Страница 126 из 171
Валютные, процентные, экзотические свопы перестали быть разовыми, просчитанными сделками и благодаря компьютерам приобретали лавинообразный характер – даже небольшой инвестиционный банк мог провести в день тысячи таких операций. И молодые «гении» начали зарабатывать совершенно необъяснимые состояния просто ковырянием пальцами в своих обсыпанных белым порошком носах. Премии исчислялись миллионами и десятками миллионов. Порой мне казалось, что иные из них, даже работающие на меня, зарабатывают больше и быстрее, чем я с Серегой.
Финансовый и фондовый рынки всегда были бесконечно далеки от реальной экономики, но если, как писалось в учебниках, раньше, во времена зарождения, фондовые биржи были призваны перераспределять свободные капиталы между доходными и не очень областями экономики, то ныне мир ценных бумаг и валют начинал жить в какойто своей, совершенно виртуальной, реальности. На каждый доллар, вложенный в реальную экономику, приходилась сотня, запущенных в биржевой оборот. Денег было очень много, и с каждым годом становилось все больше – рынки безудержно росли, развивались и требовали наличных.
Серега давнымдавно отсоветовал мне лезть в эти непролазные дебри, где для таких парней с улицы как мы, вход – рубль, выход – пять. Я разделял его точку зрения, представляя себе незабвенного О. Бендера, ознакомившегося с этими схемами. Нервное курение в сортире и комплекс неполноценности иконе советских аферистов обеспечены! Опционы, фьючерсы, и всякие деривативы хороши для тех, кто рулит рынком и хочет еще больше зеленых бумажек с ликами Бенджи Франклина, у нас же цель в ином. Акции помимо прибыли, дают права, ну, конечно, если они в достаточном количестве для обретения прав.
Поэтому я не стремился к получению ежедневной прибыли, предпочитая консервативный подход к своей деятельности. На простой торговле акциями можно заработать не меньше и надежнее, чем на всех этих головоломных хитромудростях, показывающих иногда в моменте сумасшедшую доходность, но, при рассмотрении скольконибудь длительных сроков проведения операций, приводящих к недвусмысленному выводу: от их существования богатеет в основном тот, кто их выпустил. Ну и немножко тот, кто разместил эти производные бумаги на рынке. А не тот терпила, кто их купил. И Уоррен Баффет со временем прекрасно этот тезис подтвердит. Правда, Серега был уверен, что за Оракулом из Омахи стоят еще несколько персон – гораздо более тяжеловесных, чем владелец Berkshire Hathaway.
На второй день пребывания в госпитале Принцессы Грейс я удостоился мимолетного внимания местного медицинского светила – какойто шишки с кафедры психиатрии из Лондонского университета. Чемто похожий на кошмар с улицы Вязов, молодой Найджел Ли, окруженный полудюжиной почтительно внимающих ему коллег, посветил мне фонариком в оба глаза по очереди, покрутил пальцами перед моим носом и, сочтя динамику выздоровления удовлетворительной, с легким сердцем выпнул меня домой. Скорее всего, причиной такого решения стало мое настойчивое желание притащить в палату факс, телетайп и посадить в соседнюю палату секретаря. Режим больницы таких вольностей не допускал и мне вынужденно пришлось стать жертвой врачебного произвола.
Впрочем, этому обстоятельству я был только рад – труба звала на подвиги и Луиджи возбужденно бил копытом, требуя подробностей о покушении, адрес моей ночной гостьи и немедленного раскаянья во всех злодеяниях, вызвавших подобный эксцесс.
Подробности я, конечно, рассказал. Адреса не знал. Какой адрес? Я даже имени ее не помнил! Темненькая, курит, болтлива, круглопопа (Венера Каллипига обзавидуется) и ненасытна – вот и все особые приметы. Саймон высадил ее на вокзале Ватерлоо – ищи теперь ветра в поле по всему югозападу от Брайтона до Кармартена. Во всяком случае, он так говорил, и пока его слова проверить было трудно. Не пытать же беднягу? Хотя, если мне наскучит игра в цивилизованного буржуина, придется, наверное, показать лик озверевшего «комми».
– Но ты же понимаешь, Зак, что, скорее всего, она и есть та единственная, которая могла бы вывести нас на след? – в сотый, наверное, раз спросил Луиджи.
