Требуется секретарша

Видимо, он действительно думал, что перед ним легкая добыча, которая только прыгать и умеет, как кузнечик, поэтому решил просто меня догнать. И припустил за мной по проселочной дороге молча, как годовалый бычок. Я же, легкая, как лань, неслась впереди, пока мне все это не надоело. Развернувшись, я побежала на него. От неожиданности он выставил перед собой руки, раскрыв для меня все свое сильное тело, и я не преминула этим воспользоваться, — метнувшись в сторону, долбанула его ногой в живот, а потом, с разворота, пяткой по затылку. Он не знал, что в пятке туфли у меня свинчатка, и, наверное, подумал, что на него упал с неба «БМВ». Тяжело, так, что содрогнулись и зазвенели железные оградки на кладбище, он рухнул на дорогу и зарылся носом в песок. Усевшись на него, я немного отдышалась, потом достала из сумочки скотч, связала его, заклеила рот и оттащила тяжеленную тушу в пшеницу. Затем то же самое проделала с Леонидом, который все еще не пришел в себя. Только его не хотелось далеко тащить, поэтому я замаскировала его между оградками могил так, чтобы с дороги не было видно. После этого, довольная и счастливая, села в машину и поехала искать таинственную вдову в незнамо какую деревню.

3

Деревня вынырнула из-за леса. Небольшие опрятные домики теснились на косогоре, прячась под разлапистыми деревьями от солнца. Разноцветные крыши напоминали самотканое лоскутное одеяло. Единственная проселочная дорога, ведущая к ней от кладбища, скрывалась в переплетье узеньких улочек между невысокими крашеными заборами, и мне даже показалось, что на машине там проехать нельзя. Однако, когда я подъехала поближе, дома словно расступились, приглашая в гости, и я свободно покатила по песчаному Бродвею. Куры и прочая живность нагло таращились на меня, не думая убегать с дороги, поэтому, не желая вступать в конфликт с местным населением, уже высунувшим свои носы из окон и калиток, я остановилась у ближайшей лавочки, на которой аккуратненькая бабуся щелкала семечки. Выйдя из машины, я спросила:

— День добрый, не подскажете, где проживает гражданка Ванилина?

— Добрый, добрый, — прошамкала она, рассматривая меня подслеповатыми глазами. — А на кой она тебе сдалась?

— А вот сдалась.

— А я енту машину уже видела, — она уставилась на «БМВ». — Ты из издательства, что ль?

— Вы прямо Пинкертон, бабушка! — рассмеялась я. — Нет, не из издательства, просто машины, наверное, похожи.

— Как же, и номер похож?

— Так вы и номер запомнили? — я замерла в восхищении. — Вы же не видите, по-моему!

— Не я, а оно, — она провела рукой по груди. — Чует мое сердце, что не к добру ты, девонька, сюда заявилась. Хотя сама ты вроде девка путевая, добрая. Только чужой силы в тебе много. Ты не давай ей себя перебороть, держи ее на поводке.

— Да вы прямо колдунья!

— Я и есть колдунья, — невозмутимо прошамкала она. — Хошь, сглазию?

— В другой раз. Так где Ванилины живут?

— На том конце, крайняя хата с желтым забором, там у них еще петух с порватым гребнем на нем завсегда сидит, увидишь. Только к ней не пущают никого, охрана из Москвы, ядрена коромысло! — лихо выругалась она и хитро прищурилась. — Так что ты машину-то лучше здеся оставь, я покараулю.

Подивившись такой сообразительности немощной старушки, я взяла из салона сумочку и пошла по дороге через всю деревню. Перевалив через бугор, сразу же увидела желтый забор на отшибе. На нем чернел петух. Около калитки, на лавочке, сидели два парня и лузгали семечки. Они заметили меня издалека, один поднялся, приложил руку ко лбу и начал меня разглядывать. Это наверняка были охранники, хотя и одеты были по-простому, в спортивные штаны и майки. Видимо, жили они тоже здесь, не отходя от вдовы ни на шаг ни днем, ни ночью, и, естественно, знали местных жителей наперечет.

Приблизившись к ним, я вежливо кивнула и направилась к калитке, словно к себе домой.

— Эй, ты куда это, подруга? — послышалось за спиной. — А ну стой, родная!

Я отпустила ручку и повернулась.

— В чем дело? — сказала нагло. — Мне что, к бабушке уже нельзя прийти?

