Никогда не забудем

Назавтра она опять покормила нас. Мы спросили, где найти деревню с партизанами.

— Идите, деточки, прямо, там спросите, — и она показала, в какую сторону идти.

Мы поблагодарили добрую бабушку, простились и пошли дальше.

Тетя Вера была из поселка Лучный Мост, Селибского сельсовета, Березинского района. Мы решили пробираться туда. Крестьяне в деревнях знали этот поселок. В каждой деревне мы спрашивали:

— Как пройти в Лучный Мост?

Нам объясняли и показывали дорогу. Так мы прошли двенадцать деревень, пока не попали в деревню Барсучино, недалеко от того поселка. Остановились в хате крестьянина Кардимона. Здесь мы не боялись — немцев и близко не было. Рассказали крестьянину, кто мы такие. Он сходил в поселок и передал все, что узнал, Алексею Борисевичу, отцу тети Веры. Он забрал нас к себе. Но оставаться в поселке нам нельзя было. Сюда иногда наезжали полицаи. Мы попросили Борисевича, чтоб он передал партизанам из бригады Тихомирова, что мы здесь.

Через два дня приехали два партизана: Жора и дядя Витя. Мы обрадовались им. Расспросили, где теперь наш отряд.

— Ушел и уже далеко, — сказал дядя Витя. — Если б вы пришли дня на два раньше, мы б отвезли вас туда.

Я спросила, где моя мама и сестра Аня. Живы ли.

— Живы, — ответил он. — Они в отряде.

Дядя Витя и Жора отвезли нас в партизанскую деревню Мирославка. Там нас распределили по разным квартирам. Я попала в семью Павла Григорьевича Запрудского. Я скоро привыкла к ним.

Хорошо познакомившись с хозяйкой, тетей Анютой, я сказала, что я — еврейка, что моя мама и старшая сестра в партизанах, а отец в Красной Армии. Но я просила ее никому не говорить об этом. И она не сказала даже мужу.

У Павла Григорьевича было четверо детей, все их хозяйство разграбили полицейские. Хозяева ели одну картошку. Но это были очень хорошие люди. Они относились ко мне, как к родной. Я прожила у них год и два месяца. За это время не раз немцы и полицаи совершали налеты на деревню. Хозяева уводили меня на какой-нибудь хутор или в лес. Павел Григорьевич и тетя Анюта заботливо относились ко мне. Однажды я сказала, что хочу научиться прясть, и дядя Павел сделал мне маленькую прялку.

В июне 1944 года пришли наши. Из бригады прислали партизана, который забрал меня и отвез в отряд. Здесь я встретилась с мамой. От радости и счастья мама не выдержала и заплакала. Потом она спросила, как мы бродили по лесу, как жили. Я подробно ей все рассказала.

После расформирования бригады мы с мамой приехали в Минск. Вскоре вернулась сестра.

Где теперь Тоня и Светлана — не знаю.

Инна Красноперка (1934 г.)

г. Минск.

О моем товарище

С Мишей Заловичем мы крепко дружили. Жил он неподалеку от меня. Мы вместе учились в школе, вместе катались на самодельных коньках и на санках, играли в снежки. Летом работали на колхозном поле, а в свободное время бегали купаться на реку. Часто на лугу, где-нибудь под кустом, просиживали целыми часами за чтением интересной книги. Читали мы по очереди вслух. Любили помечтать о том, как окончим семилетку, поедем учиться в город, гадали, кто кем будет из нас. Кроме того, Миша знал множество сказок и умел их интересно рассказывать. Незаметно летели дни нашего счастливого детства.

И вдруг все это оборвалось: началась война…

На этой войне погиб мой друг.

Вот как это было.

Темнело. На улице, как всегда, было шумно от наших голосов. Мы ловили разных жуков, дразнили летучих мышей…

И вдруг все заговорили: «Война»… «Война»…

Страшную весть о войне принес из местечка один наш колхозник. Ребята бросили игры и удрученные разошлись по домам. Это была наша последняя беззаботная игра.

Через несколько дней война докатилась и до нашего колхоза. Сначала мы слышали отдаленные взрывы, от которых дрожала земля. Потом взрывы стали громче, сильнее, в окнах звенели и высыпались стекла. А вечерами мы видели отблески больших пожаров на западе.

Но самое Страшное началось с приходом немцев. В первые дни они, как голодные звери, набрасывались на кур и поросят. Потом начали расправляться и с людьми. Каких только мук не испытал народ, попавший в лапы к лютым фашистам.

