Ночь Нептуна

— Как напал?

— Ну, он в воду ее потащил…

— Как она отбилась?

— Саша всегда сильной была, спортом занималась. Она оттолкнула того козла и громко закричала. Он, наверное, испугался, что прибегут другие.

— Встретиться с ней можно?

— Можно, — закивал Никита своей круглой, как шар для боулинга, головой. — Но только завтра. Она вернется из Турции — с другом там отдыхает.

— Вот мой номер телефона. — Сказал Паша, записывая цифры на квадратике белой бумаги. Он очень надеялся, что звонки Никиты личный характер носить не будут. — Как только она сможет со мной увидеться — я приду. Никита, попросите ее заранее попытаться вспомнить все подробности.

Петр Макарыч Пашу встретил как родного.

— Однако ты совсем от синяков оправился! — воскликнул он весело и пожал Паше руку. — Твои обидчики сидят у меня. Один из них — Ленька Голышов, местный дармоед, а другой — сын той тетки, чьими пирожками ты отравился. С кем из них говорить будешь?

— Мне Трендякин нужен.

— Хорошо, получишь своего Трендякина. Макарыч встал из-за своего стола и выглянул в коридор. Крикнул кому-то: «Веди сюда Женьку!»

И его привели.

Паша рассматривал парня без особого любопытства. Этот тип молодчиков он хорошо знал — они никогда не нападают в одиночку и днем. В принципе больше о них можно ничего и не знать.

— Петр Макарыч, — обратился Паша к участковому, — я с парнишкой сам на сам, ладно?..

Макарыч равнодушно кивнул и вышел.

Сын боровиковской королевы пирожков, чьи руки были скованы за спиной наручниками, выпрямился на стуле и полуоткрыл рот — удивляясь чему-то, а может, просто потому, что постоянно воспаленные аденоиды мешали ему нормально дышать носом. Не без удовольствия Паша разглядел, что во рту Евгения сверху, с правой стороны, не доставало зуба.

Седов нарочито небрежно расселся в кресле, расставив колени, как будто сдвинуть их не позволяло ему что-то значительное между ног. При этом он задрал подбородок и сунул правую руку в карман штанов. Там у него было кое-что припрятано.

Он смотрел на Трендякина, не произнося ни слова.

Для начала тот попытался завести светский разговор:

— Так ты и есть Наташкин дядя, который санэпидемстанцию на мою мать натравить хочет?

Никак не реагируя на вопрос, Седов переводил взгляд с переносицы Трендякина на его левое ухо и обратно.

После пяти минут психической атаки задержанный начал нервничать.

— Чего ты меня тут держишь?.. — зло спросил он. — Что тебе от меня надо? Думаешь, я сам себе вину придумаю и протоколы твои поганые подпишу?

После десяти — почти взвыл:

— Да что тебе надо, сволочь? Что хочешь от меня?

Паша криво и неприятно усмехнулся:

— А тебе чего от меня надо было? Ночью на дороге?

— Ты мою мать обидел.

— Даже не пытался. А вот ты убил Наташу Колобкову.

Евгений заметно вздрогнул, но, судя по всему, Трендякины так просто не сдавались.

Он завопил, изображая праведное возмущение:

— Я ее не убивал! Попробуйте, докажите! Продолжая держать руку в кармане штанов, Седов наполовину вытолкнул из кармана плоскую блестящую штуку. Парень узнал кастет.

— Бить меня будешь?

— Ты многого не знаешь, Жека, — сообщил ему Павел Петрович доверительным тоном. — Очень многого. Я тоже в милиции работаю. Приехал сюда, чтобы найти того придурка, что у вас на пляже убивает девушек. Как только я его найду — я посажу его в тюрьму. Пожизненно. Четыре девушки убиты за пять лет — ты это знаешь.

— С чего мне знать?

После выразительной паузы Паша ответил на его вопрос:

— С того, что убил их ты, Жека.

— Не убивал я Наташку, — клялся Трендякин. — Не убивал! Напугать ее хотел, чтобы под ногами не путалась. А убивать — нет!

— А почему в Краснодар укатил?

— Так решил, что она с горя утопилась. Подумал — море вот-вот выбросит тело, и тут начнут докапываться, почему так вышло. А про то, что мы с Колобковыми в контре, все тут знают. И моя мама тоже решила, что она утопилась, потому и стала слухи распускать, будто Наташка уехала в какой-то город проституткой работать.

