Страница 34 из 75
Если наш мир — это организм, может показаться, что это один из самых несносных старых негодяев космоса. Это переплетение лжи. Он повсюду распространяет мнимую реальность, и окончательность, и истинность — слова, которые я использую как синонимы для одного состояния, — а затем, при ближайшем рассмотрении, все оказывается нереальным, не окончательным и не истинным, но зависящим от чего-то еще, от другой химеры, и сливается, теряя всякую видимость индивидуальности, с другими фальшивками. Мнение, что такая псевдоиндивидуальность может в некоторых случаях осознавать себя, в этой книге не рассматривается. Здесь мы намерены, если удастся, выяснить, являемся ли мы феноменами некого организма или нет. Способен ли этот организм что-либо производить или являть ограниченную реальность вне феноменальной — вопрос, который я рассмотрю в другом месте.
Самозванство присутствует во всяком феномене. Все есть мираж. Тем не менее, допуская непрерывность сущего, я не могу видеть ни в чем абсолютного самозванства. Какой-нибудь «тичборнский претендент» со временем начинает верить, что для его притязаний есть некоторые основания. Если добро и зло переходят друг в друга, любое преступление может быть связано с любой добродетелью. Самозванство, сливаясь с самообманом, делает каждого самозванца относительно честным.
Всякий ученый, сыгравший какую-то роль в развитии любой науки — это легко увидеть, если он давно мертв, сравнив его взгляды с современными взглядами, — обманывал себя. Но бывают случаи более вопиющие. В какой степени Хэкель подделал примеры в своей книге, чтобы заставить свою теорию работать? Что мы должны думать о профессоре Каммерере? В августе 1926 года его обвинили в фальсификации того, что он называл приобретенными чертами на лапках жаб. В сентябре он застрелился. Единственно вежливый способ объяснить действия профессора Смайта, королевского астронома Шотландии, основавшего новый культ своими измерениями великой Пирамиды, — это сказать, что его линейка соскользнула. Если профессор Эйнштейн делает в вычислениях ошибку, на которую указывают два выдающихся математика, но затмения, по сообщениям астрономов, не знающих об этой ошибке, происходят так, как должны происходить, это очень хороший стимул для всякого, кто продолжает себя обманывать.
Я не могу провести границу между самозванством и самообманом. Я не могу провести границу между феноменом и любым другим феноменом, даже если я допускаю, что такая граница существует. Но некоторые ученые обманывают других так нагло, что представляется избытком вежливости говорить, что они и сами обманывались. Если среди ученых есть примеры наглого самозванства, нам следует ожидать частого столкновения с самозванством среди безответственных личностей. Профессор Мартино Фуско из Неаполя, объявивший в 1924 году, что он открыл 109 недостающих томов «Истории Рима» Ливия, обычно не считается самозванцем, потому что, когда профессор не смог представить недостающих томов, он публично признался в нескромности и его извинения были приняты. Эта научная нескромность была заглажена столь же старательно, как во времена господства прежней догмы заглаживали нескромность любого духовного лица, Создалось впечатление, что профессор всего-навсего слишком страстно надеялся на находку и потому объявил об открытии прежде, чем оно состоялось. Но есть и другие впечатления. К слову о доверчивых американских миллионерах и о неожиданном интересе, проявленном к этому делу итальянским правительством.
А как насчет других профессоров, уверявших, что видели эти тома? См. «Current Literature» (77-594). Там приводится факсимиле четырех строк, которые доктор Макс Функе, по его словам, скопировал с одной из рукописей, каковые, согласно объяснениям доктора Фуско, тот еще только надеялся обнаружить. Объяснений доктора Функе я найти не сумел.
Одно из объяснений состоит в том, что это не было подделкой и тома в самом деле были найдены и, по уклончивости представителей итальянского правительства, находятся теперь в коллекции скромного американского миллионера. Но я не думаю, чтобы коллекционеры так уж стремились заполучить сокровище, о котором никому не могут рассказать.
