Страница 16 из 142
Поблагодарив, Рэчел стала торопливо укладываться. Генри заметил, что руки ее слегка дрожат. Наблюдая, как беспорядочно запихивает она в чемодан вещи, комкая вместе платья и белье, и туда же засовывает туфли, он подумал, что эта суетливость не соответствует ее педантичному характеру. Но такие события могли потрясти даже столь невозмутимую особу, как Рэчел Филд.
Когда чемодан был закрыт, Генри поблагодарил Рэчел за помощь и, попросив ее оставить свой адрес сержанту, отпустил.
Оставшись один, он снова внимательно огляделся. Где–то в этой комнате – он был уверен – находится ключ к разгадке всей таинственной истории. Он стал припоминать свидетельские показания.
Некоторые свидетели что–то скрывают – это ясно. Но что? Вероятно, это касается личной жизни Элен. А ее личная жизнь тесно связана со службой. Не станет ли дело яснее после поездки в Хиндхерст?
Генри вздохнул и пошел взглянуть на черный ход. Ничего примечательного он там не обнаружил. Подъезд обслуживался старым грузовым лифтом. Наружная дверь вела в захламленный двор и была снабжена английским замком. Элф уверил Генри, что оба ключа от этой двери всегда у него. Один он носит в связке, второй висит на гвоздике в швейцарской. Когда звонят с черного хода, Элф посылает кого–нибудь из курьеров открыть дверь. Элф не без смущения признался, что этим утром разрешил впустить гепарда.
– Я ведь знал, что мистер Хили его заказывал, – объяснял швейцар, – а держать этакую зверюгу во дворе поостерегся.
– Вам следовало спросить разрешения у сержанта, – пожурил его Генри. – Ну да ладно.
И, покинув Элфа, он отправился беседовать с Николасом Найтом.
Глава 6
У входа в ресторан Генри увидел дверь с изящной черной табличкой: «Николас Найт. Ателье мод. Первый этаж».
Салон занимал весь этаж. Пол был устлан белым ковром, атласные черные портьеры перехвачены толстыми белыми шнурами. На каминной полке стояла огромная ваза белых лилий и алых роз. Возле двери за старинным столиком орехового дерева восседала немыслимо белокурая девица и красила ногти серебряным лаком. Увидев Генри, она, томно покачиваясь, двинулась ему навстречу.
– Чем мгу слжить? – спросила девица с каким–то невероятным прононсом. На старенький плащ инспектора она взглянула как садовник на слизняка.
– Я хотел бы видеть мистера Найта, – сказал Генри и вручил ей свою карточку.
– Присядьте, – сказала блондинка. – Я узнэю, свобэден ли эн. – И, кокетливо покачиваясь, исчезла.
Не успел Генри примоститься на краешке золоченого кресла, как она вернулась.
– Мистер Нэйт примт вас сечасжэ, – сообщила она уже более почтительно.
Она провела Генри за черные занавеси и потом вверх по маленькой винтовой лестнице. Здесь, как и в редакции «Стиля», бросалась в глаза разница в убранстве между парадной приемной и рабочими помещениями.
Лестница была ободранная, пушистый белый ковер, сменился вытертым линолеумом. Поднявшись вверх. Генри услышал женские голоса, доносившиеся из–за полуоткрытой двери слева. На правой была надпись: «Кабинет».
– Он в этэлье, – сказала блондинка. – Вхдите пэжэлста.
Войдя в дверь, он чуть не выскочил обратно. В комнате было полно людей. Кипы тканей, катушки, лоскуты, булавки, эскизы фасонов, перья, искусственные цветы, манекены, бусы – все это было перемешано в ужасном беспорядке. С противоположного конца комнаты доносился непрерывный стрекот швейных машинок. Полдюжины девушек в коричневых халатах нажимали на педали, крутили колеса и ловкими, искусными руками направляли под иглы куски дорогой ткани. Но не это ошеломило инспектора: прямо перед собой он увидел сто с лишним – как ему показалось – девиц в одних бюстгальтерах и трусиках. И, лишь заметив бесчисленное множество Николасов Найтов, выстроившихся бесконечными рядами, он догадался, что этот эффект создавали отражающие друг друга зеркала. В действительности было лишь три полуголых девицы, но и этого казалось достаточно.
