Дарители

Шевцов с размаху усадил Виту на диван, больно ткнул пистолетом ей в подбородок и, приблизив лицо, усеянное бисеринками ее слюны, негромко, но выразительно сказал:

— Не делай так больше. Усекла?

Вита сузила глаза, но, тяжело дыша, замолчала. Сканер, прижимая здоровую руку к груди, повернулся к Баскакову.

— Витя, позволь мне… — он шагнул вперед почти решительно, с ненавистью глядя на видневшееся из-за широкой спины Шевцова лицо Виты, скалившей зубы, точно взбешенная кошка. — Из-за тебя он избил меня… хотел убить… Это ты отдала ему письма… рассказала все… и Яну… мою Яну… из-за тебя… Не отпускай ее… я сейчас…

Но Шевцов тут же выпрямился и отошел к стене, глядя на Сканера с таким же раздражением, с каким прежде смотрел на Виту. Сканер же резко развернулся на полпути, подошел к стулу и сел, поглядывая на Виту, которая, морщась, потирала подбородок. Она же, не отрывая глаз смотрела на дверь, из-за которой доносились приближающиеся шаги.

Вскоре дверь распахнулась, и в комнату в сопровождении охранников ввалились Слава и Андрей — буквально ввалились, услужливо подтолкнутые сопровождавшими. Левый глаз Славы почернел и закрылся, скула была разодрана, рубашка висела клочьями, и в общем вид он имел весьма плачевный, но шел сам, ровно, глядя перед собой с досадой грубо оторванного от дум отшельника. Он поддерживал Андрея, который шатался, как пьяный, и его опущенная голова вяло моталась из стороны в сторону. От левого виска до шеи протянулась широкая полоса засохшей крови, а руки в отличие от Славиных, были скованы за спиной наручниками.

Вита снова вскочила, но на этот раз Шевцов не стал ее останавливать. Никто не заметил его удивленного взгляда. Он отправлял сюда Схимника совсем не в таком состоянии и не похоже было, чтобы он прикидывался. А ведь Шевцов запретил его бить — особо это отметил. Получается, Баскаков отдал приказ в обход него и позвонить на дачу он мог только в единственный промежуток времени — когда находился в палате дочери. Шевцов не питал к Схимнику никаких теплых чувств, разве что уважал за профессионализм и справедливость, да еще за то, что, по слухам, он грохнул-таки психованного Ляха. Более того, в свое время Шевцов даже порадовался предательству Схимника, повысившему Сергеева и его самого, хоть и был удивлен. Но Шевцов был бойцом старой закалки, и то, что здесь происходило, начинало ему не нравиться. Это было неправильно.

— Присаживайтесь, господа! — с легкой усмешкой пригласил Баскаков. — Прошу вас!

Вита помогла Славе усадить Андрея на диван. Он тяжело откинулся на спинку, не подняв головы, потом слегка покосился влево, и Вита подхватила его.

— Они его чем-то на-накачали, — пробормотал Слава, придерживая Андрея за плечи. — Он что-то совсем плох.

— Андрюша, — шепнула Вита, осторожно приподнимая его голову. Негоже было показывать свои чувства на потеху этому сборищу уродов, она почти чувствовала кожей их ухмылки, но сейчас на это было наплевать. Вита прижалась к нему, ее пальцы нежно гладили выкрученные в суставах руки, обритую голову, губы скользили по заросшим бородой щекам, по закрытым глазам, беззвучно всхлипывая, задыхаясь, она просила у него прощения. Слава, чуть пригнувшись вперед, передвинулся на диване, стараясь загородить их, и, криво улыбаясь разбитыми губами, поглядывал на Баскакова и его команду с почти мальчишеским вызовом.

Веки Андрея поднялись. Секунду он смотрел на Виту и, казалось, не узнавал. Потом его глаза прояснились, и она впервые в жизни увидела в них ужас.

— Я же… просил тебя… — негромко сказал он, и его лицо исказилось в гримасе злого, безнадежного отчаяния — только на секунду, мышцы лица тут же обмякли, отказываясь повиноваться, и все эмоции утонули в выражении сонного и какого-то старческого равнодушия. Он качнулся вбок и прижался лбом к ее лицу. — Я же… просил… что ж ты натворила, глупая?.. Я так надеялся, что тебя…

— Прости, прости, дура я! но я должна была… понимаешь, должна!.. я… ох!.. — она задохнулась, изо всех сил пытаясь держать себя в руках. Если она сейчас раскиснет, Андрею будет только хуже.

