Страница 12 из 72
Бросив взгляд на старинные часы, стоявшие на комоде, Лина соскочила со стула и бросилась к телевизору:
— Чего не включаете-то? Сейчас «Америкэн Бэндстед» начнется. Ой, как же я соскучилась…
— По Рики Нельсону или Фрэнки Авалону? — съязвил Майк.
— По обоим! И не только по ним одним… Черт! А вы антенну-то подключили?
Поглядев на туманное мерцание экрана, девчонка с размаху заехала по телеприемнику кулаком.
— А ну, гад, показывай уже! Ах ты та-ак… не хочешь?! А ну-ка, вот тебе, вот!
— Эй, эй, милая! Потише! — подбежав к Лине, Быстрый Гонсалес обнял ее за талию, оттаскивая от телевизора. — Этак ты аппарат вмиг расшибешь.
— Может, лучше я попробую? — неожиданно предложила Бьянка.
У Громова отвисла челюсть:
— Ты-ы?!!!
— Ну да, я… У нас когда-то кошка была — ну такая злая! А я с ней лаской — вот она одну меня и слушалась, любила.
С недопитым бокалом в руке баронесса подошла к телевизору и, погладив его по лаковому деревянному боку, прошептала:
— Ну хороший мой, не ленись. Покажи как нам Дика Кларка!
Ничего не помогло — ни кулаки Магдалины, ни увещевания Бьянки, ни даже Гонсалес с отверткой, снявший, наконец, заднюю крышку и задумчиво уставившийся на внутренности аппарата:
— Лампы все горят… Значит — антенна. Эндрю, залезь на крышу, покрути…
— Кстати, и по радио что-то с полудня одно шипение, — вдруг вспомнила кубинка. — А еще…
И тут вдруг наступила тьма! Резко, словно кто-то вырубил рубильник. Так ведь и вырубил! Разом погасло все — мерцающий экран телевизора, зеленый «глазок» приемника, люстра, лампочка во дворе… все!
— Боюсь спросить… — глухо произнес невидимый во тьме Громов. — А сестра Боба за электроэнергию всегда вовремя платила?
— Я заплатил, — Гонсалес осторожно подошел к окну и распахнул занавеску, впустив в комнату мертвенный свет звезд. — У меня и квитанция осталась.
— Значит — авария.
— Значит. Девчонки, фонарика в доме нет? У меня где-то в машине был, но без батареек…
— Фонарика мы не видали, — послышался в ответ голосок Лины. — А вот свечки на глаза попадались. На кухне где-то.
Бьянка встрепенулась:
— Я знаю — где. Принесу.
Желтый свет стеариновых свечей сразу придал комнате какой-то радостный рождественский вид.
— Еще только елки не хватает! — зашлась хохотом Лина. — И — Санта Клауса. Ну что сидишь, дорогой? Вино уже кончилось?
— Да нет, много еще.
— Так открывай!
— Вы напрасно сразу столько свечек зажгли, — пододвинув бокал, Громов покачал головой. — А вдруг электричества долго не будет? Скажем, дня три!
— Ну ты и сказанул, Эндрю! Быть такого не может никогда, — убежденно отозвался Майк. — Здесь все же Америка, а не Куба. Починят завтра, думаю, к обеду уже, максимум — к вечеру. Ты что смеешься-то, Лина?
— Да фонарик твой вспомнила, который без батареек, — девушка взяла в руку бокал, посмотрев сквозь рубиново-красное вино на свечи. — Это типа того, как с моей тетушкой случай вышел. Давно, лет десять тому… У нее тогда у одной на всей улице был телевизор, а тетушка — царствие ей небесное — человек добрый, все соседских детишек мультфильмы смотреть пускала, вот они и повадились чуть ли не каждый день. Тетушка на работу, а они ей — можно телевизор посмотреть? Она так и ответила: можно! Только не включайте.
— Ну? — непонимающе моргнул Майк. — И к чему ты это рассказала?
— Не знаю, — Лина повела плечом. — Наверное, к электричеству. Ну! Выпьем, что ли? За то, чтоб был свет! Эх, жаль не потанцевать… не под что.
— Ого! — бросив взгляд в окно, Гонсалес резко поставил на стол недопитый до конца бокал и поднялся на ноги. — Это еще что такое?
— Где?
— Да вон, на дороге… Смотрите — свет фар.
— Так машины едут… и что?
— Да ничего, — молодой человек нервно обернулся. — Просто вы только гляньте, сколько их! Откуда, куда в таком количестве, на ночь глядя? Прямо какой-то исход.
