Власть Талисмана

В этой книге мы исследуем историю двух взаимосвязанных и гонимых религий: гностицизма и герметизма.

Пережив столетия гонений после победы догматического христианства в Римской империи, гностицизм претерпел возрождение в XII веке, когда нашел поддержку среди баронов полунезависимой Окситании. Как мы видели, кровавый конец этого возрождения наступил вместе с альбигойскими крестовыми походами в XIII веке, хотя гностическая религия, несомненно, еще существовала на Балканах, пока не была окончательно уничтожена мусульманами в XV веке.

Тем временем герметизм — который можно назвать языческим близнецом гностицизма — в течение тысячи лет пребывал в забвении на Западе, но неожиданно вернулся к жизни в XV веке, когда герметические тексты были обнаружены и вывезены во Флоренцию. Там он испытал поразительный и загадочный период папского благоволения в XVI веке, описанный в главе 8, но в конце концов Ватикан распознал в нем смертельную ересь, которая, если дать ей волю, может поставить католицизм на колени. Возобновление интереса инквизиции к этому предмету, послужившее ясным сигналом о ее намерениях для всех, кто стремился к «всеобщей мировой реформе», ознаменовался пытками и 27-летним заключением Томмазо Кампанеллы, а также истязаниями, заключением и сожжением на костре Джордано Бруно — возможно, величайшего мага-герметиста из всех.[1022]

В XIII веке катары боролись за общее дело вместе с вальденсами, а для визионеров из числа герметистов и розенкрейцеров, блуждавших по европейским странам в XV–XVII веках, было естественно искать причины для объединения с протестантами того времени. Принцип «враг моего врага — мой друг» по-прежнему действовал. Катары нуждались в светской политической поддержке, чтобы стать силой, с которой следует считаться; точно так же герметисты и розенкрейцеры в XV–XVII веках нуждались в светской политической поддержке для осуществления своих грандиозных планов. Лишь в исключительных случаях — например, когда пожилой Кампанелла был принят при дворе Людовика XIII — они получали такую поддержку от католических правителей, но в целом они неизбежно оказывались в зонах протестантского влияния и в больших количествах собирались при дворах монархов протестантского вероисповедания, таких, как Фридрих V.

Джордано Бруно, к примеру, был откровенен со своими богатыми и влиятельными протестантскими покровителями: он не считал себя протестантом и не собирался им становиться, он лишь искал у них защиту и хотел спокойно продолжать свои исследования.[1023] Но мы можем с уверенностью предположить, что другие свободные мыслители герметического толка предпочитали держаться в тени и по возможности ничем не отличаться от протестантов, принимавших их у себя. Это были жестокие и очень неспокойные времена, и после чудовищного истребления катаров здравый смысл подсказывал большинству еретиков, что нужно научиться быть «невидимыми», будь то среди протестантов или католиков.

Не любопытно ли, что именно о такой «невидимости» много говорится в манифесте розенкрейцеров? Читатель должен помнить, что там есть упоминание о «магическом языке и письме», изобретенном первыми членами братства, возможно, для тайного общения между собой. Кроме того, члены братства были рассеяны по миру и специально не носили никакой отличительной одежды, а следовали обычаям той страны, в которой находились.[1024] Иными словами, они смешивались с обществом. Возможно, точно так же поступил Иоганн Валентин Андреа, преследовавший свои розенкрейцерские и герметические интересы, приняв облик прямодушного лютеранского пастора.

В манифесте розенкрейцеров говорится о существовании Невидимой Коллегии, ведущей закулисную деятельность через существующие учреждения и организации и остающейся в тени до тех пор, пока не придет время открыться миру. Розенкрейцеры стремились к великой реформации в религиозной и общественной сфере, и, хотя слово «реформация» само по себе, вероятно, было выбрано из-за политической корректности и приемлемости в протестантских кругах, мы вполне уверены, что в него был вложен совершенно иной смысл. Не вызывает сомнения, что под покровом протестантских религиозных организаций и властных структур в начале XVII века существовали люди, чьи убеждения были гораздо ближе к «еретическим» идеям Джордано Бруно о герметической реформации в Европе, — люди, со всей серьезностью относившиеся к призыву Томмазо Кампанеллы о строительстве Города Солнца.

