Страница 41 из 58
— А убийцу-то нашли?
— Да какое там! — махнул рукой Василий Цезарионович. — Подробностей не знаю, но следователь мне рассказал, что на полянке, где Корякин бродил, нашли только куски тел. Еле трупы собрали до кучи... Ой, вы побледнели! Валерьяночки, может? Ах, старый дурак, разболтался!
От валерьянки Золотова отказалась потому что ее бледность была вызвана не ужасом от описанной картины, а волнением гончей, почуявшей новый след.
Расставшись с доктором, Вика высочила на улицу, на бегу влетела в отъезжающий автобус и упала на свободное сидение. Сейчас я что-нибудь узнаю! Только бы скорее найти нужную квартиру!
По адресу, раздобытому из медицинской карточки, жили люди, никогда не слышавшие фамилию «Бентковский».
1998 год
Эвилина вошла в квартиру своего нового приятеля, с которым познакомилась три часа назад в кафе «Чинар». Она была немного пьяна, но не настолько, чтобы зрение потерять. Квартира у мужика отвальная! Наверное, из двух сделана. Широкий коридор, на полу натуральный паркет. Непрактично, конечно, но выглядит просто шик! Зеркала на створках гигантского шкафа — купе отражали хозяина и саму Эвилину. Хозяин был, как положено, с залысинами и в пальто нараспашку, а она — длинноногая крашенная блондинка в хорошенькой песцовой шубке. Просто сладкая парочка!
Только не будет никакой парочки. Это всегда так:
— Ты такая красивая, выпьем за тебя!
— У тебя такие ноги — обалдеть!
— У меня такая квартира — поедем, покажу!
— У меня такая кровать в спальне — давай полежим!
— Ой, какие груди, ой, какое тело, давай, давай, милая!
— Слушай, ты никуда не спешишь? А то я спешу!
И даже если все происходило не так, все равно результат был тот же — Эвилина шла домой, в квартиру, которую снимала пополам с одной такой же, как сама, и выбрасывала из головы все, что было. Конечно, попадались и те, кто относился к ней по-человечески, но рано или поздно на горизонте появлялась родная семья Эвилины, где звали ее Наташкой, состоящая из пропитого дедушки, пропитой мамы и двух братцев — старший был наркоманом, а младший — дауном. Мало кто выносил этот букет. Кавалеры удирали, только шорох стоял. И никуда не деться! Мать находила ее везде. И лучше было дать ей то, что она требовала: деньги на водку, маковую соломку и лекарства. Такова была цена за кратковременный покой.
Сегодня она заработает, но не только те деньги, который даст ей этот хрен с горы. Есть и еще способ. Собственно, он сам виноват, что так получается! Если бы не тащил ее трахаться, а поговорил бы, да стал ухаживать за ней, как за нормальной девушкой. Да потом сделал бы предложение и увез бы подальше от проклятых кровососов! Но нет, сейчас начнется: хочу тебя, могу тебя, давай, давай!
Ничего, ты еще пожалеешь. И пусть не будешь знать, кому сказать спасибо, но достаточно и того, что Эвилина сама себе скажет. Так что, она была идейная, мстительница, красный дьяволенок. Другие работали на Гура, потому что были у него на счетчике, а Эвилина сама пришла к нему. Она тогда сказала, скромно опустив глаза, но уверенно садясь к его столику в «Постоялом дворе»:
— Я так ненавижу их, что даже убивала бы своими руками, но не хочу в тюрьму и поэтому буду помогать тебе.
Гуров не слишком удивился, во всяком случае, вида не подал. На его морде читался только интерес:
— А с чего ненавидишь?
— Не твое дело. Только я буду хорошо на тебя работать. Вот это твое дело!
И он согласился. Сначала проверял ее, даже один раз заставил присутствовать на деле. Тогда пришлось хозяйку хаты... Она не во время вернулась, и Гур, не дожидаясь, пока баба начнет орать, ударил ее ножом в грудь. Женщина упала, лишь слабо захрипев. На песочном английском костюме проступило пятно крови. Эвилина, конечно, сначала испугалась, но потом спокойно обыскала карманы хозяйки и ее элегантную бежевую сумочку. А чего такого? Чем эта шмара лучше Эвилины? Да ничем, а смотри, как живет: своя огромная квартира, у мужа «Мерседес», фотки сытеньких деток в кошельке из шкуры антилопы. Гур одобрительно подмигнул Эвилине. Тест на вшивость она прошла.