Николас Найт обматывал кусок зеленого атласа вокруг бедер четвертой манекенщицы – брюнетки с головой Нефертити. Стоя неподвижно, как статуя, она с интересом рассматривала свои ярко–красные ногти. На ней также не было ни платья, ни сорочки, только беленький бюстгальтер.
– Входите, – неразборчиво произнес Найт. Он держал во рту булавки.
– Может быть, мне лучше… – начал Генри, приготавливая путь к отступлению.
– Сейчас освобожусь! Дайте стул мистеру Тиббету!
Одна из раздетых красавиц сняла с табуретки кусок темно–синего бархата. Другая нимфа, небрежно смахнув с нее пыль куском золотой парчи, придвинула табуретку к Генри. Он поблагодарил и сел. Его поразило, что появление незнакомого мужчины ничуть не смущает раздетых девиц.
Найт взял кусок зеленого атласа, задрапировал его вокруг груди манекенщицы и сколол булавкой.
– Рене, душенька, повернитесь медленно, – попросил он. Девушка начала грациозно поворачиваться. Найт придирчиво оглядывал ее.
– Еще, еще. Стоп! – он что–то поправил. – Еще немного, дорогая. Теперь пройдитесь. – Покачивая бедрами, Рене направилась к швейным машинам. Найт следил за ней, сощурив глаза. – Все в порядке. Стоп. Достаточно, душа моя… Марта!
– Да? – пожилая полная женщина в черном, как из–под земли, выросла за его спиной.
– Снимите это с Рене и передайте закройщикам, – распорядился он. – Для нижней юбки можно взять «toile» номер 18. Срочно. Это для леди Прендергаст.
Появилась китаянка в самом странном одеянии, какое когда–либо видел Генри: длинное вечернее платье, сделанное из цельного куска грубого светлого холста, густо испещренного карандашными метками.
– Я надела «toile» номер 24, мистер Найт. Мисс Марта говорит… – начала китаянка с легким приятным акцентом.
– Пусть она говорит все, что угодно, но я сейчас занят, – перебил Найт. – Вы видите, меня ждут. Ступайте.
Китаянка пожала плечами и удалилась. Найт повернулся к Генри.
– Мне ужасно неприятно, что я заставил вас ждать, инспектор! Но на следующей неделе состоится показ моих летних моделей, к тому же сезон в разгаре, и все женщины в Лондоне, как сговорившись, что–то себе шьют…
Генри заметил, что молодой художник и вправду выглядит усталым. Они прошли в кабинет Найта, где царил еще больший хаос, чем в ателье. Стол и стены были покрыты эскизами платьев. К большинству из них пришпилено по несколько лоскутков. Оставшаяся: часть комнаты утопала под сугробами газет и фотографий, среди которых Генри обратил внимание на одну, где была снята Вероника, явно собирающаяся спрыгнуть с Эйфелевой башни. Николас сбросил с кресла пачку газет и предложил Генри сесть. Сам он сел с другой стороны стола в вертящееся кожаное кресло, раскрыл золотой портсигар и протянул Тиббету.
– Сигарету, инспектор! Ну вот, теперь можно и поговорить. Генри начал мягко, чуть ли не робко.
– Я не рассчитываю, мистер Найт, что вы сможете мне многое сообщить. Но, но почему–то мне кажется, что ваши суждения могут оказаться ценными.
Николас просиял.
– Все, что в моих силах… – Он сделал широкий жест рукой. Казалось, он уже преодолел свою нервозность, так удивившую Тиббета в ресторане.
– Для начала скажите, знали ли вы Элен Пэнкхерст?
– Нет. То есть почти не знал. Я о ней, конечно, слышал, но мне чаще приходится иметь дело с сотрудниками отдела мод – Терезой, Бет и другими.
– Сейчас я пытаюсь, – сказал Генри, – воссоздать картину подлинных взаимоотношений между некоторыми людьми.
Найт вдруг перестал улыбаться, он будто чего–то испугался.
– О чем вы говорите, инспектор?
– Я говорю об отношениях мисс Пэнкхерст с другими сотрудниками редакции.
– А–а, – успокоился Найт. – Я расскажу вам все, что знаю. – Он помолчал, словно обдумывал, с чего начать. – Вы, конечно, понимаете, что мир моды – необычный мир.
– Мне все это твердят, – ответил Генри.
– Дело не в том, что люди в нем не такие, какими кажутся, – сказал Николас. – Наоборот, они даже преувеличивают свои качества.