Волчье море

Все, кроме меня. Я знал наверняка, что Старкада тут нет. Никакие арабские псы не веселились бы столь вольготно, окажись он на борту того кнорра. Да, это его люди, но где он сам, никому не ведомо; впрочем, я был уверен, что он плывет в избранном направлении на другом кнорре. Или, быть может, даже скрывается где-то поблизости, прячется среди черного, посеребренного луной моря.

Коротышка Элдгрим с Арнором и еще двумя братьями ушли влево, прихватив с собой мертвецов, которых мы выловили из моря. Брат Иоанн настоял на том, чтобы достойно их похоронить, а не оставлять на волю Ран, жены морского бога Эгира и матери утопленников. Я согласился, но не потому, что разделял его веру в Христа. Нет, я придумал для братьев задачку получше.

Вот они вернулись, все, кроме Арнора. Коротышка посмеивался.

— Все готово, — сказал он. — Когда верблюжатники зашевелятся, мы возьмем их тепленькими.

И почти сразу раздался тоскливый вой. Головы вскинулись, зубы перестали перемалывать еду.

Отличный вой, Арнор постарался от души: он славился своим трубным голосом, заменявшим любой рог в затянутых туманами фьордах Хордаланда. Я поправил щит, перехватил поудобнее топор, хорошее оружие, к тому же достаточно дешевое, чтобы мы могли себе такое позволить. Еще я подергал пояс и попытался проглотить застрявший в горле ком; всякий раз перед боем у меня подводило живот и неизменно пересыхало в горле.

Один из ватаги у костра поднялся, что-то крикнул, и встали еще двое, взяли в руки оружие — изогнутые полумесяцем мечи и короткие луки, как у степняков, только поменьше. Я постарался запомнить первого — длинноволосого, в черных развевающихся одеждах. Явно вожак.

После недолгой заминки волчий вой снова расколол ночную тишину.

— Ждем, — проговорил я.

Те двое, с кривыми мечами, прибежали обратно, яростно размахивая руками. Я знал, кого они нашли: обнаженные тела тех людей, которых бросили в море, мертвецов, невесть как оказавшихся на окраине городка. Позже мне рассказали, что Коротышка наткнулся на двух стреноженных ослов и воспользовался случаем, привязал мертвецов к спинам животных поясами. Ослы ревели, напуганные трупным запахом, и рысили следом за дозорными, надеясь, что с них снимут нежданную поклажу.

На такое я даже не рассчитывал. Я-то просто уповал припугнуть разбойников, но зрелище мертвецов верхом на ослах заставило арабов завопить от ужаса.

В этот миг я поднялся и бегом бросился на свет костра.

— Трам! Фрам! В славу Одина, во славу Христа! — заорал брат Иоанн, и все наши головорезы, во тьме громадные, как быки, с ревом кинулись вниз, скатились по склону едва ли не кубарем, вихрем промчались сквозь ветхие развалюхи, окончательно сбивая с толку людей у костра.

Радослав, который вырвался вперед, вдруг подпрыгнул в воздух, и только тогда, когда мои колени ударились обо что-то, а земля устремилась мне навстречу, я сообразил, что славянин перескочил через покосившийся забор.

Я рухнул навзничь, чуть не вывихнув себе руку, которой держал щит. Выругался во весь голос, ощупал колени, кое-как встал и увидел Финна с Коротышкой, которые, с топором и копьем, уже врубились во вражеский ряд. Остальные чуть замешкались.

Коль Крючок подставил двинувшемуся к нему арабу щит и нечаянно развернул противника боком, куда тотчас вонзилось копье Бергтора, угодившего арабу под грудину. Коль пихнул в костер второго противника, одежда загорелась, и араб с воплями забегал вокруг, сея пламя и страх.

Вожак разбойников пытался призвать своих к порядку. Те, кто его услышал, отступили во главе с ним через площадь, к церкви, каменной и с большим куполом; ее белые стены казались розовыми в свете костра.

Шесть или около того человек метнулись внутрь и заперлись за двойными деревянными дверями прежде, чем мы успели их задержать. Я снова выругался — братья были слишком заняты, убивая и грабя оставшихся.

Прихрамывая, я вышел на свет и увидел, что мои штаны зияют дырами на коленях, а из дыр сочится кровь. Подошедший Сигват заметил, куда я смотрю.