В предыдущей главе мы рассказали о том, что 8 ноября 1620 года католическая армия императора Фердинанда II нанесла сокрушительное поражение протестантским войскам Фридриха V, курфюрста Пфальцского. Жителей Богемии насильно обратили в католицизм, и четверть миллиона протестантов бежали за рубеж, оставив все свое имущество на родине.

Неудивительно, что на фоне массовых убийств и потока беженцев, порожденного этим ужасным конфликтом между католиками и протестантами в Центральной Европе, умы некоторых герметических мыслителей обратились к Англии — великой протестантской державе по другую сторону пролива. Англия стояла особняком на фоне общего хаоса, царившего на континенте, как место, где они еще могли надеяться на осуществление всеобщей реформы и торжество просвещения.

Известно, что герметические философы, проявлявшие живой интерес к дуализму земли и небосвода, следили за ходом небесных светил, поэтому мы можем быть уверены, что они обратили внимание на то обстоятельство, что в декабре 1603 года, когда Яков I был провозглашен королем Англии, наблюдалось впечатляющее астрономическое соединение Сатурна и Юпитера, которое рассматривалось астрологами как знамение новой эпохи.[1025] В следующем году предположительно произошло «открытие» гробницы Кристиана Розенкрейца, описанное в тексте Fama. Тогда же, в 1604 году, произошло странное появление двух новых звезд в созвездиях Лебедя и Змееносца, что породило взрывную смесь страхов и огромных надежд.[1026]

Нетрудно понять, какие чувства испытывали герметисты и розенкрейцеры, находившие убежище среди лютеран и кальвинистов в охваченных войной странах Центральной Европы. Поэтому не стоит удивляться, что для некоторых из них начало эпохи Стюартов в Англии рассматривалось как основание «Нового Иерусалима» — страны, избранной богом, которая поведет остальной мир к новой эре просвещения и процветания. Эти ожидания многократно усиливались из-за иллюзорной надежды на появление могущественного союза между «Рейном и Темзой» — т. е. между Англией и Германией, скрепленного браком Фридриха Пфальцского и Елизаветы Английской.

Но было еще одно обстоятельство, медленно вызревавшее в коллективном подсознании тех, кто стремился к великой всемирной реформе. Оно было связано с недавним приобретением Англией огромных девственных территорий в Северной Америке. На другой стороне Атлантики внезапно появился целый новый континент, подобие «Новой Атлантиды», готовый к пришествию европейских колонизаторов, поэтому некоторые реформаторы задумались о том, не будет ли проще и лучше оставить Европу с ее религиозными распрями и построить с чистого листа совершенно новое общество, основанное на поисках счастья, справедливости и просвещения.

На этом фоне великий английский мыслитель Фрэнсис Бэкон вскоре опубликовал ряд книг, воспламенивших воображение европейских интеллектуалов.

Фрэнсис Бэкон (1561–1626) был сыном лорда-хранителя королевской печати при Елизавете I. В возрасте 12 лет его отправили в колледж Св. Троицы в Кембридже. В 18 лет, оказавшись практически без гроша в кармане после смерти отца, он занялся юриспруденцией и в 28 лет сумел занять место в Палате общин. Сверстники недолюбливали его, а Елизавета I относилась к нему с недоверием, но после смерти королевы в 1603 году он стал пользоваться покровительством Якова I. При поддержке короля Бэкон быстро приобрел славу и состояние; сначала он стал лорд — канцлером, потом бароном Веруламом (1618) и, наконец, виконтом Сент-Олбансом (1621). Однако блестящая политическая карьера Бэкона завершилась позорной отставкой после того, как его обвинили во взяточничестве. Остаток своей жизни он посвятил литературному творчеству.

1022

3. See Chapters 11 and 12 above.

1023

4. See Chapter 11 above.

1024

5. Fama, cited in Frances Yates, The Rosicrucian Enlightenment, Ark Paperbacks, London, 1986, p. 243.

1025

6. Christopher Mcintosh, The Rosicrucians, Samuel Weiser, York Beach, Maine, 1997, pp. 16–18.

1026

7. Ibid, p. 18.