Другой путь. Трилогия

Манг согласно кивал головой, как китайский болванчик, и загадочно, повосточному, улыбался.

– Верно, мистер Майнце. Если есть возможность обойтись без конкурентов – зачем они нужны? Но у мистера Ли так не получится. Он очень не любит складывать все яйца в одну корзину. Диверсификация – самое популярное в Сингапуре слово. Чем ее больше, тем лучше Сингапуру. Если мы завладеем всеми кораблями в порту – мистер Ли сам поедет в Европу и Америку, будет стоять на коленях перед кем нужно, чтобы призвать новых перевозчиков, а нас станет обижать и придумывать способы снизить нашу активность. Поэтому лучше равномерно влезть к тем, кто уже есть, чем делать чтото свое. Компаниям нужны прибыли, а Сингапуру нужна устойчивость, чтобы не было зависимости от одного, пусть даже очень большого и важного, человека. Мистер Ли очень не любит, когда ему выкручивают руки, боится этого и никогда не допустит. Но в том, что все эти хитрые штучки нам не помогут – здесь ты прав, Зак.

Давненько меня так не щелкали по носу. Мнето казалось, что я, скопив коекаких деньжат, могу наплевать на условности, но вот, пожалуйста – простой тезис о том, что я не один, есть и другие и не все, что хочется мне, хочется и им – возвращает мне ощущение реальности. Можно, конечно, спевшись с Серым, устроить мистеру Ли козью ногу, но ведь наша цель – не разорение Сингапура. Выстрел в молоко. Но если у Манга настолько чистый рассудок, то нечего ему быть на вторых ролях.

В общем, главным в сингапурских делах стал Джонни – потому что не питал глупых иллюзий. Я сообщил ему, что все свои большие сделки впредь он должен согласовывать с Пьером Персеном из Андорры. И только потом спохватился, что сам Пьер еще не в курсе своих новых полномочий. Он даже не имеет понятия, что работает на меня!

Велев Долли дозвониться до Персена и предупредить банкира о моем скором появлении, я бросил все дела (бедняга Квон пытался протестовать, но я велел ему ждать сутки) и отправился в ЭскальдесЭнгордани убеждать Пьера в его исключительной необходимости для моей империи.

Эскальдес – маленький городишко, в пару перекрестков и десяток улиц, почти сросшийся с таким же крохотным АндорралаВелья – самой высокой (в самом прямом смысле слова) европейской столицей суверенного княжества. Они оба утонули в крупных складках каталонских гор, отделяющих Пиренейский полуостров от континента. Поблизости спрятались еще полдюжины поселений – Ордино, Массана, Энкамп, каждое из которых древностью могло поспорить со многими, гораздо более известными, городами.

На самолете полтора часа до Каркасона – крохотной жемчужины южной Франции, и дальше на машине по самым что ни на есть историческим местам, овеянным легендами и подвигами, всякими Песнями о Роланде и Альбигойскими войнами.

Гдето в этих ущельях франки Карла Великого шли биться с сарацинами еще без всяких религиозных подоплек вроде крестовых походов – просто как с гнусными негодяями, посягнувшими на чужое, и возвращались несолоно хлебавши. Гдето рядом сложил свою глупую голову в стычке с хитрыми басками самый известный рыцарь не королевской крови всех времен и народов – Роланд. Не помог бретонскому графу ни рог Олифан, ни меч Дюрандаль. А был бы у него воз с золотишком – глядишь, и ушел бы живехонек.

Спустя четыреста лет эта земля породила ересь альбигойцев и утонула в крови и сгорела в пожарах, порожденных волей истового слуги божьего – Симона де Монфора и его доброго сподвижника – папского легата Арни Амальрика, советовавшего солдатам убивать всех, не обращая внимания на принадлежность к еретикам или к католикам – «Господь своих распознает». Реки крови, костры с несчастными катарами, инквизиторы – все видела эта земля.

Здесь неподалеку, буквально за горой, тот самый Монсегюр – ныне груда камней, оставшихся от старинной маленькой крепости, в которой то ли хранился Грааль, то ли она сама и была Граалем, как сообщил ничего не подозревавшему человечеству крестный папа Анненэрбе – Отто Ран. Сейчас это просто небольшой колхоз, вернее – коммуна, но имя известно каждому, кого будоражит романтический дух средневековых приключений.

