Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 71

Большинство поднялись с первыми лучами солнца и облачились в кожу и кольчуги. Сверху они напялили развевающиеся одежды бедуинов, только шлемы болтались, как горшки, на поясах; головы тоже обернули полотном, тем диковинным способом, какой показали Али-Абу и его братья, Асил и Делим.

Сделать так предложил Али-Абу, и он же убедил нас нанять с десяток коз и верблюдов, что везли наши пожитки; мол, так мы куда больше похожи на сарацин в этой сарацинской земле. Не то чтобы нам попадалось до сих пор много местных — а те, что встречались, тут же убегали. Разрушенные дома, сожженные остовы, поломанные жизни — в стычках войск, как обычно, страдали слабые.

Ныне, спустя восемь дней пути от Антиохии, мы зашли дальше, чем отваживались заходить даже дозоры Миклагарда, так что два разоренных хозяйства, нами замеченных, разорили сами сарацины, враждовавшие друг с другом. Я возблагодарил богов, что мы изрядно закалились в боях.

Ярл Бранд был истинным кольцедарителем, это точно. Собрав всех своих людей заодно с нами — и с теми, кто уцелел из дренга Скарпхеддина, — он предложил свою помощь Братству. И мы набрали себе копий, топоров, шлемов, щитов и кольчуг из добычи с поля брани.

Было также несколько мечей, но их ярл передал мне, чтобы я сам разобрался, кто достоин этих клинков; и то сказать, иначе бы женщины Скарпхеддина, потерявшие своих мужчин и углядевшие их снаряжение, зарыдали бы громче прежнего. Впрочем, Бранд принял их в свой круг, а значит, у них появилось будущее, и слишком уж убиваться не стоило.

Еще ярл устроил пиршество, с обильной едой и многочисленными кувшинами набида, которые мы опустошали прямо на берегу Оронта, таращась на жонглеров и пожирателей огня. Это было пиршество в честь Братства и его вожака, Орма Убийцы Медведя.

Полупьяный Харек, который сделался личным скальдом Бранда, доставшись тому по наследству от покойного Скарпхеддина, сложил витиеватую драупу, прославлявшую доблесть Орма Убийцы Медведя, и дружные вопли «Хейя!» заставили меня побагроветь от смущения.

Как признался Бранд, придвинувшись настолько близко, что я различал отблески пламени костра на его серебристых ресницах, Братство сполна заслужило почести: ведь мы напали на главный обоз врага, когда уже стало казаться, будто Sarakenoi побеждают.

А из-за нас они перетрухнули и бросились было вспять, чтобы спасти обоз, и на них обрушился Красные Сапоги со своими конными, одержав разгромную победу в сражении, которое мнил проигранным. На благо нам, скажу честно: успей сарацины вернуться к обозу, нас бы порубили в клочья, и мы были бы счастливы умереть такой смертью после всего, что учинили.

— Красные Сапоги теперь меня уважает, — сказал Бранд, — как ему и пристало. Он назначил меня куропалатом вместо Скарпхеддина.

Я улыбнулся и кивнул; не думаю, впрочем, что он долго будет владеть своей новой землей, — Красные Сапоги пока не одолел хитрого старого Хамданида, а покуда тот сидит в Алеппо, Антиохию придется снова оставить. Войско распустят до следующего года или до года после следующего. Как обычно, ни Великий Город, ни сарацины не добились чего-либо значительного, хоть и пролили столько крови.

Верно, Скарпхеддин хохочет себе в Хель, где ему самое место. Ярла и его мать тщательно уложили в Христовы гробы и оббили крышки железом, содранным с куполов антиохийских церквей. Так они точно не выберутся, покуда их не погребут надлежащим образом, через четыре дня после нашего ухода.

О Свале никто и словом не обмолвился.

— Выходит, и мне ты оказал услугу, юный Орм, — Бранд погладил усы, слипшиеся от жира и теперь больше прежнего напоминавшие скованные стужей струи воды. — И потому я вооружил вас, как обещал. Еще я дам вам несколько верных арабов, тех, что зовутся бедуинами, троих братьев и их женщин. Старший у них Али-Абу… как-то так. Он переоденет вас в местных, и на верблюдах, которых я ему отдал, вы почти наверняка доберетесь до цели.

Звучало разумно, и я кивнул, размышляя о том, как бы улизнуть от Красных Сапог, который ускакал в Тарс. Если он вернется и застанет нас тут, мне несдобровать — уж он-то захочет получить обратно тот треклятый кожух и забрать жизни всех, кто причастен к его похищению.