Докучная история — доктор Гримм и надпись на камне — и как она докучала благочестивому профессору, пока он не сумел расшифровать ее так, как положено расшифровывать. В 1923 году доктор Гримм, профессор семитской группы языков из университета Мюнхена, послал верным клич радости. Бог, впавший в ничтожество, воспрянул вновь. Доктор Гримм объявил, что, расшифровав надпись на камне, найденном в Синайском храме, он прочел историю спасения младенца Моисея из Нила египетской царевной.
«Observer» (25 октября 1925 года) — письмо сэра Флиндерса Петри — доктор Гримм произвел дешифровку, добавив к иероглифам царапины на камне, отчасти нанесенные собственноручно, а отчасти случайные, — и что в части надписи он, чтобы добиться желаемого, «перевел» царапин не меньше, чем иероглифов.
Если доктор Гримм развеивал скуку, царапая на камне, то именно таким способом всегда достигается временное решение проблемы.
Всякий феномен тем самым уже сомнителен. Любой ученый, претендующий на большее, пытается запечатлеть божественность. Если Жизнь невозможно положительно отделить от чего-либо еще, то сама видимость жизни есть иллюзия. Если в отношении разума невозможно провести четкую границу между умом и идиотизмом, то всякая мудрость отчасти идиотизм. Искатель мудрости все более и более удаляется от состояния идиота, только чтобы обнаружить, что возвращается к отправной точке. Верования за верованием гаснут в его мозгу, и его целью оказывается стык между двумя проплешинами. Одна — это ничегонезнание, а другая — знание, что знать нечего.
Но мы пока еще не так мудры, чтобы не иметь никаких идей. Предположим, мы допустим, что некий феномен некогда развился, пусть даже относительно, до значительной самостоятельности, или приобрел вид значительной самостоятельности, пока его не рассматривают слишком внимательно. Но начинался он с того, что мы называем мошенничеством. Каждый, кто способен на что-то выдающееся, начинает с позы, с фальшивых притязаний и с усердного самообмана. Нам представляется, что в делах человеческих всякое самозванство есть признак зародыша или что астрологи, алхимики и спиритические медиумы — суть предтечи того, что мы называем полезным, коль скоро не можем больше верить в истинность. Возможно, мы, с нашими данными, не скажем ничего, кроме лжи, и в то же время выйдем на след будущей полезности.
Таинственное появление улиток, лягушат, тюленей и оленей.
Стандартное объяснение таинственных незнакомцев человеческого рода, появляющихся в различных точках этой Земли и действующих так, как предположительно действовали бы обитатели иных миров, перенесенные на эту Землю, или обитатели других частей этой Земли, перенесенные в состоянии глубокого гипноза, — самозванство. Начав с довольно либерального взгляда на изобилие самозванцев, я намерен не столько доказывать, что персонажи, упоминаемые нами, не самозванцы, сколько рассмотреть основания, на которых они были таковыми признаны. Если их появление не удалось объяснить в рамках общепризнанных теорий, не прибегая к мошенничеству, мы оказываемся там же, где были в остальных вопросах, то есть в позиции, где можем притвориться, что мыслим самостоятельно.
Первый из предполагаемых самозванцев в моей коллекции, — которую я, хотя и не абсолютно, ограничиваю 1800 годом, — это принцесса Карибу, если не Мэри Уиллкок, хотя возможно, миссис Мэри Бэйкер, а может быть, миссис Мари Бурже, которая вечером 3 апреля 1817 года появилась у дверей крестьянского дома под Бристолем и на неизвестном языке попросила поесть.
Я не столько интересуюсь вопросом, была ли принцесса мошенницей, сколько причинами, по которым ее такой сочли. Неважно, берем ли мы теорему из небесной механики или случай девушки, говорящей на тарабарском языке, — мы сталкиваемся с надувательством, посредством которого создается и поддерживается на этой Земле общепринятое мышление. Случай углов в треугольнике, равном двум прямым углам, никогда не был разрешен: какие бы тонкие измерения не производились, более тонкие неизменно показывают, что наличествовала ошибка. Непрерывность и разрывы ее не позволяют доказать ничего. Если только посредством грубой ошибки доказываются предсказания профессора Эйнштейна об искривлении световых лучей, мы заранее, еще не рассмотрев случая принцессы Карибу, заподозрим, что заключения, принятые по ее делу, вызваны ошибкой.