Мы с Мишей ходили на болото и там прятались от немцев. На этом болоте после боев осталось много оружия. Мы собирали его. Вечером, в темноте, возвращались домой и приносили с собой винтовку, или револьвер, или гранату, или еще что-нибудь. Прятали в укромные тайники, причем в разные места и с таким расчетом, что если уж кто и найдет, то не все сразу. Конечно, я знал, где и что прятал Миша, и он тоже. Часть оружия мы закопали на болоте.

Однажды осенней ночью немцы и полицаи сделали налет на нашу деревню. Они ворвались в хату отца Миши. Миша успел выбежать в сени, но там его задержал полицай.

— Пусти меня! — смело сказал Миша. — Я не из этого дома, я — пастух и был здесь по очереди.

Полицай поверил и отпустил Мишу. Было холодно. Пронизывал сырой осенний ветер. Миша был в одной рубашке, но, не замечая холода, изо всех сил бежал за деревню.

Немцы схватили родителей Миши, трех сестер и младшего брата. Раздетых выгнали на двор и повели за деревню.

Брат Миши бросился удирать и сразу же был смертельно ранен. Родители рвали на себе волосы, глядя, как умирает их сын.

Немецкие палачи вывели семью Заловичей за деревню, к амбару, поставили к стене и расстреляли.

Тяжело описать, как переживал мой друг смерть своих родителей. Несколько дней проплакал горькими слезами. Люди успокаивали его, но это не помогало. Миша один из всей семьи остался в живых. Он не находил себе места. У него была одна мысль: отомстить немецким палачам. А как это сделать?

За лесом проходило шоссе. Б тихие дни оттуда доносился шум немецких машин. Это надоумило Мишу, и он решил пойти на дорогу, устроить засаду. Откопал две гранаты, достал из-под балки запалы, укутанные в тряпки, собрал все и направился на дорогу. Выбрал удобное место. Вставил запалы и принялся ждать.

На дороге показались две машины. Миша приготовился. Первую пропустил, на машине ехали солдаты. За ней шла вторая — открытая, легковая. Миша увидел офицеров с серебряными погонами. «Вот кого я должен уничтожить», — решил он. И когда машина подошла ближе, размахнулся и бросил гранату. Раздался взрыв. Машина вместе с немецкими офицерами взлетела в воздух.

Машина с солдатами, которая шла позади, остановилась. Миша бросил в нее вторую гранату, а сам убежал в лес.

Пока подъехали новые машины, Миша был уже далеко. Немцы подняли бешеную стрельбу. Пули барабанили по деревьям, свистели над головой. Но ему удалось убежать из-под обстрела. Немцы постреляли и поехали. Идти в лес они побоялись.

В тот день Миша первый раз за последнее время почувствовал радость: он мстил фашистам. Все его мысли были об одном: уйти к партизанам, с ними вместе воевать против врага.

Люди потом говорили, что, мол, это партизаны тогда смело напали на немецкие машины. Никто не знал того, что все сделал один двенадцатилетний Миша Залович, который и партизан-то еще никогда не видал.

О партизанах уже ходили слухи. То в одном, то в другом месте они нападали на немцев и уничтожали их-. Люди стали смелее, знали, что у них есть защитники. Немцы и их прислужники — полицаи — поджали хвосты и в некоторые деревни даже боялись показываться. И в своих гарнизонах ночью все время пускали ракеты, чтоб чувствовать себя смелее.

Как-то поздней осенью в нашу деревню пришли вооруженные люди. Было их много. Сначала мы не знали, кто они, и бросились прятаться. Во время войны все, кто мог, вырыли себе блиндажи и замаскировали их. Иногда даже соседи не знали, где у кого выкопано убежище.

Вдруг люди заговорили: «Это наши! Партизаны!»

Какая радость! Наконец мы собственными глазами увидели самых настоящих партизан — наших защитников. Стоит ли говорить, как обрадовался мой друг.

Миша стал партизаном. Он сам попросился, и его приняли. Мне не повезло: по болезни меня в партизаны не взяли. Теперь я реже встречался с Мишей. Но все же иногда он заходил ко мне. Я отдал ему все свое оружие, закопанное отдельно. Сам он тогда спрятал пять винтовок и два ручных пулемета, да и у меня кое-что нашлось. Все это мы сдали в отряд.