— Поранился? — спросил он с издевкой. Я хмуро кивнул. Тоже мне, ярл, таращится на свои содранные коленки, будто сопливый голоногий малец.

— Мы должны выгнать их оттуда, — сказал я, указывая на церковь.

Сигват присмотрелся к толстым доскам со шляпками гвоздей и ответил:

— Думаю, придется подпалить.

— Ты спалишь все внутри дотла — возразил я. — Или, по-твоему, они припрятали оружие и добычу где-то еще?

— Просто размышляю вслух, — Сигват снял свой кожаный шлем и почесал голову. Из мрака за пределами круга света доносились крики и стоны.

— Послушай, Орм, — брат Иоанн тяжело дышал, словно набегавшийся пастуший пес, — нам ни к чему беспокоиться за людей Старкада.

Он мотнул головой в сторону здания у себя за спиной, здания с каменными стенами и единственной дверью — похоже, мастерской кожевника, если судить по мусору вокруг.

Внутри лежали люди Старкада — голые и мертвые, одиннадцать тел с белыми, как рыбье брюхо, животами. Над мертвяками жужжали мухи, и повсюду виднелись потеки крови.

— Их привели сюда, чтобы убить? — озадаченно пробормотал Сигват.

— Нет, не совсем, — ответил брат Иоанн. — Их оскопили, чтобы продать в рабство, но оскопили неумело. Двое умерли от кровотечения, которое не удалось остановить. Кое-кто сумел развязать веревки. Прочих же, думаю, задушили, а одному попросту проломили голову. — Священник выпрямился, вытирая руки о рубаху. — Если хочешь знать, я думаю, те, кто пережил оскопление, передушили друг друга теми самыми веревками, которыми их связали, а последний с разбега ударился головой в стену.

— Старкад тоже там? — требовательно спросил Радослав, и молчание послужило ему достаточным ответом. Мы смотрели, не в силах отвести глаз, впитывая пробиравший до костей запах, вслушиваясь в жужжание мух.

Обреченные, они выбрали смерть, которая сулила не Вальгаллу, ведь у них не было оружия в руках, когда они погибли, а увела прямиком в Хель, прежде всего самоубийцу. Никому увечному не дано пересечь мост Биврест и присоединиться к эйнхериям в чертогах богов в ожидании Рагнарека. Это я знал точно, ибо сам уже потерял пальцы на руке; таков мой вирд, они потеряны навсегда, а значит, я никогда не увижу радужный мост.

Я повел рукой, отгоняя злых духов, которые вполне могли таиться в здешнем темном зловонии, как это было с Хильд в кургане Аттилы. Потом еще для верности перекрестился; брат Иоанн уже давно молился, стоя на коленях прямо на залитой кровью земле.

Кому служили погибшие, Христу или Одину? Кажется, Христос более снисходителен; если они из последователей Белого Бога, глядишь, тот и примет их в своем чертоге, увечные они или нет. И меня тоже. Я поспешил прогнать эту мысль; Валаскьяльв, чертог Одина, открыт для меня, и этого достаточно. В Асгарде немало чертогов, принимающих мертвых воинов, увечные они или целые.

Вернулись Финн и другие братья, все в порезах и в крови, и им поведали о страшной находке. Это решило судьбу укрывшихся в церкви: даже не будь они нашими врагами, люди Старкада — северяне, а северян не пристало так унижать.

— Слишком часто тут ятра режут, — проворчал Коль. — Как звали того жирного тралла, раба купца-грека?

— Никита, — прорычал Квасир и смачно сплюнул.

— Он был спадоне, — поправил брат Иоанн. — С ним обошлись умело.

— Ага, выхолостили, как мерина, — пробурчал Финн. — Лошади-то ладно, но людей? У нас так коней приструнивают.

— С мужчинами так поступают по той же причине, — сказал Сигват, — но я не знал, что эти, без яиц, чем-то различаются.

— Еще как различаются, — ответил брат Иоанн. — Спадоне отрезают яички аккуратно, острым лезвием. — Он помолчал, шевельнул пальцами и цокнул языком, а потом усмехнулся, когда Финн и прочие невольно стиснули колени. — Так делают даже с некоторыми благородными, в раннем детстве. — Мы выпучили глаза от изумления, а монах продолжал: — Только цельные мужчины могут занимать трон василевса, а потому части наследников отрезают это самое, чтобы они ни на что не могли притязать. Других именуют тлассами, им яички давят камнями.