Страница 80 из 84
Ну что может горделиво показать миру мастер, как не свое самое превосходное, свое достижение? Ремеслом ацтеков была война, убийство; для их солдат— дело обычное. И вот они — именно они — провозгласили священные Войны цветов, чтобы, отдавая в них свою жизнь и добывая пленников, которые умрут на жертвенном камне, питать тем Солнце, сияющее над миром.
Такая миссия рыцарей Орла и рыцарей Ягуара — дело всего народа — не была следствием жестокости ацтеков, жажды крови или страсти к уничтожению, превращению в прах — нет, ее источником была глубоко обоснованная религиозная потребность. Кругообращение питательного вещества в природе было для них установленным фактом. Значит, если кто-то и был здесь жестоким, так это только, при рода. Она принуждала свои живые творения жертвовать собою, она немилосердно ограничивала жизнь особей, чтобы они кормили собою следующие поколения.
Вступила ли в противоречие с усвоенной культурой эта измышленная миссия? Трудно сказать. Ведь если они верили в необходимость чего-то, если у них имелись доказательства, что именно так и нужно, если смерть была для них делом обыденным, то зачем им, принося кровавые жертвы, отказываться от художества, скульптуры, прекрасных поэм, танцев, да и моральных устоев и этических принципов? Разве одно обязательно исключает другое? Ведь жертвы уходили из жизни именно для того, чтобы могли расцветать жизнь людей и их культура.
Шел XIII век. Америка была погружена в магическое мышление — такой она в значительной степени и осталась. Племена и народы не были готовы к тому, чтобы вместить в сознание правильное учение о мире. И, однако, это учение с неожиданной силой завоевывало умы. Оно было первой системой, позволявшей понять живой мир в целом, от простейших до наиболее сложных его проявлений. Его невозможно было отбросить, но оно сразу было обречено на искаженное понимание. Его не смогли осилить тольтеки, а уж ацтекские жрецы — тем более.
Об этом можно сожалеть, но нечему удивляться, имея перед глазами в чем — то подобный опыт в середине двадцатого столетия. Ведь через пятьсот лет после ацтеков, в старой Европе, насчитывающей тысячелетия культуры, нашелся народ, который достижениями генетики пытался обосновать необходимость уничтожения других народов для того, чтобы жизнь продолжалась в расово «высшей», «чистейшей» форме, «лучше» связанной с Солнцем, — и начал реализовать свой план, прикрываясь знаком солнечного креста с изломами на конусах и под сопровождение» песнопений и возвышенной музыки…
Я понимаю, что такое сравнение оскорбительно для ацтеков. Правда, и они считали себя избранным народом, но им никогда не приходило в голову, что кукуруза, собака или человек другого племени — нечто иное, и худшее, чем они. Они никогда не стремились сжить со свету. Более того, они приносили в жертву самих себя, собственный народ. Эго, конечно, драматично и ужасно.
Но миссия, которую они приняли на себя, имела целью сохранение жизни вообще, всех ее проявлений на Земле. Поэтому нельзя отрицать, что ацтеки стали первым народом в истории человечества, который проявил столь глобально заботу о природе, но жестоко заблуждаясь в средствах.
Именно так, был я убежден, следует понимать их действия. Рыцари орденов Солнца жертвовали жизнью ради того, чтобы продолжала существовать природа, протекали процессы развития и роста. Это не было эгоизмом, повторял я себе, народ ацтеков сам истекал кровью.
Замысел такого рода, сегодня, по прошествии половины тысячелетия, должен показаться чем-то неслыханным, невероятным, а меж тем он был именно таким. Письменные памятники говорят о том, что действительно существовал такой народ, уже тогда реализовывавший «проект» с целями, до которых не дорос мир XX века и о которых только еще начали говорить.
Вначале должно быть посвящение, заслуживающее глубокого доверия, с признаками истинного знания, затем — реакция на него, соответствующая времени.
