Страница 60 из 62
— Я люблю тебя еще сильнее, чем прежде.
— Скажи это стихами, — всхлипывая, попросила Лита.
— Не знаю, что бы ты хотела услышать, но я прочту своего любимого Тютчева. — Мартов улыбнулся и, вдохнув полной грудью, продекламировал на одном дыханье:
Лита прижалась к Георгию всем телом. Она уже давно ощущала себя с ним одним целым. Невозможно было представить, что раньше она могла жить без него, без своей второй половинки.
— Я буду любить тебя всю ночь, — прошептал он ей на ухо и поцеловал.
По телу молодой женщины прокатилась горячая волна. Прилив желания захлестнул обоих, отбросив все ненужное. Они занимались любовью исступленно, распаляясь все больше и больше. Они не могли насладиться друг другом, продлевая обладание, томясь от неуемного желания. В эти минуты не существовало ничего, кроме жадных ласк. Необузданный напор сменили изощренные ласки, наконец, долгожданный пик эмоций. Утомленные и еще не пришедшие в себя, они лежали, обнявшись. Первым зашевелился Мартов. Он поцеловал Литу в щеку и, мягко освободившись от ее рук, пошел в ванную.
— Прошу, мадам, — с наигранной веселостью сказал он, приглашая жену последовать его примеру. Он хотел поскорее лечь в кровать, потому что еще в ванной как-то странно почувствовал себя. В груди все сжалось, сильная боль в сердце не давала дышать. Он хотел позвать Литу, но не то что крикнуть, говорить не мог. Едва переведя дыхание, он присел на край ванны, согнувшись. Почувствовав некоторое облегчение, он поднялся и посмотрел на себя в зеркало. Пора поделиться с Литой своей тайной. Что за ребячество, честное слово! Разве может это как-то повлиять на их отношения? Конечно, она станет проявлять неуемную заботу о нем, подключит к этому Елену Васильевну. Он не против, просто созданный им образ никак не вязался с валидолом, щадящим режимом, поздним подъемом по утрам без тренажеров. Мартов почувствовал, что сердце стучит с перебоями, то размеренно, то в бешеном темпе. Он испуганно прижал ладонь к груди и попытался применить свое испытанное средство.
Несколько раз попытался глубоко вдохнуть, но каждый раз словно нож вонзался в сердце, заставляя Георгия морщиться от невыносимой боли. Собравшись, он зашел в спальню. Ему даже хватило сил сказать эти два слова… Последние слова. Готовясь покинуть этот мир, любой захочет произнести что-то незабываемое, высокое, наполненное смыслом. Но кто знает, когда настанет последняя минута? Так и получилось, что в первый и последний раз Георгий обратился к любимой не по имени, не как обычно нежно, а высокопарным «мадам». Это слово резануло ей слух, и, отправляясь в ванную, Лита оглянулась.
— Гера, не называй меня так больше, а то я чувствую себя лет на двадцать старше тебя. — Его молчание она расценила как согласие и юркнула за дверь. Когда через пару минут вернулась, он все так же лежал в полумраке, глядя, как она заходит в комнату. Запрыгнув под одеяло, Лита положила руку ему на плечо. Неприятный звук, похожий на храп, она встретила смехом:
— Кто-кто обещал любить меня всю ночь напролет. Кто же такой обманщик?..
Потом она пыталась вспомнить свои последние слова, обращенные к Мартову. Она старательно перебирала события последних минут, как будто это могло что-то изменить. Память воскрешала только его нежные слова, поцелуи, объятия. Цепь обрывалась.
Лита никогда не думала, что у нее столько слез. Они лились сами собой, делая мокрой подушку, сбившиеся волосы. Она лежала в доме родителей на своей кровати, где провела столько бессонных ночей, мечтая о том, чего лишилась теперь навсегда. Какое жестокое слово «навсегда». Мама то и дело заглядывает в комнату, едва приоткрывая дверь. Они с отцом тоже тяжело восприняли неожиданную смерть Мартова. Владимир Петрович очень плохо себя чувствовал и за день ни разу не поднялся с постели. Кира Сергеевна так и разрывалась между двумя комнатами, где на все ее слова реагировали одинаково — просили оставить в покое. Елена Васильевна согласилась какое-то время побыть с нею. Стеблова была рада тому, что не осталась в одиночестве в огромном пустом доме. Вместе горе переносилось легче. При Богдановых ей приходилось держать себя в руках. К тому же близость Литы не позволяла расслабляться.
