Страница 65 из 71
Я шагнул вперед, он заметил движение и кинулся на меня, как бешеный пес, и наконечник копья вонзился в мой щит с такой силой, что я едва устоял на ногах. Копье застряло. Я бросил щит на пол, и тот полетел вниз, увлекая копье за собой. Покуда мой противник пытался, наступив на щит, вытянуть свое оружие, я ухватился за древко и прыгнул, занеся клинок для убийственного удара.
Столкновение заставило меня клацнуть зубами, а он вскрикнул и упал, только ребра хрустнули. Когда я приземлился, он уже ерзал по полу, как выброшенная на берег рыба, и тихонько постанывал. Я увидел, что он бос, и ноги его черны, как пепел.
Козленок сунулся к нему, ловко перерезал горло своим ножом и посмотрел на меня, оскалив зубы, точно дикая маленькая собачка. Он мстил за погибшего брата.
Я двинулся к узкому входу, чтобы оглядеть улицы. Обезумевшие мужчины, размахивая топорами, копьями и мечами, носились туда и сюда, некоторые падали, другие вопили, словно одержимые местью призраки.
Вспышкой пламени сверкнули рыжие волосы. Что ж, Квасир выиграл спор. Ингер продрался сквозь кучку своих оборванцев, в тяжелой кольчуге и держа в руке, как я различил с содроганием, сокрушитель щитов — навершие копья, трех пядей длиной и трехгранное, с коротким обрубком древка. Жуткое колющее навершие, способное пробить три кольчуги разом в руках крепкого человека. А Ингер мнил себя силачом.
Он увидел меня, узнал. Его рот раскрылся в крике, обрамленный косматой рыжей бородой, — мне бросали вызов, но слов я не мог расслышать. Он извлек из ножен сакс и закинул щит за спину. И, с оружием в обеих руках, устремился ко мне, напролом, покуда люди вокруг дрались, падали и умирали в пыли и крови.
Ботольв попытался его перехватить, но Ингер встретил его плечом и отпихнул так, что наш здоровяк потерял равновесие. Следом подступил Сигват, решивший, что сумеет застать врага врасплох.
Я видел все четко и ясно, в рамке узкого дверного проема, как на иконе. Ингер принял меч Сигвата на свое копье, полуобернулся на бегу и взмахнул саксом. Брызнула кровь, когда лезвие рассекло Сигвату горло, и голова скатилась с плеч.
Я закричал, завыл, как собака, а Сигват рухнул под ноги сражавшимся.
Ингер бежал мне навстречу, я шагнул к двери, но он был быстрее и сильнее, и мне нечего было противопоставить этому треклятому копью. И все же, ослепленный яростью, что палила мое нутро, я встал на пороге, без щита, с одним мечом. Обреченный.
Он завопил, предвкушая победу, с разгона влетел в дверь, воздел копье, метя мне точно в грудь, и швырнул его на бегу.
Щит на его спине зацепился о косяк, заставив Ингера остановиться.
Ремень, удерживавший щит, разорвался с треском, а ноги Ингера подкосились от неожиданного рывка, и он упал на спину. Копье просвистело над головой, вертясь на лету, и врезалось в разноцветный пол, вспугнув стаю жирных мух.
Я шагнул вперед, поднял меч и замахнулся. Верхней частью меча я вскрыл ему лоб, над правым глазом, расколол череп, как плод руммана, как раз когда он проморгался — и увидел надвигающуюся смерть.
У него было время, прикинул я позднее, чтобы увидеть летящее вниз острие волнистого клинка, переливавшегося всеми цветами Бивреста. Мне было все равно, что он чувствовал; главное — он был мертв. Он носил золоченую кольчугу Старкада поверх своих обносков, и я понял, кто надругался над моим недругом.
— Я получил твою весточку, — сказал я, обращаясь к вспоротому лицу, потом перешагнул через него и вышел наружу, где клубилась пыль, лязгали мечи и сновали темные фигуры, как корабли в тумане. Сверкнул клинок, послышался чавкающий звук.
Из пыли выступил Ботольв, огромный, как утес Зиза, и вскинул руку, заметив, что я принял боевую стойку. Я расслабился — похоже, схватка завершилась.
— Мы не справились бы без них, — выдохнул Ботольв и мотнул бородой куда-то в сторону Мертвого моря. Я поглядел туда и успел различить, в круговороте красно-золотой пыли, всадника на белом коне. Гордо выгнутая шея, пышный хвост, у всадника в одной руке кнут, а другой он снимал украшенный перьями шлем — он был в полном доспехе. Показалась начисто выбритая голова и потное молодое бородатое лицо, ослепительно сверкнувшее белыми зубами.
