Власть Талисмана

Но не все императорские посещения носили агрессивный характер. Было время, когда император Веспасиан явился в Александрию и, подобно Александру Великому, был провозглашен «сыном Амона» и даже воплощением Сераписа. Веспасиан отнесся к этому с такой серьезностью, что даже прошел по улицам Александрии, совершая «чудеса», и однажды вернул зрение слепому человеку.[848]

В 130 году император Адриан нанес относительно мирный визит в Александрию и в Фивы (Верхний Египет). Во время этого путешествия его фаворит, юноша по имени Антиной, утонул в Ниле, и Адриан распорядился основать на месте этого трагического события город под названием Антинополис. Он также оставил очень ценное наблюдение о культе Христа и Сераписа в Александрии в своем письме Севиану, губернатору города:

«Итак, ты восхваляешь Египет, мой дорогой Севиан! Я знаю эту страну от края до края… Здесь почитатели Сераписа являются христианами, а те, кто называет себя епископами Христа, приносят обеты Серапису… Каждый раз, когда сам патриарх приезжает в Египет, он должен почтить Сераписа у одних и Христа у других».[849]

В тревожной обстановке религиозного синкретизма и постоянно находясь под угрозой темпераментных выходок и жестокости римских императоров, египетские жрецы взяли паузу для размышлений. До последнего времени им удавалось обеспечить сохранение древней магической традиции, приняв династию Птолемеев и обратив ее в свою веру, однако теперь они видели, что римляне представляют гораздо более серьезную и, возможно, даже непреодолимую опасность. В 30 году н. э., когда римляне прибыли в Египет, там уже давно происходило культурное взаимодействие между греками и образованными египтянами, многие из которых были жрецами, писцами и чиновниками, связанными с храмовым культом. Как объясняет Джилл Камиль:

«Официальными языками в Египте были греческий и египетский, но греческий пользовался более широким распространением. Образованные египтяне учили греческий язык задолго до завоеваний Александра. Они также понимали, что если будут переводить собственный язык на греческий алфавит, хорошо известный среди средних классов и более простой для чтения, чем демотическое письмо (курсивная разновидность иероглифической письменности в наиболее позднем варианте), то общение значительно упростится. Писцы начали переводить египетские звуки на греческий манер, добавив несколько букв из демотического алфавита для обозначения звуков, не имевших аналога в греческом алфавите. Так появился новый алфавит, ныне известный под названием коптского».[850]

Обмен идеями и письменными трудами получал значительную поддержку, и первые цари династии Птолемеев, такие, как Сотер и Филадельф, выпускали указы о переводе важных египетских сочинений из храмовых библиотек на греческий язык, lingua franca Египта и его окрестностей в эпоху поздней античности.[851] Как отмечалось выше, предание гласит, что Птолемей I Сотер также подрядил ученых евреев в количестве 72 человек для перевода Ветхого Завета на греческий язык. Этот вариант, ныне известный как Септуагинта, послужил основой для более поздних латинских переводов.

Неудивительно, что в Александрии начались очень мощные духовные и интеллектуальные процессы, которые привели к созданию «неоегипетской» философии, с готовностью принятой большинством жителей мегаполиса. Одним из элементов этой философии был христианский гностицизм, который мы подробно исследовали в части I и который в наши дни лучше всего представлен в сохранившихся текстах из Наг Хаммади. Другим элементом, тесно связанным с гностицизмом, но имевшим свой особый характер, была «языческая» герметическая литература, которую мы обсуждали в главах 8 и 9. Именно в этих герметических текстах, собранных в Александрии в первые три столетия нашей эры, как утверждает Джилл Камиль, наиболее четко подытожены духовные и интеллектуальные искания этого периода:

