместе с ними в бесконечную тьму.
4
Энн Краудер ходила взад и вперед по комнате в своем тяжелом твидовом пальто. Ей не хотелось тратить шиллинг на газовый счетчик, потому что до утра все равно на столько не нагорит, а деньги пропадут зря. Она говорила самой себе: «Как мне повезло, что я получила это место. До чего хорошо — завтра я снова пойду работать». Но слова звучали как-то неубедительно. Было уже восемь часов. Еще четыре часа до полуночи они проведут вместе. Придется обмануть его и сказать, что она поедет десяти-, а не пятичасовым поездом, иначе он рано отправит ее спать. Он такой. Никакой романтики. Она с нежностью улыбнулась и подышала на озябшие пальцы.
Внизу раздался звонок. Она подумала, что дверной, и подбежала к зеркалу в шифоньере. Свет от тусклой лампочки был слишком слаб, чтобы определить, как будет выглядеть ее косметика в сиянии огней танцевального зала «Астория». Она опять начала подкрашиваться: если он решит, что она выглядит усталой или слишком бледной, — уведет домой без разговоров.
В двери показалась голова квартирной хозяйки.
— Ваш кавалер. Просит к телефону.
— К телефону?
— Да, — отвечала хозяйка, бочком протискиваясь в комнату и, видимо, рассчитывая поболтать. — Судя по голосу, он чем-то расстроен. Я бы сказала, торопится. Чуть не оглушил меня, когда я поздоровалась с ним.
— А-а, — воскликнула Энн, — он всегда такой. Не обращайте внимания.
— Он, мне кажется, хочет отложить встречу, — продолжала хозяйка. — Всегда одно и то же. Девушки, которые много разъезжают, вряд ли могут рассчитывать на хорошее отношение. Вы сказали «Дик Уиттингтон»?