– Что толку, Лу? Если она перекрасилась, постриглась и пару раз побывала в солярии – я ее не узнаю, даже если снова затащу в койку!
Не то, чтобы я раздражался от его расспросов, но всетаки нужно понимать, что я не кадровый разведчик, слету запоминающий любые лица по сотне признаков и однозначно идентифицирующий каждого, кого хоть раз встретил на базаре.
– Отстань, Лу. Я рассказал тебе все, вплоть до поведения одного отдельно взятого самца в период брачных игрищ. Остальное – в полицейских протоколах и твоих руках. В конце концов, на Острове не так много должно быть людей, обратившихся к врачам с таким специфичным переломом запястья и вскрытыми венами на нем же. Примета верная. Ищи!
– Если они не идиоты, то к врачу они обратились на континенте. Франция, Бельгия, Голландия – для хорошей лодки часов пять ходу. А на вертушке и того меньше. А я ноги стопчу и ничего не найду, – посетовал мой главный охранник.
– Да мне, в общемто, наплевать на твои ноги, Лу. Тем более, что бегать ты будешь не сам. Я же не жалуюсь тебе, что твои парни пожирают слишком много ресурсов? Ресурсы – моя забота. А обеспечение моего спокойствия – твоя. И очень прошу тебя, не нужно впятеро увеличивать количество личной охраны – я не запомню лица и буду шарахаться от своих же. Не то чтобы я этого боялся, но выглядеть смешным и трусливым не хочется, понимаешь? Так что – ищи. Установщиков сигнализации и камер проверил?
– Да, Зак. Не думаю, что они в этом замешаны. Зачем рушить основы своего бизнеса?
– Я тебе объясню, Лу, зачем это делать! – Иногда эти их рассуждения о честности по умолчанию просто изводили меня, заставляя срываться на хороших в общемто людей! – Если стоимость дырки в одном месте моего забора выше, чем пяток годовых доходов их сраной компании – они с легкостью согласятся похоронить свою контору вместе с репутацией и перспективами! А иначе им нечего делать в бизнесе! Понятно?
– Хорошо, босс, – понурился Луиджи, – я понял.
– Отлично, сеньор! Замечательно! Узнай о них все – вплоть до бухгалтерских отчетов! И что там у нас с немцами?
– Мой контакт передал согласие. Через две недели в Потсдаме тебя встретит сам старый Эрих. Условия и точное место нам сообщат за два часа до встречи.
– Через две недели? Как я люблю коммунистов! Они в самом деле думают, что мир крутится вокруг них и у меня нет более забот, как угодить этим старым маразматикам?
Луиджи загадочно улыбнулся:
– Не стал бы я называть герра Мильке «старым маразматиком»…
Я бы тоже не стал, если бы товарищ Мильке не просрал бы вскоре свою страну, несмотря на все свои таланты. Немцы вообще странный народ – вроде бы всегда все делают правильно, но итогом верных действий чаще всего становится грандиозный провал – хоть Гитлер с его Барбароссой, хоть кайзер Вилли с запломбированным вагоном, хоть этот… немецкий резидент в САСШ, передавший со своим связным расписки агентовамериканцев в получении вознаграждения от германских хозяев. Отчетность – дело хорошее во всех отношениях, но особенно она понравилась английским и американским контрразведчикам. Впрочем, поражение одних – всегда выигрыш других, и, может быть, я просто недостаточно осведомлен, чтобы судить о том, как, что и зачем делают абсолютно все немцы? Разумеется, вслух я этого не сказал.
– Не называй, – я занес дату встречи в Потсдаме в свой планировщик. – Займись визами, паспортами, ну, ты знаешь. В ГДР просто так не въедешь. А у тебя всего лишь две недели.
Луиджи чтото еще хотел сказать, но передумал. Видимо решил, что сумеет справиться без моих ценных указаний.
Он ушел, а я стал готовиться к знаменательной аудиенции.
Три дня прошли в какойто нервной суете и беспрестанных метаниях – от адвокатов, ведущих мои дела в отношении СкотлендЯрда до других, занятых несколькими слияниями: Parmalat я соединял с Nestle (не особенно рассчитывая на успех, просто устраивая газетную шумиху, играл на повышение), FIAT с SAAB – примерно с теми же намереньями, а SAP поглощал Danfoss – и эта сделка была серьезной.