Таков был механизм. А его внутренняя, психологическая база? — продолжал я размышлять. Ответ, казалось мне, крылся в особых свойствах того феномена, каким является человеческое сознание. Тоже творение природы, выросшее из нее во всех своих проявлениях, неразрывно с нею связанное и, однако же, в высшем своем проявлении полностью оторванное, отрезанное от корней, лишенное возможности прямого взаимопонимания со своим телом, чуждое внешнему миру, трагически заплутавшее, обреченное на поиски, сомнения и ошибки, на жестокие промахи или бесцельные усилия и блуждания.
Пятьсот лет, отделяющие нас от ацтеков, — это ведь в эволюции меньше, чем мгновение, по сравнению со всем временем человечества. Значит, рассуждал я, механизм мышления ацтеков был абсолютно таким же, как наш. Только вот информация, которую их сознание воспринимало из внешнего мира, значительно отличалась от нашей. Так что как ни ищи понимания жестокой дилеммы этих наших древних братьев, великих и ужасных ацтеков, а начинать следует с попытки понять себя.
Размышляя над этой заботой ацтеков о Солнце и жизни, я для себя отметил, что ацтеки в этом стремлении были не первыми среди народов Мезоамерики. Я имею в виду не человеческие жертвоприношения, совершавшиеся, как известно, уже за две с половиной тысячи лет до ацтеков ольмеками, хоть И в несоизмеримо меньших масштабах. Таким магическим действом, имевшим целью поддержание мира живых, была придуманная тоже ольмеками
ИГРА В МЯЧ
До сего дня неизвестно, как именно она выглядела в их исполнении и Даже какою была конфигурация их травяного поля. Спустя много столетий поле приняло форму двух литер «Т», соединенных «ножками». Именно такие поля, выполненные с геометрической точностью, я видел рядом со всеми крупными храмовыми комплексами древних мексиканцев. От земли майя, по побережью залива, в сторону миштеков и сапотеков, до центральной Мексики, Теотиуакана, тольтеков и ацтеков.
Играли в мяч из твердого сырого каучука диаметром 10–13 сантиметров, который надо было бросать, а прикасаться к нему иначе или толкать разрешалось только коленями и ягодицами, прикрытыми для этого кожаными щитками. Как это удавалось — сегодня трудно сказать. Один из вариантов игры, практикуемый до сих пор в северо-восточной Мексике, значительно упрощен: мяч, кажется, надо подбивать с земли чем-то вроде биты. Зато точно известно, что требовалось провести его через одно из двух каменных колец, вертикально вмурованных в стены, перегораживавшие поле по центру.
Но главное, по утверждению различных источников, эти игры имели великое религиозное значение и от их результата порой зависела свобода игроков и зрителей и даже независимость царских дворов. Интерес к исходу игры был настолько велик, что практиковались заклады, на что шло имущество, жены, дети и даже собственная свобода и жизнь. Игра была жертвоприношением богам: соревнующиеся отдавали ей все свои силы и жизнь.
Обоснования цели казались мне, однако, слишком поверхностными. Риск, выходило, был несоизмерим с целью. Игры проводились задолго до ацтекских гекатомб, когда жизнь ценилась выше, а достаточной жертвой богам была цесарка или кролик. Во имя чего же люди решались терять свободу или голову?
Объяснение пришло мне, когда в Шочикалько под палящим солнцем, меж раскаленных стен стадиона я глянул на каменное кольцо в центре, освещенное сверху так, что тени резко выделяли его рельеф. И я увидел обрамляющую это двойную спираль! Это было словно из кодекса Борджиа перенесенное, хорошо мне известное изображение драгоценного камня — клетки. Там — содержащее в ядре двух змеи, здесь — в виде отверстия, через которое должен пройти мяч. И тут я понял, что по ассоциации — это более всего напоминает акт оплодотворения.
Вскоре я проверил свою догадку, изучая рисунки в кодексах. И снова максимум информации дал мне кодекс Борджиа, где на рисунке 21-й страницы священную игру ведут Тескатлипока Черный с Тескатлипокой Красным (см. фото 13).