— С какого такого горя она утопилась? Хотя я и так знаю: ты ее изнасиловал, — утвердительно сказал Паша.

В левой руке Паши, туго перевязанной от запястья и до середины плеча, заблестел кастет. Он демонстративно переложил его в здоровую правую руку. Женя покосился на опасную железяку и вдруг признался:

— Да, я ее трахнул. Она сама хотела, честное слово!

— Чушь, — прокомментировал Седов. — Наташа совсем не такая была.

— Наташка дура была, — пробормотал Трендякин. — И сама виновата.

Если бы не наручники на запястьях Евгения, Пашка приложился бы кастетом к его челюсти.

Побеседовав с Трендякиным, Паша попросил Петра Макарыча отпустить парня. Он не будет предъявлять ему обвинение и вообще сводить счеты не собирается.

— Отпущу, если хочешь, — сказал Макарыч. — Но пусть еще у нас переночует. Для острастки. Куда это годится, приезжающих лупить? У нас гостям должно быть так хорошо, чтобы вы каждый год к нам возвращались!

Пашка рассмеялся и согласился. На самом деле судьба Трендякина его больше не волновала. В тот момент его интересовало уже другое — результаты экспертизы тела Ираиды. Петр Макарыч тут помочь ему не мог. Но мог дать номер телефона патологоанатома, Валентины Петровны, которой направили тело Ираиды. Это была неожиданная удача, приятный сюрприз.

— Ты звони ей, не стесняйся, — напутствовал Макарыч. — Это дочь моя.

Покидая участок, Паша притормозил в дверях.

— Петр Макарыч, — обратился он к Аниськину, — пять лет назад девушка была на пляже изнасилована и утоплена. Дочка бильярдиста. Вы же в курсе? — Макарыч кивнул. — Кого-нибудь по этому поводу задерживали?

Участковый призадумался, обнял ладонью подбородок.

— Нет, никого не задерживали, — ответил он, наконец. — Давненько дело было… В тот год моя дочка только с учебы приехала, и у нас в больнице работала патологоанатомом или, как его, ассистентом?! Труп дочери бильярдиста сначала к ней попал, а уже потом его в Гродин отвезли. Она тогда такой вывод сделала, что у девушки перед смертью был половой акт, но только вряд ли это изнасилование. Не было синяков, ссадин, кроме как на шее, кажется. А партнер ее гандон натянул, так что следов своих и не оставил.

— А были еще попытки изнасилования тем летом? — Седов с Макарычем уже вышли на улицу, и оба нацепили темные очки. Поэтому вид у обоих был нарочито загадочный. А без очков Паша ослеп бы: солнце заливало светом и небо, и улицы поселка, и дома.

— А в том же году, — на ходу припоминал Петр Макарович, — я помню это точно, попался один извращенец — принудил к акту девушку молоденькую. Она заявление подала, парня задержали. Я допрос вел, он перепугался до уср… гм… сознался, что обманом девчонку на пляж заманил. А потом девчонка с чего-то заявление назад взяла. Небось, приехали родственники мерзавца, стали пугать, девушка и сняла обвинения.

— Кто тот парень? — встрепенулся Седов. — Как его найти?

— Он приезжий был, из Средней полосы. Как только папаша посадил его в свою машину, так больше я о нем не слышал. Только… — Аниськин прищурился, — зачем тебе он? Что ты на самом деле тут ищешь?

Паша взял участкового за рукав, завел в тенек, отбрасываемый зданием милиции, и рассказал ему о боровиковском маньяке все, что знал, не скрыв ничего, кроме личных предпосылок своего интереса к этому делу.

Макарыч выслушал его внимательно, поспрашивал о деталях, покивал.

— Не знаю, что тебе сказать на это, — заговорил он после небольшой паузы, во время которой Паша рассматривал его лицо, а сам Макарыч — лениво плетущегося по деревенской улице серого кота. — Эти маньяки, они, по-моему, только в кино водятся. Сам я их в жизни ни разу не встречал. Но дочка мне много чего рассказывала из того, чему ее в университете учили. Не знаю, чему и верить — себе или вам, молодым… Но в чем смогу — помогу. Если такой урод у нас тут завелся, то надо его уничтожить. А пока, — добавил он, — если хочешь, Паша, можешь с той девчонкой поговорить.