Два бугая переглянулись и подошли ко мне вплотную.

— Ты кто такая?

— Внучка, а вы кто такие?

— Мы твою бабку охраняем. А почему нам ничего не известно про внучку? — спросил один другого.

— А потому что нет у нее никаких внучек! — ухмыльнулся другой.

— Спорим, есть! — Я подбоченилась.

— На что? — поинтересовался машинально первый, но потом сразу одумался и сказал: — Ты мне голову не морочь, говори, кто такая, или проваливай отсюда!

— Это ты мне?! — я ткнула себя пальцем в грудь. — Мне, внучке знаменитого писателя?! Да знаешь ли ты, что…

— Заткнись! — оборвал он меня и оттолкнул от калитки. — Ну-ка, Вулдырь, проверь ее сумочку.

— Как же, так я вам и позволила! — Я прижала сумочку к груди и завопила: — Помогите, насилуют!!!

— Закрой рот, дура! — Вулдырь зажал мне рот рукой и испуганно оглянулся. — Слушай, братан, она сумасшедшая или нет?

— Сумасшедшая, — тут же подтвердил тот. — Отпусти ее, кажется, хозяйка топает.

Меня отпустили, калитка открылась, и из нее вышла та самая женщина, которую я уже видела по телевизору. Посмотрев на парней и на меня, она недовольно спросила:

— Кто тут орет?

— Бабушка, здравствуйте! — радостно заверещала я, бросаясь к ней, но меня удержали крепкие руки охранников.

— Стоять, подруга! — рявкнул один, схватив меня за шиворот и показывая во всей красе вдове. — Вот, говорит, что она ваша внучка. Это правда?

Та долго и пристально смотрела мне в глаза. Мне казалось, что она меня вообще не видит. Ни один нерв не дрогнул на ее закаленном солнцем и ветрами лице, она даже ни разу не моргнула. Потом что-то неуловимо изменилось, глаза оттаяли, сухие тонкие губы дернулись в скупой улыбке, и она сказала:

— Пусть войдет. Больше никого не пускайте, даже если скажут, что это я сама.

— Будет сделано, теть Кать, — с готовностью вытянулся Вулдырь.

Меня отпустили, и я прошла, бросив на парней убийственный взгляд, во двор, закрыв за собой калитку. Около дома, под навесом из вьюна, стоял стол на покрытом асфальтом дворике. Справа теснились какие-то постройки, из-за дома был виден кусочек огорода. Вдова села за стол, взяла кружку, налила из самовара кипятку, заварила и протянула мне.

— Садись, внученька, чайку попей, — и улыбнулась холодно.

Присев на стул, я взяла чашку, придвинула к себе розетку с малиновым вареньем, ухватила пирожок с большой тарелки посередине стола, проверила, нет ли больше чего-нибудь вкусненького, и стала уплетать пирожок с капустой, прихлебывая чай из чашки. Вдова безмолвно смотрела на меня, и в течение десяти минут на дворе раздавались только мое чавканье и ворчанье петуха на заборе, который теперь развернулся в нашу сторону и, склонив набок голову с остатками гребня, с любопытством рассматривал меня. Утолив голод и жажду, я вытащила сигарету и закурила, не глядя на «бабушку».

— Спасибо не будешь говорить? — услышала я ее сухой голос.

— Спасибо, — буркнула я. — Вы уж извините, что я там обманула.

— Чего тебе надо?

К этому времени мне уже стало ясно, что вдова отнюдь не нуждается в чьей-либо помощи, она прекрасно себя чувствует и пленницей ее не назовешь. Дом и подворье были ухоженными, хотя на те деньги, что ей, видимо, достались, она вполне могла позволить себе иметь золотую посуду, платиновый самовар, кормить своего петуха жемчугом, а свиней, чье хрюканье слышалось из сарая, бисером, а не отрубями и помоями. Похоже, она ни в чем не нуждалась и чувствовала себя вполне уютно под охраной. Зря я затеяла это предприятие. Надо бы уносить ноги, пока тех двоих кто-нибудь не обнаружил и они не примчались сюда и не оторвали мою дурную голову.

— Чего мне надо? — переспросила я. — Честно говоря, сама не знаю. Думала, вам помощь нужна.

— С чего ты взяла?

— Так в Москве говорят, что вас тут заперли и даже в лес за грибами не пускают.