Дарители

Казалось, безумие захлестнуло весь зал, хотя на самом деле оно скосило не больше двух с половиной десятков человек, остальные метались и кричали в бестолковой панике, толкая и топча друг друга. Большинство сумасшедших просто гонялись за гостями и друг за другом, словно изголодавшиеся волки, угодившие в овечью отару, воя, хохоча и разбрызгивая слюну. Но у некоторых безумие носило жуткую, неповторимую индивидуальность. Один из телохранителей Баскакова, в клочья разодрав на себе пиджак и рубашку, теперь сидел на скользком от крови и растоптанного угощения полу и с деловитым, сосредоточенным видом грыз собственную руку, захлебываясь пузырящейся на губах кровью и дрожа, словно в сильном ознобе. Сергеев, забившийся в угол, запрокинул голову и шарил пальцами в горле, запихнув руку в рот уже за границу запястья и упорно проталкивая ее все дальше, содрогаясь в жестоких рвотных спазмах. Какая-то женщина, совершенно голая, каталась по сцене и пронзительно визжала. Соня Баскакова с криком металась по залу, колотясь о стены, словно бабочка в банке, разбитое лицо заливала кровь, сломанная рука висела плетью.

Несмотря на сумасшедшую давку людям мало-помалу удавалось покидать зал. Кто-то выпрыгнул в окно, большинство добрались до холла и теперь, застревая в дверях, рвались на улицу. Выбежала в холл и одна из сумасшедших, и там завязалась отчаянная драка — обезумевшая женщина расшвыривала взрослых сильных мужчин играючи, даже не прилагая особых усилий. В конце концов все дело решил один из чьих-то телохранителей, всадив пулю в ее мутный, ничего не выражающий глаз.

Несколько человек пытались искать спасения на втором этаже, но на середине лестницы их встретили выстрелы, и после того, как один из них с воем скатился по ступенькам, зажимая рукой простреленное плечо, остальные кинулись обратно в зал, а Художник, смеясь, опустил пистолет. Его глаза горели, руки слегка подрагивали. В эту секунду он не помнил своего имени, не помнил прошлого, даже не помнил, что он человек. Мечта возрастом в несколько веков осуществилась. Он стал настоящим Творцом. Он стал частью собственной картины. Он был на вершине и в то же время он был там, среди них. Он мог убить и мог умереть сам. Он был восторгом и он был страхом. Он был силой и был болью. Он был криками и был агонией. Он был безумием и был чужой кровью. Он был блеском вонзающегося в плоть острия и был этой плотью, послушно под ним расступающейся. Он был бешеным биением сердец и хрустом раздавливаемого стекла. Он был смесью запахов зала и острого, горьковатого дыма, уже начавшего выбираться из холла. Он был малейшим изменением цвета. Он был Вселенной, он был всем, и сравнить это с Дорогой было невозможно.

Баскаков оказался в самом центре обезумевшей толпы и теперь дико озирался, пока оставшиеся немногочисленные охранники, обступив его, пытались расчистить дорогу к выходу. Краем сознания он уже понимал, что произошло, но поверить и принять это был не в силах. Как могло такое случиться?! Как она посмела?! Как смогла подобраться так близко?! И самое главное — где она?! Ведь она наверняка где-то в ресторане, спряталась и наблюдает, наслаждаясь местью. Но никого, хотя бы отдаленно напоминавшего Чистову, он не видел. Найти ее, найти… нет, сначала выбраться отсюда живым, но потом найти ее и уж тогда… Но что происходит с людьми, почему они так странно и страшно меняются… разве способна она была на такое?..

Один из охранников упал, сбитый с ног внезапно выпрыгнувшим откуда-то сбоку человеком, чье лицо и шею изрезала сетка бешено пульсирующих сосудов, а из плеча нелепым блестящим ростком торчала глубоко всаженная вилка. Прежде чем охранник успел что-то сделать, сумасшедший впился зубами ему в кадык. Эта картина, мелькнув перед Баскаковым, тут же исчезла, оставшись позади — они не остановились ни на секунду, продолжая пробиваться к двери. Как во сне он услышал грохнувший за спиной выстрел, почти потонувший в криках, и тут же остановился, точно очнувшись.

— Не останавливайтесь, сейчас выведем!.. — хрипло крикнул кто-то ему на ухо, настойчиво толкая вперед.

— Стойте, кретины! Где моя дочь?! Найдите Соньку, сейчас же! И Анну!

— Вот выведем вас и…

— Ищите, олухи!

