Страница 19 из 160
Экономка сухо попрощалась с нами, и мы ушли.
– Интересно, – сказал я, когда мы с Пуаро вышли из дома, – какие бумаги могла перепутать девушка, если это привело Экройда в такое бешенство? Может быть, в них ключ к тайне?
– Секретарь говорит, что на письменном столе не было важных бумаг, – спокойно сказал Пуаро.
– Да, но… – Я умолк.
– Вам кажется странным, что Экройд пришел в ярость из–за таких пустяков?
– Да, пожалуй.
– Но такие ли это пустяки?
– Мы, конечно, не знаем, что это за бумаги, но Реймонд говорит…
– Оставим пока мсье Реймонда. Что вы скажете о ней?
– О ком? О старшей горничной?
– Да, о старшей горничной, Урсуле Борн.
– Она кажется симпатичной девушкой, – с запинкой ответил я.
Пуаро повторил мои слова, но подчеркнул второе слово:
– Она кажется симпатичной девушкой.
Затем, немного помолчав, он вынул из кармана листок и протянул мне. Это оказался список, который инспектор утром передал Пуаро.
– Взгляните, друг мой. Вот сюда.
Проследив за указующим перстом Пуаро, я увидел, что против имени Урсулы Борн стоит крестик.
– Может быть, вы не заметили, мой друг, но в этом списке есть одно лицо, чье алиби никем не подтверждается. Урсула Борн.
– Не думаете же вы?…
– Доктор Шеппард, я ничего не смею думать. Урсула Борн могла убить мистера Экройда, но, признаюсь, я не вижу мотива, а вы?
Он пристально посмотрел на меня. Так пристально, что я смутился, и он повторил свой вопрос.
– Никакого мотива, – сказал я твердо.
Пуаро опустил глаза, нахмурился и пробормотал:
– Поскольку шантажист – мужчина, следовательно, это не она.
– Но… – Я запнулся.
– Что? – Он круто повернулся ко мне. – Что вы сказали?
– Ничего, только, строго говоря, миссис Феррар в своем письме упомянула человека, а не мужчину. Но мы, Экройд и я, приняли это как нечто само собой разумеющееся.
Пуаро бормотал, не слушая меня:
– Но тогда, возможно… да, конечно, возможно, но тогда… Ах, я должен привести в порядок мои мысли! Метод, порядок – вот сейчас они мне особенно необходимы. Все должно располагаться в нужном порядке, иначе я пойду по неверному следу. Где это – «Марби»? – неожиданно спросил он, снова обернувшись ко мне.
– За Кранчестером.
– Как далеко?
– Миль четырнадцать.
– Вы не смогли бы съездить туда? Скажем, завтра?
– Завтра воскресенье… Да, смогу. А зачем?
– Поговорить с этой миссис Фоллиот об Урсуле Борн.
– Хорошо, но мне это не совсем приятно.
– Сейчас не время колебаться – от этого может зависеть жизнь человека.
– Бедный Ральф, – вздохнул я. – Но ведь вы верите в его невиновность?
– Хотите знать правду? – серьезно спросил Пуаро.
– Конечно.
– Тогда слушайте, мой друг: все указывает на него.
– Что? – воскликнул я.
– Да, – кивнул Пуаро. – Этот глупый инспектор – а он глуп как пробка – все сводит к нему. Я ищу истину – и истина каждый раз подводит меня к Ральфу Пейтену. Мотив, возможность, средства. Но я сделаю все, что от меня зависит, я обещал мадемуазель Флоре. А эта малютка верит. Глубоко верит.
Глава 11
Пуаро наносит визит
Мне было немного не по себе, когда на следующее утро я позвонил у ворот «Марби Грендж». Я не очень–то понимал, что надеялся узнать Пуаро. Он поручил это дело мне. Почему? Потому ли, что ему – как при попытке расспросить майора Блента – хотелось самому оставаться в тени? Если в первом случае это желание было понятно, то на этот раз оно казалось совершенно бессмысленным. Мои размышления были прерваны появлением подтянутой горничной. Да, миссис Фоллиот дома. Оказавшись в гостиной, я с любопытством огляделся в ожидании хозяйки дома. Старинный фарфор, гравюры, скромные портьеры и чехлы на мебели – короче говоря, дамская гостиная в лучшем смысле слова. Я оторвался от созерцания гравюры Бартолоччи,[23] когда в гостиную вошла миссис Фоллиот – высокая шатенка с приятной улыбкой.