Все вокруг перестало существовать. Под действием бесконечных уколов молодой женщине удавалось ненадолго уснуть. Но тяжелый сон заканчивался, и соленые потоки вновь струились по ее щекам. Сколько времени она провела в таком состоянии, она не знала. Шторы были задернуты. Она не хотела смотреть на солнце, которое больше не светило ему. Она укрывалась, отворачивалась к стене и закрывала глаза, ожидая, когда же подействует успокоительное лекарство. Лита просила дать ей возможность хоть во сне встретиться с Георгием, но, кроме черноты, она не видела ничего.
Кира Сергеевна приносила и уносила нетронутую еду. Ей было невыносимо видеть страдания дочери. Оставалось только ожидать, пока время — лучший доктор в таких случаях — поможет Лите прийти в себя. Время шло, и в один из дней она подошла утром к окну и резко раздвинула шторы. От яркого солнца заслезились глаза. Лита открыла окно, вдохнув всей грудью еще прохладный воздух. Машины, как всегда, мчались по дороге, люди куда-то спешили или медленно направлялись по своим делам. Детский смех раздался совсем рядом. Неожиданно для себя Лита улыбнулась этому. Потом одернула себя: как она может теперь улыбаться?! Получалось, что может. Вокруг жизнь тоже не остановилась. Кому из этих идущих, едущих людей есть дело до того, что не стало ее мужа? Уляжется газетная шумиха, забудутся траурные телевизионные репортажи, и, может, только ради приличия через год о нем вспомнят как о преуспевающем бизнесмене, основавшем свою империю. Теперь на его месте окажется другой, выбранный советом директоров. Какое-то время все будет идти по-старому, а потом наполнится новым смыслом, задачами, планами. Лите приходили в голову мысли, связанные с работой Георгия, как будто это было единственное, о чем мозг разрешал ей думать. Она спрашивала себя, что он не успел сделать, как жаль, что все его задумки теперь останутся на бумаге. И она ничем не может помочь осуществиться этому. Если бы он был писателем и оставил после себя рукопись, она без промедления занялась бы ее изданием. Так ей было бы легче. Она словно продолжала бы его дело и внесла свой вклад в то, что он не успел завершить. Если бы у них был ребенок, она бы не чувствовала себя настолько одинокой. Частичка Георгия навсегда осталась бы рядом с нею, придавая смысл жизни. И Мартову не хватало именно этого — своего продолжения, о котором он сначала говорил много, а потом перестал. И не потому, что стал думать по-другому. Просто боялся обидеть Литу, лишний раз напоминая, что она не подарила ему счастья стать отцом их детей.
Лита отошла от окна, села в кресло. Нужно постепенно возвращаться к жизни или навсегда уйти из нее за ним. Других вариантов нет. Ведь нельзя существовать в промежуточном состоянии между жизнью и смертью. Надо хотя бы немного привести себя в порядок, а потом она что-нибудь придумает. Гере бы не понравилась ее полная раздавленность. Он надеялся, что научил ее быть сильной, стойкой. Она не должна разочаровать его. Однако реально она чувствовала разбитость, апатию. Лита решила дать себе возможность вернуться в реальный мир. Пройдет еще немного времени, она соберется с силами и начнет работать, каждый день встречаться с людьми, нуждающимися в душевном равновесии, как и она сейчас. Георгий тоже находил успокоение в работе, когда было тяжело. Она последует его примеру. Для начала Лита решила вернуться в их дом.
Кира Сергеевна только всплеснула руками, когда, обернувшись, увидела дочь за спиной. Исхудавшая, бледная, с темными кругами под газами. Казалось, что она тяжело болела и теперь постепенно встает на ноги.