После того случая дела пошли одно за другим. На вывеску веселой и хорошенькой девки падали все кому не лень. Эвилина развлекалась во всю. Потом, ночью, когда хозяин спал, делала слепки с ключей, интересовалась сигнализацией и изучала визитки в бумажнике. Она была поумнее многих. На бумажки с портретами американских президентов не зарилась, пластиковые карточки не таскала. Но узнавала максимум информации: кто такой, где работает, с кем живет, откуда доходы и как это все это использовать в деле. То есть, конечно, Гур придумывал операцию, но и к советам Эвилины прислушивался тоже.
Да и ей подавал хорошие идеи.
— Лучше всего, Натка, если ты будешь изображать навязчивую бабу, — сказал как-то Гур. Они теперь вместе за столики в ресторанах не садились. Общались только по мобильнику или на стороне: Гуров подъезжал к какому-нибудь тихому местечку, а Эвилина, спрятав заметные белые локоны под серенький беретик, прибывала к назначенному месту на автобусе или маршрутке. Так они и сидели в тачке Гурова в тот раз. Эвилина передала ему слепки с ключей, назвала адреса, расписание жизни хозяев и даже фотографии. Она отдыхала с одним клиентом в горах, фотографировалась с ним, но пленки выкрала еще до проявки и печати. Ни к чему оставлять клиенту свое изображение. Зато для Гурова напечатала. Парень, клиент тот, был сынком директора спиртзавода и слегка наркоманил притом. С него можно было хорошо поиметь. Да, к слову, и поимели! Но речь не о том. Тогда Гуров и объяснил ей, что не надо бросать нового кавалера, как только дело сделается. Наоборот: охай, утешай, будь паинькой. А когда он скажет тебе «прости, дорогая», еще и попроси его не бросать тебя, бедняжечку.
С тех пор Эвилина так и делала.
А этот, который сегодня привел ее, с залысинами, прямо раздражал, честное слово! Сразу поволок трахаться, да грубый такой, жесткий! Кончил и захрапел. Эвилина полежала минут десять, потом воспользовалась ванной хозяина, лишний раз убедившись, что денег он не считает. Выйдя из голубого кафельного рая, она, не одеваясь, прошла по апартаментам. Свет включать не стеснялась. Если проснется — скажу, что искала телефон, чтобы позвонить маме. Воровки свет не зажигают. Гуляя по комнатам, до неприличия забитым разной стильной и дорогой мебелью, Эвилина увидела, что одна из картин на стенах (художественно изображенные пятна разного цвета и величины) сдвинута вправо и под ней выглядывает краешек чего-то блестящего. Подойдя поближе, Эвилина пальчиком подвинула картину еще правее. Ой, смотри-ка, сейф! Боже, как в кино, за картиной! Ну он и лох!
Замок сейфа, конечно ей не открыть, да она и не пыталась. Только вдруг всплыл в памяти разговор хозяина квартиры с кем-то по телефону. Он говорил, что-то типа: приезжай завтра, привози, потом упомянул Амстердам, и спрашивал: крупные ли? Ну не яйца же! А когда она ненароком поинтересовалась, чем он по жизни занимается, мужик ответил:
— Булыжниками! — и хохотнул так, самодовольно.
Она тогда не поняла. Почему-то решила, что он имеет в виду модные сейчас изделия из мрамора или работает на камнеобрабатывающем заводе, а может и вовсе делает тротуарную плитку. А оно — во как! Амстердам! Эвилина, конечно дочь алкоголиков и образования у нее нет и вообще на дуру похожа, как родная, но уж знает, какие камни из Амстердама везут.
Вернувшись в спальню, она послушала тяжелое, но мерное мужское дыхание, звук которого доносился из голубой пены шелкового постельного белья. Огляделась, нашла его костюм, аккуратно висящий на стуле с хромированными ножками и спинкой. Достала бумажник. Там были деньги, права на имя Шашкина Григория Петровича, шестьдесят первого года рождения и несколько пластиковых карточек Сбербанка. Это не то, это ни о чем не говорит. В дальнем кармашке затерялась помятая визитка. Кто это? Геворкян Левон. «Центральная Ювелирная Мастерская».