Воронка.

«Какой же я дурак!» — усмехнулся Пашка.

Тем временем «Фольксваген» свернул на проселочную дорогу перед которой стоял дорожный указатель с надписью: «х. Березовый». Немного раньше «Тойота» пронеслась мимо небольшой стеллы, где каменными буквами была выложена одряхлевшая надпись: «Колхоз Путь Ильича». В отличии от крупнейших российских городов и самых широких столичных проспектов сельхозпредприятия свои названия менять не стали. Да и к чему? В сущности, все осталось по-прежнему: колхозы-миллионеры благополучно преодолели самые трудные перестроечные годы, а хозяйства, выживавшие при коммунистах лишь за счет дотаций и откровенных приписок, стали банкротами. В процветающих селах, где народ привык трудиться — трудились и сейчас, а там где и раньше только самогон гнать умели — теперь спились окончательно.

«Путь Ильича» был хозяйством, в котором еще три года назад в трезвенниках числились только три одичавшие курицы старухи Меланьи. Те из молодых, кто не страдал наследственным дебилизмом, удрали в город, где торговали на рынках и мыли частные туалеты, остальные жаловались лишь на одно: почему закрылся местный продторг? Где водку теперь людям брать? Причем надо заметить, что благородное самогоноварение загнулось по причине отсутствия сырья для оного предприятия. Да и единственный самогонный аппарат дядя Виктор Семенович проиграл в карты мужику из соседнего колхоза.

А ведь угодья сельхозпредприятия «Путь Ильича» располагались в удачном местечке, в уютной низинке, где царил благоприятный земледелию микроклимат. И когда сюда пришли веселые работящие люди, часто упоминающие с улыбкой Учителя и Чистоту, отдохнувшая несколько лет и благодарная за заботу земля заколосилась пшеницей, зажелтела рапсом, выгнала чудо-ботву картофеля и свеклы… И через два года кроме этих образцовых полей «Путь Ильича» красовался современными тепличками, в которых произрастали чудо-овощи, новым коровником по образцу и подобию заграничных, хлебопекарней, небольшим, но весьма производительным за счет импортного оборудования, маслосырзаводом и элеватором. Алкоголик Паша Седов и понятия не имел, что пятнадцать процентов торговых точек Гродина вот уже с год-полтора торговали продукцией этого хозяйства.

Но всех перечисленных достопримечательностей в ночной тьме видно не было. Хутор Березовый, где берез отродясь никто не наблюдал, встретил гостей глубокой деревенской тишиной, от которой спасал только лай собак. «Фольксваген» въехал на основную улицу хутора.

— Остановись здесь, — сказал Павел водителю, уже намеревавшемуся свернуть следом за микроавтобусом. — Не надо привлекать внимание.

Роман остановил «Тойоту», но мотор не заглушил.

— Выключай двигатель, — снова распорядился Седов, уже взявший на себя функцию руководителя и не заметивший, что вовсю «тыкает» Роману, хоть никто ему этого и не предложил. — Я пойду за «Фольксвагеном», а ты сиди здесь. Смотри, не высовывайся и, главное, будь готов на случай, если придется срочно удирать. Понял?

— Понял, но почему ты? — у Романа был вид человека, медленно но верно погружавшегося в глубокое отчаяние. Брать его с собой не показалось Пашке правильной идеей.

— У меня в таких делах опыта больше, — пояснил он. Может, Роман и не понял, что Паша имеет в виду, но возражать снова не стал.

Седов вылез из «Тойоты» и пошел вслед за микроавтобусом. Он намеренно не стал сворачивать на узенький тротуар, идущий вдоль низких домов и крашенных железных ворот, чтобы не бесить местных горластых Полканов. Центральную улицу Паша прошел до конца и уже начал опасаться, что «Фольксваген» свернул в один из дворов, за ним закрыли ворота и теперь найти его будет невозможно. Но за хутором, в некотором отдалении от остальных домов возвышалась одинокая постройка, больше похожая на башню, чем на частный дом. Башня была не огорожена, а возле входа с ажурным литым козырьком стояло искомое произведение немецких автомобилестроителей. Седов с облегчением вздохнул.