– Доктор Шеппард? – неуверенно спросила она.
– Да, разрешите представиться, – ответил я. – Прошу извинить за непрошеный визит, но мне хотелось бы получить кое–какие сведения о вашей бывшей горничной, Урсуле Борн.
При упоминании этого имени любезная улыбка слетела с уст миссис Фоллиот, и от ее манер повеяло холодом. Она казалась смущенной, даже растерянной.
– Урсула Борн? – повторила она с явным колебанием.
– Да, может быть, вы забыли, кто это?
– Я… Нет, помню превосходно.
– Она ушла от вас около года назад, если не ошибаюсь?
– Да. О да. Именно так.
– Вы были ею довольны? Сколько времени она пробыла у вас?
– Ну… год, может быть, два, я точно не помню… Она… Она очень добросовестная. Вы будете ею довольны. Я не знала, что она уходит из «Папоротников».
– Вы не могли бы рассказать мне о ней?
– Рассказать?
– Ну да. Откуда она? Из какой семьи? То, что вам известно.
– Не имею ни малейшего представления.
– Где она служила до вас?
– Боюсь, я не помню. – Миссис Фоллиот начала сердиться. Она откинула голову – движение почему–то показалось мне знакомым. – Все эти вопросы необходимы?
– Конечно, нет, – ответил я, удивленный ее поведением. – Я не думал, что вам это неприятно. Простите.
Ее гнев прошел, она снова смутилась.
– О нет. Уверяю вас, я охотно отвечу на ваши вопросы. Только мне показалось странным… Да, немного странным… Только и всего.
Преимущество профессии врача в том, что мы привыкли распознавать, когда люди нам лгут. Все поведение миссис Фоллиот показывало, что она не хочет отвечать на мои вопросы. Очень не хочет. Она была взволнована и чувствовала себя неловко – здесь скрывалась какая–то тайна. Эта женщина явно не умела и не любила лгать, а потому смущалась так, что даже ребенок понял бы, что она лжет.
Но не менее ясно было и то, что больше она мне ничего не скажет. Какая бы тайна ни окружала Урсулу Борн, от миссис Фоллиот мне ее не узнать. Потерпев поражение, я снова извинился, взял шляпу и ушел.
Заглянув к некоторым пациентам, я вернулся домой к шести часам. Каролина сидела за столом с еще не убранной чайной посудой. На ее лице было хорошо знакомое мне выражение торжества: либо она что–то от кого–то узнала, либо что–то кому–то сообщила. Я подумал: «Что именно?»
– У меня был очень интересный день, – начала Каролина, как только я опустился в кресло и протянул ноги к камину.
– Вот как? Мисс Ганнет заглянула попить чайку?
Мисс Ганнет – одна из наших главных разносчиц сплетен.
– Попробуй еще, – с невероятным самодовольством предложила Каролина.
Я попробовал еще и еще, перебирая одного за другим всех, кого Каролина числила в своей разведке, но каждую мою догадку сестра с торжествующим видом отметала в сторону, отрицательно покачивая головой. В конце концов она по собственному почину открыла тайну:
– Заглянул мсье Пуаро! Ну, что ты об этом думаешь?
Подумал я о многом, но Каролине, разумеется, ничего не сказал.
– Зачем он приходил?
– Повидаться со мной, конечно. Он сказал, что, будучи так близко знаком с моим братом, он взял на себя смелость познакомиться с его очаровательной сестрой… с твоей очаровательной сестрой… Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать.
– О чем же он говорил? – спросил я.
– Он рассказывал мне о себе и о раскрытых им преступлениях. Ты знаешь этого князя Павла Мавританского, того, который женился на танцовщице?
– И что?
– Я недавно читала о ней очень интригующую статью в «Светском калейдоскопе». Там намекалось, что на самом деле эта танцовщица – русская великая княжна, дочь царя, которой удалось спастись от большевиков. Так вот, мсье Пуаро открыл тайну загадочного убийства, к которому их припутали. Князь Павел был исполнен благодарности.
– А булавку с изумрудом величиной с голубиное яйцо он ему подарил? – спросил я с издевкой.
23
Бартолоччи Франческо (1727–1815) – итальянский гравер, живший в Англии.