— Ладно, ребята, — добродушно сказал Баскаков, чуть подавшись вперед на стуле, — все это, конечно, мило и трогательно и, ей богу, уже катится скупая мужская слеза, но все же завязывайте. Пора поговорить о деле. Ты уж извини, Схимник, что пришлось тебя наширять, но наручники — для тебя средство ненадежное, даже при нашем вооружении, да и твоя настолько нарушенная координация как-то больше располагает к беседе. Надеюсь, ты уже оценил ситуацию?

— Вполне, — ответил Андрей, уже по-прежнему спокойно и бесстрастно, потом перевел взгляд влево. — А, Шевцов! Здорово! А то как-то быстро разминулись.

— Здорово! — просто отозвался Шевцов и кивнул, убирая пистолет. — Давненько не виделись.

— Как жена, дети? — осведомился Андрей — так обыденно, точно они сидели за кружкой пива. Шевцов пожал плечами.

— Да нормально. Пилят, конечно, не без этого.

— Ясно, — Андрей снова перевел взгляд на Баскакова и слегка улыбнулся. — Ну, Виктор Валентинович, насладитесь. Аудитория у ваших ног.

Баскаков усмехнулся, дав понять, что оценил самообладание противника. Сканер открыл было рот, желая сообщить компаньону удивительную новость, которую он успел прочесть в глазах Схимника еще в ресторане, но, наткнувшись на жесткий взгляд холодных серых глаз, захлопнул рот, сообразив, что Схимник может знать и его тайну и не преминет ответить на удар.

— Ну, что ж, — Баскаков вытащил сигарету, и один из охранников, наклонившись щелкнул зажигалкой, — все, что я скажу, ты и так знаешь. Вы обладаете нужной мне информацией, и я готов сделать все, чтобы из вас ее достать. Боль делает с людьми удивительные вещи, особенно с женщинами, она поглощает все чувства, даже самые стойкие, и ты прекрасно понимаешь, что рано или поздно я все узнаю. При возможностях современной медицины вы будете не умирать очень долго, даже если от вас почти ничего не останется. Но и узнав все, я бы с удовольствием сделал так, чтобы вы подыхали много-много дней. Вы мне достаточно крови попили, особенно ты и твоя девка. Но я умею быть благодарным, Схимник. Ты спас мою дочь. Она, правда, все равно умерла, но поступок есть поступок. И я предлагаю тебе альтернативу. Вы рассказываете мне все, вы отдаете мне Чистову, а после этого Вита и ты, Вячеслав, получаете по пуле в голову. На тебе, Схимник, я все равно отыграюсь, уж не обессудь, но малютка умрет без мучений. На парня я вообще зла не держу — он всего лишь не к той бабе в постель прыгнул. Ну, решай быстрее. Ты — человек здравомыслящий и хорошо понимаешь, что вам не уйти. У меня мало времени. Или я начну с того, что пропущу девчонку через всю свою охрану… а уж потом… — Баскаков сокрушенно прищелкнул языком. — А ты будешь смотреть — смотреть, пока она не сдохнет! Ну же? Решай. Можно обсудить варианты нашей предстоящей беседы. Я свое слово сдержу, я ведь не изверг, в конце концов, — он широко улыбнулся Андрею и показал ему пустые ладони, словно давая понять, что это никак не руки изверга. Кто-то из охранников испустил смешок. Взгляд Андрея остался бесстрастным.

— Я хочу поговорить со своей женщиной, — холодно произнес он и отвернулся.

Баскаков чуть наклонился на стуле, надеясь уловить хоть слово из их разговора. Но, к его удивлению, ни Вита, ни Андрей не проронили ни звука, а просто сидели и смотрели друг на друга, общаясь на каком-то неизвестном ему уровне.

Минута прошла в безмолвии. Потом Вита на мгновение опустила голову, а когда подняла, то на Андрея взглянула не испуганная и растерянная девочка, но подруга — надежная и уверенная в себе. Ее взгляд остался любящим, но в нем появилась решимость и особая сила. Такие глаза были у славянок, бесстрашно сражавшихся на оборонительных стенах бок о бок со своими мужчинами и умиравших вместе с ними. Ее пальцы легли на его плечо, и это легкое прикосновение сказало ему все. Баскаков, внимательно наблюдавший за этим, отрешенно улыбнулся, уже не сомневаясь в ответе бывшего подчиненного. Андрей повернулся, чтобы сообщить Баскакову свое решение, и увидел, что Шевцов, скривив губы, направляется к двери.