Генрих Наваррский, ставший Генрихом IV в этих краях впервые задумался о том, что Париж стоит мессы. Здесь ковался его характер – рациональный и великий.

Столько истории в одном месте – просто удивительно, что здесь еще остались глухие уголки и луга не вытоптаны до базальта бесчисленными туристами. Смотришь и удивляешься – тишь, благодать, тепло и солнечно, будто и не было вокруг ничего такого, о чем говорят старинные летописи.

Мы с Томом проехали несколько городков с поэтичными названиями – Лиму, Куиза, Эспераза – всюду вдоль дороги зеленые поля с редкими французскими колхозниками, добрались до Акса и только теперь въехали в горы, которые все время маячили со всех сторон. Они были волшебны – здешние горы! Иногда исчезающие в низкой облачности, но чаще встающие во всей своей титанической красоте, они звали к себе, манили и требовали полного растворения в преклонении перед своим величием.

Чем глубже мы въезжали в эту славную страну, тем больше мне хотелось стать здешним королем. Пятьдесят тысяч подданных будут у меня как сыр в масле кататься – арабские шейхи обзавидуются!

Если смотреть по карте, то расстояние от Каркасона до Эскальдеса с трудом наберет всего лишь сотню километров, но в горах пути извилисты, подчас до невероятности, и легко могут удвоить, а то и утроить расчетное время. А если еще беспрестанно останавливаться и «дышать воздухом новой Отчизны», как делал я, то можно и забыть, куда ехал. Если бы не Том, короткое путешествие грозило бы затянуться больше чем на сутки. Но благодаря ему мы добрались таки до улицы Карла Великого в Эскальдесе, где расположился офис Banca Privada D'Andorra.

В Андорре все маленькое – домики, улочки, церкви, площади – все, кроме гор. Банки тоже маленькие.

Персен делил комнатку со своим секретарем. Он же помощник, он же казначей банка. Звали парнишку Хоакином, носил он чудесную фамилию Арзак, и был он чуть старше меня. Но очень гордился своим положением в городе – помощник главы одного из крупнейших андоррских банков – едва ли не эти слова были выбиты на его визитке, которую он вручил мне с самого начала.

– Буэнас тардес, сеньор, – секретарь Пьера вежливо привстал изза своего стола и еще чтото длинно и трескуче пролопотал на испанском или каталанском – на слух и не разберешь.

Мы с Томом переглянулись и синхронно пожали плечами, объясняя друг другу, что ничего не поняли из услышанной скороговорки. Том немного понимал пофранцузски, но выступать парламентером не решился.

– Но энтиендо, – сказал Том и развел руками.

– Здравствуйте, сеньор Арзак, – решил попытать я свою удачу. – Мне нужен месье…

– А вот и я! – Пьер пухлой молнией влетел в кабинетик и стало в нем совсем тесно. – Закария, дорогой мой, я так заждался тебя, что успел немного проголодаться! Долли звонила еще пять часов назад! Простишь мне эту небольшую слабость?

Он по очереди пожал нам руки и цыкнул зубом на Хоакина.

Вслед за секретарем вышел Том.

– Итак, дорогой Закария, ты, наверное, приехал узнать, как движутся дела по референдуму? – Пьер достал из тумбы под столом бутылку красного вина, с широким горлышком, оплетенную виноградной лозой в виде легкой дырявой корзинки, и головку сыра. – Мой банк – еще и большой держатель здешних вин. Торгуем немного. «Риохо», красное, попробуешь?

– С удовольствием. Пока ехали, успели немного… подсохнуть!

Мы рассмеялись.

Вино оказалось неплохим, чемто похожим на грузинские «Оджалеши» или «Сигнахи», только полегче.

Недолго, скорее, для соблюдения приличий, чем интересуясь на самом деле, мы поговорили о здоровье и домашних делах и перешли к работе:

– Демократы, через которых я действую, выбрали сегодня утром для голосования четвертое сентября. – Прихлебывая маленькими глотками вино, сообщил Персен. – Времени достаточно, чтобы принять коекакие меры…

– Что нужно сделать, Пьер?