— Да ну тебя — исход, — язвительно отмахнулась Лина. — Скажешь тоже. Просто молодежь, как всегда, катается. Видать, какой-нибудь местный праздник, день урожая или типа того. Вообще, может, съездим, посмотрим?
— Съездим, — допив вино, Гонсалес согласно кивнул. — Только надо ружье на всякий случай с собой прихватить.
— Ружье? О, святая дева!
На тянувшемся вдоль реки шоссе из Эйкена в Бамберг и в самом деле творилось что-то странное — легковые автомобили, переполненные автобусы, набитые скарбом грузовики тянулись один за другим сплошным потоком, напоминающем огромную, с мириадами светящихся глаз — змею. Прохладный ночной воздух дрожал от гула моторов и шелеста шин.
Выйдя из машины, Майк задумчиво побарабанил пальцами по капоту:
— И куда ж они все, интересно? Может, мы чего-то не знаем?
Конечно, они не знали. Но могли бы и догадаться уже!
— Так давайте спросим! — предложила Бьянка. — Остановим кого-нибудь и спросим.
Напрасно они размахивали руками — не останавливался никто, всех словно бы охватило какое-то непонятное сумасшедствие, тщательно скрываемая — а, скорее, уже и не скрываемая — паника. Насколько можно было рассмотреть, люди ехали целыми семьями — со стариками, с детьми…
Вот одно из авто, по виду — родом из тридцатых годов — наконец, остановилась метрах в двадцати от ведущей с фермы грунтовки. Хлопнула дверца.
— «Хадсон Терраплан» тридцать третьего года, — направляясь к застывшей на обочине машине, Гонсалес с ходу определил марку. — Шесть цилиндров, коробка трехступенчатая, объем… не помню уже, какой у него объем. Но тачка мощная! Старая, правда… Эй, как поживаете, сэр?
Застегнув штаны, водитель — средних лет мужчина в очках и мятой пиджачной паре — затравленно обернулся:
— Если вы хотите со мной, то напрасно. Имейте в виду, у меня револьвер!
— А у нас ружье, — натянуто хохотнул Громов. — Да и своя машина имеется.
— Так что случилось-то, может, скажете? — выступив вперед, Лина преградила незнакомцу дорогу.
Тот, сняв очки, нервно протер их подолом выпроставшейся из брюк рубашки:
— А вы что же, ничего не знаете?
— Так газет не выписываем, а радио целый день молчит, шипит только.
— Наши бомбили Москву, Ленинград, Киев… — тихо промолвил мужчина. — А русские нанесли ракетный удар по Нью-Йорку и Вашингтону.
— Вранье! — Громов саркастически рассмеялся. — Нет никакой войны, понимаете? И не будет! Поверьте мне, я знаю.
— Что вы знаете?!!! — незнакомец неожиданно перешел на фальцет. — Не знаю, кто уж из них там первый начал — наши или русские, а Нью-Йорка нет уже! Один пепел! И Эйкена вот-вот не будет — такой-то завод, лаборатории… разве русские это оставят? Вот все и бегут… куда-нибудь подальше.
— Врут, — уже не столь убежденно пробормотал Андрей. — Не может такого быть, не может! Ну был Карибский кризис, да… и Третья мировая едва не началась из-за размещенных на Кубе ракет. Но Хрущев с Кеннеди договорились… договорятся…
Уже не было не только Нью-Йорка. Не было и всей Новой Англии, и вместо Лос-Анджелеса, Хьюстона, Санта-Фе пылали ядерные костры! То же самое можно было сказать о Москве, Ленинграде, Киеве… о всех крупных городах СССР.
Пущенная с Кубы советская ракета немножечко сбилась с цели, угодив не в плутониевый завод, а на пару десятков миль восточнее… к реке Южный Форк.
Тысячи солнц разом вспыхнули в небе, вздыбилась мать-земля, и огромный, грозно колыхающийся гриб атомного взрыва встал над Эйкеном во всей своей ужасающей красоте!
Правда те, кто ехал по шоссе на Бамберг, так и не смогли ее оценить. Просто не успели. Испепелились. Превратились в молекулы. В пар.
Вот вам глупые амбиции политиков и генералов, вот вам Третья мировая война, вот вам — водородная бомба, знаменитая хрущевская «кузькина мать»!
Почти ничего не осталось. И почти никого. Лишь радиоактивная пыль да догорающие развалины городов. И ядерная зима — как альтернатива для немногих уцелевших. Мрачная, прямо скажем, альтернатива.