Разглядев башню вблизи, Паша отметил несколько неутешительных моментов. Вход в башню был всего один и это была внушительная сейфовая дверь с маленькой видеокамерой, направленной на того, кто вздумал бы в эту дверь ломиться. Три яруса окон и первый ярус очень высокий, в окнах стеклопакеты, возможно, стекло какое-нибудь особо прочное. Ни одно, даже самое чахлое растение не служило прикрытием для того, кто собирался бы основательно последить за обитателями башни. Понравилось Паше только одно: зарешеченные низенькие окна цокольного этажа. Подобравшись потихоньку к такому окошку с торца башни, Паша убедился, что решетку можно спилить, а железную ставню, при желании, отогнуть. Правда, для этого потребовалось бы прилично времени, да и рабочий шум привлек бы внимание находящихся в доме.

В окнах дома свет не горел, а вот над металлическими ставнями окошек подвала просачивался тонкой жидкой, но различимой полоской. Седов покрутился возле этих окон, прислушиваясь и приглядываясь, но вдруг замер, будто его пригвоздили к земле под ногами — Паше показалось, будто он различил женский крик. И это была, без сомнения, Ника. Крик вскоре повторился, потом еще. Мурашки пробежали по спине Павла. Собственная беспомощность угнетала и злила. Наконец, он прислонился спиной к кирпичной кладке и замер.

«Буду ждать, — решил он, — не знаю чего, но буду ждать!»

Прошло с полчаса. Седов начал зябнуть. Он отстранился от холодного камня и снова попытался заглянуть в щели ставен. Ничего не вышло и ожидание затянулось еще на долгих два часа. Паша даже позволил себе покурить, осторожно дымя в сторону. Потом закопал окурок в землю. Вдруг полоски света исчезли. Паша вздрогнул, прильнул к стене, напряг слух. Хлопнула дверь, раздались звуки шагов. Паша осторожно выглянул из-за угла. Ему удалось разглядеть, что в машину погрузились три мужские фигуры. Даже издалека можно было заметно, что двое мужчин идут ссутулившись, устало и тяжело передвигая ноги, а третий двигается легко, бодро. Седову показалось даже, что этот веселый третий посмеивается или напевает себе под нос.

Ники с ними не было.

Паша не забыл, что возле Дома пионеров в микроавтобус садилось четверо мужчин. Просто он решил, что «председателя» высадили где-нибудь в хуторе. Вряд ли он входил в число особ, приближенных к Учителю. Как только «Фольксваген» отъехал достаточно далеко, Павел быстро пошел, срываясь на бег, в сторону машины Романа. Вскоре «Тойота» подъехала к башне, но остановилась, на всякий случай, довольно далеко, в лесополосе. На этот раз Роман отказался оставаться в машине и пошел вместе с Павлом.

Первым в окно полез Седов. Он спрыгнул в темноту и остановился, поджидая своего напарника.

— У меня в машине есть фонарик! — сказал Роман в окно и исчез на несколько минут.

Паша двинулся вперед. Ему показалось что запах в подвале какой-то тяжелый, кровавый. Он осторожно протянул правую руку перед собой. Глаза постепенно привыкали к темноте, но различить что-либо пока было невозможно. Неожиданно пальцы вытянутой руки коснулись чего-то мягкого и слабо теплого. Седов не успел осмыслить свои ощущения, как позади него из окна на пол мягко спрыгнул Роман. В тот же миг луч фонарика осветил то, на что наткнулся Паша.

Перед ним висело обнаженное тело, привязанное за левую руку к свисающей с потолка веревки. На уровне глаз Паши находилась развороченная грудная клетка, запах сырого мяса бил в нос. Медленно, предчувствуя грядущий шок, Седов поднял глаза. Поначалу он и не узнал девушку со светлыми волосами. Волосы как раз выглядели темными, а лицо было опущено вниз и залито кровью. К тому же, Пашка помнил живое упругое женское тело с соблазнительной грудью, крутыми изгибами бедер, точеными коленями, а сейчас он видел обвисший безжизненный окровавленный труп, не женщину, не человека, а только смерть в чистом виде. Смерть в своем настоящем обличии: отвратительную, тошнотворную, ничуть не таинственную, ужасающую и жалкую. Еще надеясь на чудо, Седов обошел висящий труп, чтобы посмотреть на спину. Несмотря на темень, возле правой лопатки он обнаружил родимое пятно, напоминающее отпечаток большого пальца. Паша вернулся назад, чтобы осмотреть рану на груди. Ему кажется или у Ники вырвано сердце? Круг света от фонарика вдруг заскакал, словно испугался увиденного.