Охранники с руганью развернулись, расшвыривая налетающих на них людей голыми руками — стрелять уже давно было нечем. Он с ужасом шарил глазами по сторонам, боясь увидеть изуродованные тела, но ни Сони, ни Анны нигде не было видно — может, дай бог, успели выбежать? Но сердцем Баскаков чувствовал, что это не так. Чистова, скорее всего, добралась и до них, и тогда они должны быть где-то в зале, превратившиеся в обезумевших зверей… много хуже, чем мертвые.

В воздухе расползался ощутимый запах гари — где-то в ресторане начался пожар. Людей в зале становилось все меньше, из холла долетали крики, чей-то хохот и звуки потасовки. Баскаков дернулся в сторону, увлекаемый охраной, и увидел Сергеева. Его помощник, съежившись, сидел в углу, глубоко засунув в рот собственную руку, точно пытался что-то отыскать внутри себя. Лицо посинело от удушья, страшно выпученные глаза смотрели точно на Виктора Валентиновича. Передернувшись, Баскаков отвернулся, и в этот момент откуда-то сверху долетел серебристый, переливающийся, странно знакомый смех. Он поднял голову и удивился, почему же не заметил Анну раньше. Женщина сидела на широких перилах балюстрады в изящной позе, свесив одну из ног в черной туфельке, и смеялась, глядя вниз, в зал. Она была хороша, как никогда, ее лицо раскраснелось, глаза сияли безумным огнем, платье сползло с правого плеча, слегка обнажив грудь, и Баскаков изумился неожиданно захлестнувшему его бешеному возбуждению. В таких-то обстоятельствах… не сошел ли он сам с ума?!

— Аня! — крикнул он изо всех сил. — Аня!

Она взглянула точно ему в глаза и захохотала еще громче, и сейчас нечто в чертах ее лица и безумных глазах казалось особенно знакомым. Где он встречался с ней? Когда? Чистова, несомненно, поработала и над ней. Только сейчас Баскаков заметил в руке Анны небольшой пистолет, небрежно смотревший дулом вниз, и ему пришло в голову, что, свихнувшись, она может убить и его.

— Притащите ее сюда! — крикнул он телохранителям. Но те не успели отреагировать на приказ — на них налетело сразу двое сумасшедших, один из которых, их недавний коллега, приобретя с безумием неестественную силу, в то же время не утратил профессиональных навыков. Охранники сцепились с ними, почти отшвырнув Баскакова себе за спину, и на какое-то время он остался один на один с той частью зала, в которой еще оставались бестолково метавшиеся люди.

Какой-то мужчина, приоткрыв рот и часто-часто моргая, шел прямо на него, пьяно раскачиваясь и держа сложенные ковшиком ладони на уровне живота. Вначале Баскакову показалось, что человек несет, бережно прижимая к себе, какие-то странные сизые мокрые сосиски, и только когда тот уже подошел вплотную, Виктор Валентинович с ужасом и отвращением сообразил, что мужчина поддерживает петли кишок, вываливающихся из распоротого живота. Кровь на его черной шелковой рубашке не была заметна, и зрелище казалось нереально обыденным, даже каким-то мирным.

— … так странно… — тупо пробормотал раненый. Его полураскрытые губы не шевелились. — …скользкие… помоги…

Это было уже слишком. Самообладание Баскакова, державшееся на последних стежках, вспоролось. Он пронзительно закричал, оттолкнул от себя мужчину и метнулся в сторону со всем проворством, на какое только был способен. Раненый с размаху сел на пол, отрешенно глядя на свой живот. По его лицу текли слезы. Медленно, словно во сне, он завалился на скомканную вишневую портьеру.

— Уведите меня! — отчаянный крик слепо бился о равнодушные стены зала и метался среди строгих коринфских колонн, утративших свою безукоризненную белизну. — Бросьте их, мать ВАШУ!!! Уведите МЕНЯ-А-А!!!

Анна смеялась.

Один из телохранителей Баскакова успел бросить ошеломленно-испуганную фразу.

— Что за хрень?!..

Фраза пропала впустую, ее никто не услышал, да и если бы услышали, ответить все равно не смогли бы. Он и сам не ждал ответа, слова выскочили машинально, в перерыве между сухими выдохами. Но ему хотелось знать, почему эти двое еще живы, хотя каждый уже получил на свою долю не меньше шести смертельных ударов, кровопотеря огромна, внутренние органы должны были превратиться в кашу, сердце замереть, а мозг отключиться навсегда? Коллеги удивленно и устало сопели рядом, пытаясь наравне с ним устранить препятствие, отделявшее их и босса от спасительной двери.