«Хотя Египет находился под управлением грекоязычной элиты, а основная масса населения была неграмотна, там существовало двуязычное многонациональное сообщество. Об этом наиболее ярко свидетельствует собрание синкретических трактатов, известных под названием Corpus Hermeticum.Предположительно, оно было написано Тотом, древнеегипетским богом мудрости, который в образе греческого Гермеса Трисмегиста дал ему свое имя. Герметические тексты, иногда написанные по-гречески, а иногда переведенные с египетского на греческий, были трактатами о природе божественного, древнеегипетской науке и литературе и о эзотерических учениях, включая космологические концепции и мистицизм. Благодаря такой литературе можно представить, какими различными и тонкими способами учение о божественном проявлялось во всей культурной амальгаме античного Египта».[852]

В главе 8 мы говорили о культурном воздействии герметических текстов, внезапно появившихся на европейской сцене в 1460 году. Теперь давайте поместим их в надлежащий интеллектуальный и культурный контекст рядом с нарождающейся и крепнущей силой христианства в его гностической и «буквалистской» форме.

Около 30 года н. э., примерно через 60 лет после вторжения императора Августа в Египет, некий человек по имени Иисус из города Назарета был распят в Иерусалиме. Утверждение о том, ч то Христос является богочеловеком, лежит в основе доктрины христианства. С другой стороны, как мы помним, гностики придерживались совершенно иных взглядов и не признавали физического воплощения Христа. Сейчас, 2000 лет спустя, мы не можем сказать, кто был прав, а кто ошибался и был ли Христос человеком, призраком или его вообще не существовало. Христианство существует, в этом нет сомнений. Оно сформировало мир, в котором мы живем, но личность Христа до сих пор ускользает от нас, и, по правде говоря, история его жизни и смерти и даже то, что происходило с его последователями в первые 30 лет после этого, не подтверждается доказанными историческими фактами.

Предание гласит, что св. Марк отправился в Рим и гам написал свое знаменитое Евангелие. Потом, во время правления императора Нерона (примерно в 60 году н. э.), он совершил путешествие в Александрию с апостольской миссией для обращения египтян в христианство. В Риме уже начались широкомасштабные гонения на христиан, поэтому Египет был более безопасным местом и, что еще важнее, созрел для такой апостольской миссии. Действительно, надежды св. Марка оказались вполне оправданными.

Согласно коптскому преданию, первым египтянином, обращенным в христианство св. Марком, был еврейский сапожник из Александрии. Это подчеркивает тот факт, что крупное еврейское население Александрии было наиболее очевидной мишенью для приобщения к новой мессианской вере иудейского происхождения. Возможно, и даже весьма вероятно, что некоторые из первых последователей Иисуса нашли убежище в Египте и сформировали ядро протохристианских течений. Обращение в христианскую веру, которое естественным образом началось с еврейского населения, постепенно распространилось на коренных египтян и граждан греко-римского происхождения.

Этот процесс неизбежно привел к образованию различных религиозных фракций в Александрии. С самого начала главными игроками были христианские гностики, часто интерпретировавшие Священное Писание в символическом и аллегорическом смысле, и христиане-ортодоксы, интерпретировавшие Священное Писание в буквальном смысле. Мы подробно рассмотрели воззрения этих фракций в части I.

Третьим крупным игроком, сопротивлявшимся усилению христианства и сохранявшим «языческие» корни, были герметисты, чьи первоначально древнеегипетские верования теперь были адаптированы для грекоязычного населения. Ненавидимые и гонимые католической церковью гностики и герметисты нашли много общего друг с другом, в том числе поиск спасения и духовного озарения через божественное знание, т. е. гнозис. Хотя церковь называла гностиков еретиками, а герметистов язычниками, и те и другие рассматривались как опасные противники и в равной мере подвергались жестоким гонениям.

848

62. Alan K. Bowman, Egypt After the Pharaons, British Museum Press, London, 1986.

849

63. Ibid.

850

64. Письмо, отправленное Адрианом его шурину, консулу Сервинию, в 134 году н. э. См. также очень серьезную книгу Ах меда Османа по этому предмету: Ahmed Osman, Out of Egypt, Century Books, London, 1999.

851

65. Kamil, op. cit, p. 7.

852

66. Ibid, p. 8.