Но делать-то нечего, мрачно думал я, только размышлять и глядеть, как Клегги и Свартар борются на руках, а Косоглазый и Арнфинн отчаянно стараются перепить один другого, опрокидывая поочередно бычьи рога с набидом. Косоглазый взял верх, весь перемазанный и мокрый, но вмешался Финн — дескать, уговор был утопиться в набиде, а не хлебать до дна. Хедин Шкуродер возразил, что у Косоглазого не получится, с его окоселостью и рога-то к голове толком не поднести.





Мне вспомнилось, как Косоглазый, нарядившийся миклагардским священником и выставивший голую задницу, наседал на женщину хамданидского вождя, что извивалась и визжала под ним. Говорят, красива была сарацинская принцесса.

Правда, все эти мысли не ослабили мою уверенность: я знал, что мне нужно сделать. Так что, проглотив комок в горле, я не стал мешкать — поведал Бранду, что мы натворили на Кипре: он единственный, как я посчитал, мог защитить нас от Красных Сапог и завладеть тайной василевса Великого Города. Насчет Старкада и меча я упоминать, правда, не стал. Просто рассказал, что мы добыли и что, по-моему, это означает.

Он нахмурился и долго сидел так, а пиршество становилось все громче и веселее. В конце концов я начал прикидывать, не пора ли перебираться куда-нибудь в другое место. Наконец Бранд снова огладил свои усы-сосульки.

— Вот, значит, как, — проговорил он, наклоняясь к моему уху. Я заметил, что Финн наблюдает за нами, но какой урон моей славе может нанести даже объятие с таким ярлом, как Бранд? — Я служу василевсу Никифору до зимы. То есть подчиняюсь Иоанну Красные Сапоги.

Мои глаза, должно быть, слишком уж сузились, потому что Бранд успокаивающе повел рукой.

— Сдается мне, дела престола в Великом Городе нас с тобой не касаются, молодой Орм. Зима минет, и с какой стати мне заботиться о том, кто кого одолеет в их кровавых распрях? А еще я думаю, что сохранить это в тайне до встречи с василевсом — дело долгое, подкупать придется многих, уж поверь, — будет трудновато. Красные Сапоги, я так понимаю, уже знает твое имя и, разумеется, жаждет твоей смерти.

Я перепугался до глубины души, и он заметил это и усмехнулся.

— Могу помочь, но ты должен вложить свои руки в мои. Тогда я возьму эти ветки и яйца, пойду к Иоанну и скажу, что ты был моим человеком, когда похищал кожух, и сделал так из алчности, не ради чего-то еще, и обманулся в своих надеждах. Я скажу, что ты глупец и ведать не ведаешь, что именно украл, тебе лишь золото подавай. Тут я, пожалуй, не так уж и совру. Ничего плохого не случилось, и ты клянешься молчать.

— Славно, что ни один римлянин не погиб, — Бранд глотнул набида, а затем передал рог мне, как если бы мы сговорились побрататься на этой попойке; это тоже заметили, и я сразу вырос в глазах прочих. А я догадался, что он сделал это умышленно, преследуя дальнюю цель.

— Конечно же, — продолжал он, вытирая губы и с таким видом, будто обсуждал зимний приплод скота, — Красные Сапоги по-прежнему будет пытаться прикончить тебя, так уж заведено в Великом Городе. Еще одна причина убегать. Он бы и меня наверняка зарезал, но я ему нужен. Он не удержит Антиохию, не оставив тут целое войско, а такого он себе позволить не может. Он уйдет, а в городе встанет отряд, чтобы отражать осаду верблюжатников. Мой отряд.

Я моргнул, а ярл Бранд криво усмехнулся.

— Ну да, мои корабли ждут у Кипра, там ты меня и отыщешь, ежели вернешься к концу года. Затем я поплыву в Киев и дальше, домой, и если захочешь присоединиться ко мне, лучше поспей в срок. Оба мы окажемся далеко от Красных Сапог, и пусть себе ярится, сколько вздумается.

— А что случится, если тебя осадят в Антиохии? — спросил я, и он оскалился, точно расставленный медвежий капкан.

— Да какие там если! Осадят точно. И Красные Сапоги это знает. Я договорюсь с Хамданидами о сдаче, выторгую полюбовное соглашение. И это Красным Сапогам тоже известно. Хамданиды предпочтут слова битве с несколькими сотнями хорошо вооруженных людей, им-то ведомо, как мы умеем драться. Естественно, я дождусь, пока войско Великого Города благополучно дойдет до Тарса, как и хочет Красные Сапоги. В следующем году или через год он вернется, и все начнется заново.