Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 142 из 162

В 1822 году, через полтора года после смерти Наполеона, было совершено поразительное научное открытие, не только изумившее академический мир, но и исполнившее обещание, данное императором на острове Св. Елены. Когда Наполеона спросили, почему он вторгся в Египет, тот спокойно ответил: «Я пришел, чтобы привлечь внимание и возродить интерес Европы к центру Древнего мира».[1487]

Историки часто упускают из виду, что Наполеон был не только военным гением, но и очень просвещенным человеком. Именно Наполеон привез в Египет 167 специалистов из разных областей науки и искусства в 1798 году, и он же основал в Египте первый современный научный институт. Поэтому кажется справедливым, что его мечта о восстановлении культурного интереса к Древнему Египту была осуществлена не политиком, а тихим и прилежным молодым человеком, жившим в городке Фижак в окрестностях Гренобля, — юношей, который никогда не покидал пределов Франции, не говоря уже о путешествии в Египет.

Семнадцатого сентября 1822 года Жан-Франсуа Шампольон, говоривший слабым голосом и часто кашлявший из-за серьезной болезни легких, объявил группе ученых в Париже, что он собирается сделать важное заявление в связи с таинственными древнеегипетскими иероглифами.

Шампольон, чувствовавший себя неуютно под скептическими взглядами светил науки, медленно прочел статью, адресованную председателю Французской академии Дасье и скромно озаглавленную «О фонетике иероглифического алфавита».

На самом деле это была культурная и научная бомба редких масштабов. Для многих, слушавших выступление Шампольона в тот день, стало ясно, что молодой человек решил величайшую загадку прошлого: он разгадал шифр древнеегипетского иероглифического языка. Непритязательная статья Шампольона ознаменовала величайшее достижение Французской академии и заложила основу для развития современной научной египтологии.

В 1820-х годах окрестности Гренобля и Лиона, где жил Шампольон, — были не только прибежищем республиканцев и бонапартистов, противостоявших монархии, но также центром многих оригинальных масонских движений, особенно связанных с «египетским» масонством, существовавшим в Лионе благодаря усилиям Калиостро.[1488] Известно, что Шампольон и особенно его старший брат Жак-Жозеф были бонапартистами, как и большинство их друзей, многие из которых также были членами масонских лож.[1489] Поэтому встает вопрос: являлся ли сам Шампольон членом братства, а точнее, одной из «египетских» лож? В наши дни некоторые масонские историки называют Шампольона «знаменитым франкмасоном», но этому нет письменных доказательств.[1490]

Шампольон и его брат одно время находились под подозрением в политической агитации, а в 1816 году даже были помещены под домашний арест в Фижаке. Утверждается, что они заручились поддержкой влиятельного премьер-министра Дека — зеса, который распорядился освободить их и помог братьям вернуться в Гренобль в 1817 году.[1491]

Деказес, как мы помним, впоследствии стал командором Верховного Совета Тридцать Третьей Степени и одним из первых почетных членов ложи Ордена Мицраима.[1492] Позже другой видный государственный деятель, герцог Блакас, стал покровителем и защитником Шампольона.[1493] Как ни странно, Блакас был ультрароялистом и фаворитом Людовика XVIII и Карла X. С 1815 года он служил французским послом в Неапольском королевстве, которое тогда было одним из центров «египетского» масонства. Отметим также, что существовали любопытные связи между Шампольоном и некоторыми известными адептами этих «неоегипетских» масонских групп.

Шампольон был противником Александра Ленуара, ревностного франкмасона, адепта «Философского Шотландского Обряда»[1494] и «посвященного культа Исиды»,[1495] который в 1808 году опубликовал книгу под названием «Новое объяснение иероглифов». Когда Шампольон приступил к своей работе над египетскими иероглифами, он снисходительно назвал Ленуара «гусенком» (ип oisori) и сказал, что уважает его лишь за то, что Ленуар находится «на хорошем счету» у императрицы Жозефины.[1496] В 1814 году Ленуар опубликовал книгу под названием «Об истинном происхождении франкмасонства», в которой связал происхождение братства с культом Исиды. Возможно, это объясняет, почему Ленуар, по язвительному замечанию Шампольона, находился на хорошем счету у Жозефины.

Весьма интересна связь Шампольона с греко-итальянской красавицей из Ливорно Анжеликой Палли, в которую он влюбился во время научной поездки в Италию в 1826 году. Ливорно, расположенный на Средиземноморском побережье неподалеку от Пизы, был главным портом флорентийского рода Медичи, который, как мы видели в главе 8, сыграл огромную роль в «герметическом ренессансе». Поэтесса и писательница, Анжелика Палли была хорошо знакома с герметической литературой и произведениями неоплатоников. Ее ум и красота произвели глубокое впечатление на Шампольона, который впоследствии писал своему другу, аббату Газера: «Я благодарю великого Амона-Ра за встречу с ней». В свою очередь она с восхищением отзывалась о его «философии», насыщенной «египетскими доктринами из того же плодотворного источника, из которого черпали Платон и Пифагор».[1497]

Много лет спустя Анжелика Палли стала активной сторонницей знаменитого итальянского революционера Джузеппе Мазини, убежденного франкмасона, возглавлявшего итальянский Верховный Совет Тридцать Третьей Степени. Мазини был близким другом и коллегой народного героя Джузеппе Гарибальди, который стал первым магистром масонского Ордена Мемфиса и Мицраима.[1498] Существует также любопытная связь между городом Ливорно, где Шампольон познакомился с Анжеликой Палли, и скрытным масонским обществом под названием Societe Secrete Egyptie

Матье де Лессепс был убежденным бонапартистом и адептом Египетского Обряда франкмасонства.[1501] Он также был близким другом хедива и с 1803 по 1806 год занимал пост французского торгового атташе в Египте, после чего служил французским консулом в Ливорно.[1502] Мы еще встретимся с семьей Лессепсов в следующей главе в связи со статуей Свободы, которая стоит в гавани Нью-Йорка, а пока что давайте присоединимся к Шампольону в его первой и единственной поездке в Египет.

В 1830 году, за три года до своего отречения от престола, Карл X заказал художнику Франсуа-Эдуару Пико украшение потолка его личного музея в Лувре с использованием древнеегипетских мотивов, центральной фигурой которых должна быть богиня Исида.[1503]

1487

83. Lacouture, op. cit, p. 38; see also Memorial de Sainte-Helene, Seuil, Paris, 1968. chap, i, p. 67.

1488

84. Lacouture, op. cit, pp. 333–374.

1489

85. Ibid.

1490

86. Ibid., p. 340.

1491

87. Ibid., p. 324.

1492





88. Faucher, op. cit., p. 73.

1493

89. Lacouture, op. cit., p. 465.

1494

90. Galtier, op. cit., p. 40.

1495

91. Lacouture, op. cit., p. 33.

1496

92. Ibid., p. 190.

1497

93. Lacouture, op. cit., pp. 33 and 549.

1498

94. Ibid., p. 550; Naudon, op. cit., p. 166.

1499

95. Galtier, op. cit., pp. 150–151.

1500

96. Ibid.

1501

97. Ibid.

1502

98. Ibid.

1503

99. Эту роспись можно видеть в зале № 30 крыла Сюлли в Луврском музее, интерьер которого был разработан архитектором Фонтаном во времена правления Карла X.