Другой путь. Трилогия

И я дал себе клятву больше никогда не знакомиться с русскими стажерами – чтобы не попадать в подобные глупые ситуации. И обязательно поработать над внешностью.

– Хорошо, Ань, только потому, что ты об этом просишь. Но у меня есть три условия.

– Угу, слушаю?

– Первое – мы с тобой всетаки сходим в ресторан. Сейчас. Я неожиданно проголодался и мне определенно нужно добавить спиртного. Непростой день сегодня выдался.

– Хорошо, – она легко согласилась.

Мне показалось, что предложи я ей сейчас переспать ради того, чтобы поутру увидеть Серого, и она так же легко согласится. Или выцарапает мне глаза и сдаст газетчикам без обещанного ожидания «завтра».

– Второе… Не знаю, как тебе это сказать…

– Говори как есть, постараюсь не обидеться.

– Ну смотри: ты обещала!

– Говори уже!

– В общем, я хочу, чтобы ты выглядела не как советская студентка за границей, а… В общем, нужно будет немножко поменять гардероб и заехать в Лондоне к моему парикмахеру. Только не подумай, что я намекаю, что ты плохо выглядишь! Ты – волшебна! Но так будет лучше. – Я не решился сказать, что было бы неплохо еще поменять зубы: на верхнем резце имелся небольшой скол.

– Вот же, – усмехнулась Нюрка. – А мне уж почудилось, что ты меня в койку потащишь! А ты всего лишь – красоту навести? Какой ты хороший, Захарка, – она чмокнула меня в щеку.

Каждой бабе природой дается это интуитивное умение манипулировать окружающими. Ктото тратит его на дрязги с соседями, иные находят удовольствие в склоках на работе. Нюрка научилась подчинять себе людей одним обещанием благорасположения. Уверен, что герр Шульц за такой поцелуй был бы готов выпрыгнуть из штанов и лично притащить луну. Вкупе с имиджем неприступной твердыни – стопроцентная гарантия успеха. Откуда что берется? Ведь обычная девчонка из комитета комсомола – «подайпринеси»! А вот поди ж ты, выросло.

– И третье: я буду говорить порусски со страшным акцентом – не пугайся и принимай это как должное.

– Договорились, Зак. Это настоящая ерунда, мог бы и не предупреждать.

– Лучше предупредить. Как говорил на военной кафедре майор Припоров: «если приказ может быть понят неправильно, он будет понят неправильно».

В ресторане я учил ее английскому, а она рассказывала подробности о частной жизни обывателей на родине. Мы танцевали танго под живой звук рояля. Вернее, я танцевал – брал както по случаю десяток уроков и немного умел – а Стрельцову мне пришлось таскать по залу на руках. Она громко хохотала и поцеловала меня еще пару раз в щеку, объяснив это словами: «ты такой милый».

Я острил, я блистал, я был неподражаем, и любая из моих лондонских пассий уже бы давно стала моей бесповоротно, но не Анька. Она умело держала дистанцию, впрочем, и я не горел теперь желанием сблизиться – скорее, его имитировал, и мне это почемуто нравилось. Такая «игра в любовь».

Пауль в машине восхищенно чмокал губами, оглядываясь на нас в зеркало заднего вида. Он думал, что я пьян и ничего не вижу.

Но я не стал ничего ему говорить – любому было бы трудно удержаться от проявления эмоций при виде хохочущей Нюрки. Какой же я был дурень тогда, в Союзе, пять лет назад – когда Анька всегда была гдето рядом и поэтому не особенно нужна. Судьба плетет свои чудные кружева очень странными затейливыми способами. За это и стоит любить жизнь: что бы ты себе не придумал о своем будущем, в итоге оно все равно окажется иным.

– Я даже не думала, что такие бывают, – сказала Анька утром, поглаживая желтую кожу кресла в очередном Learjet 55, это твой самолет?

– Нет, арендованный. Луиджи обещал купить такой же и вроде бы даже заказал. Готов будет к осени. И экипаж к тому времени подберется.

– Кто такой Луиджи?

– Мой главный телохранитель. Луиджи Фаджиоли.

– Здорово. Ты прямо как Брежнев стал – самолеты личные, охрана. Наверное, еще полный гараж дорогих машин есть? И дворец?

Посмотрю я на тебя, красотка, когда ты станешь рассуждать о Серегиных достижениях.

– Есть немножко, – согласился я, отпаиваясь холодной канадской минералкой «10 Тausend BC».