Из-под брони виднелась белая джубба, и купец во мне узнал атлас из Великого Города. По кайме плаща тянулась золотистая арабская вязь. От всадника пахло алоэ, даже среди вони дерьма и смерти.
— Я Билал аль-Джамиль ибн-Абдель Азиз ибн-Нидал, — поведал он. — Если при тебе нет письма, о котором мне говорили, молись богам, что ведут тебя по жизни.
Я молча зашарил в своем кошеле и выудил мятое, все в пятнах письмо наместника, после чего поклонился, что показалось мне подобающим. Араб принял письмо, разгладил, прочитал, а затем вернул мне с легкой улыбкой, поднял кнут в знак приветствия, поворотил своего великолепного жеребца и ускакал прочь.
— Что за херня? — прорычал Финн, появляясь из пыли, меч и щит в свежих зазубринах.
— Наш спаситель, — ответил я, все еще сбитый с толку.
— Такой милый, — прибавил Ботольв с мрачной усмешкой. Финн рассмеялся и взъерошил пыльные волосы Козленка. Тот тоже усмехнулся, пусть его смешок быстро перешел в надрывный кашель. Смеялись все, даже я. Облегчение выживших.
Квасир обошел площадь и вернулся с докладом.
— Десять убитых, шестеро раненых, — сказал он мне, мрачный, как каменный алтарь. — Сигват мертв. Гарди и Хедина Шкуродера мы нашли в поле, голых и выпотрошенных.
Ботольв тяжело вздохнул. Финн откинул голову и завыл, как больная собака. Квасир дернул его за плечо, только тогда он затих.
— Потерь было бы больше, если бы не сарацины, — продолжал Квасир, гладя Финна по плечу. — Старик Ахмад говорит, что их ведет командир крепости в Эн-Геди.
Я заметил поодаль вожака деревенских, и он тоже увидел меня и склонил голову в знак уважения, а затем пошел вместе с односельчанами в освобожденную деревню.
Сигват лежал на спине и улыбался двумя улыбками — одна протянулась от щеки к щеке, другая зияла от уха до уха. Кровь из обеих стекала в грязную слякоть под его головой.
— Сорока не обманула, — угрюмо произнес Коротышка Элдгрим. — Он был обречен.
— По крайней мере, Ингер убит, — отозвался Ботольв, выходя из разрушенной церкви и вскидывая вверх копье. — Мы положим его к ногам Сигвата и других.
Так мы и сделали, выкопав лодку-могилу за околицей селения, и нам помогали деревенские. Мы погребли Сигвата, Гарди, Хедина Шкуродера, Оски, Арнфинна, Торстейна Синяя Рубаха, Торда, Откеля, Карлсефни и Хрольва, плотника-дана, — сперва, конечно, вымыли и положили в землю с оружием и в кольчугах. А тело Ингера бросили им в ноги.
И в той же могиле мы схоронили Старкада и тех его людей, кого смогли отыскать в разоренных полях и канавах.
Клегги, опечаленный гибелью Хрольва, уверял, что наших погибших выкопают, едва мы уйдем, ведь их похоронили с кольчугами и мечами, но Ахмад настолько оскорбился, когда Козленок перевел ему это, что я уверился — наши мертвые побратимы в безопасности.
Мы заночевали с подветренной стороны разрушенной церкви — никому не хотелось идти внутрь, ибо там по-прежнему пахло кровью и смертью, даже после того, как усталые селяне собрали тела разбойников и похоронили их в другом месте.
Пусть они голодали, Ахмад и другие изрядно постарались и принесли нам кое-какой еды с разоренных полей. Крохи, конечно, однако заодно с нашими собственными скудными припасами это позволило кое-как перекусить, и мы старались не обращать внимания на запахи еды из сарацинского лагеря.
— Сегодня нас потрепали, — сказал Квасир, когда все расселись у костра, угрюмые, как вороны на пожаре.
— Кто бы говорил, — проворчал Ботольв, честно расставшийся с серебром, проспоренным Квасиру.
Но тот не радовался победе.
— Худшее еще впереди, — сказал я, все мигом умолкли. Я стиснул зубы и уставился в огонь, гадая, что сталось с Мартином, — монах исчез во время схватки, — его святым копьем и рунным мечом. Оружия не нашли ни при Ингере, ни поблизости; единственной добычей стало снятое с тела Ингера шейное кольцо Старкада и золотистая кольчуга. Теперь у меня есть то, что нужно ярлу Бранду. Стоило ли оно всех смертей — другой вопрос.