Всетаки двести пятьдесят рома, нашедшегося ночью в номере, стали явно лишними.

Договориться с герром Шульцем о командировке русской стажерки в Лондон особого труда действительно не составило – я пообещал ему теплое местечко в Лондоне и небольшой опцион на бумаги германских самолетостроителей – и даже это было лишним. Он хоть и повздыхал немного, сетуя мне, что среди австрийских фройляйн уже не найти такой «чистоты», но документы выправил моментально. На мое заверение обязательно вернуть Анну через месяц он посмотрел на меня так, словно я пообещал ему место Федерального Канцлера – не поверил ни единому слову.

В Лондон я вернулся в дурном расположении духа – Нюрка всю дорогу выспрашивала у меня всякую чепуху и порядком утомила. Ее можно было понять, но не простить: нельзя трогать страдающего похмельем человека.

Нас встретил Том. Он улыбнулся мне, скользнул безразличным взглядом по фигуре Стрельцовой – уже привык к тому, что безымянные красотки появляются в моей жизни внезапно и так же скоропостижно исчезают. Одной больше, одной меньше – не причина для любопытства. К тому же, он о ней уже все, кажется знал – Пауль наверняка сообщил все: кто, когда, почему…

– Прекрасный сегодня день, сэр, – доложил он. – Домой?

– Нет, Том, сейчас мы отвезем Анну к Ники Кларку, пока он с ней будет работать, мы с тобой поедем в офис, мне нужно отдать несколько распоряжений на ближайшую неделю. Затем мы заберем Анну и поедем по магазинам, и только потом домой. И завтра полетим в Чикаго.

– Он в Чикаго? – вмешалась Стрельцова.

– Нет, не в Чикаго. Успокойся. Обещал, значит привезу. А пока подумай, что ты ему скажешь, чтобы он не наорал ни на меня, ни на тебя.

Том ничего не понял, но деликатно отошел в сторону.

– А он наорет? Почему?

– Потому что в Вене, если б ты не сообразила, как себя вести, наорал бы и я. И сказал бы всем, что знать тебя не знаю. Чокнутую русскую.

– А самто? Не чокнутый?

– Ань, не беси меня. Просто садись в машину и молчи, ладно? – я начинал раздражаться.

– Как скажешь, мистер Твистер.

Господь Всемогущий, за что мне это? Только почувствует баба хорошее к себе отношение – норовит влезть на шею: вози ее, утешай и ублажай. Вот надо оно мне? Положительно, нужно завязывать с вискарем – он делает меня слишком мягким и покладистым.

Всю дорогу Нюрка пялилась в окно на «двухэтажные автобусы», «красные телефонные будки», «лондонских дэнди», и без умолку вопрошала: «когда же будет Тауэр?», «а это Темза, да?», «а где жил Шерлок Холмс»? «а ты мне королеву покажешь?» Я даже пожалел, что Том – большой знаток достопримечательностей – не говорит порусски, но играть в испорченный телефон не стал. Нечего ее баловать – пусть нормальный язык учит, а не этот «хенде хох, Гитлер капут, ви есть рюсски партизан и я буду вас веселить: виселица находица на другой конец деревня»

Ники, увидев клиентку, пару минут ходил вокруг нее, потом выдал:

– Зак, я с удовольствием возьмусь за нее. И сделаю это бесплатно. Наоборот, я готов сам потратиться. И мне нужно от тебя две вещи. Прости уж, но мне очень нужно.

Положительно, меня начинало заводить это всеобщее обожание товарища Стрельцовой. Она не червонец, в конце концов, чтобы каждому нравиться.

– Какие?

– Я хочу, с твоего позволения, сам выбрать ей одежду и в этой одежде отвезти к одному парню. Его зовут Джон Уоделл и он делает лучшие в этом городе снимки. Правда, в основном голых… Но я его уговорю на сессию в одежде. Я обещаю – никаких вольностей!

– Это еще зачем? – мысль о фотографировании Стрельцовой мне и самому приходила в голову. Но почемуто я больше концентрировался как раз на «ню».

– Мне нужен хороший рекламный проспект с новым лицом. Очень хороший и дорогой. Роскошный, понимаешь? А у меня нет денег на моделей из первой сотни. Я и без того по уши в долгах – кредиты на новый салон, машину. Мне очень жаль. Но вот твоя… знакомая – подойдет лучше любой из них. Она полька?