Страница 10 из 159
Пришел день суда, день возмездия.
Перед судом народов в Нюрнберге предстали те, кто планировали, организовывали и осуществили преступления против человечества.
Суд разворачивает перед глазами мира бесконечный свиток чудовищных преступлений. Суд показал, что смерч, бушевавший над Европой, имел своих организаторов, что убийство миллионов было хладнокровно задумано, хладнокровно подготовлено, хладнокровно осуществлено.
Миллионы невинно убитых, чей прах зарыт в землю либо развеян по полям и дорогам, верили в пришествие часа возмездия. В свои последние минуты, стоя на краю братской могилы, переступая порог газовой камеры, приближаясь к костру, обреченные обращали к палачам слова проклятия, напоминали им о неминуемом возмездии.
И возмездие пришло. Торжество справедливости после страшных лет гитлеровского владычества дает нам право с надеждой и верой смотреть в будущее.
Фашизм убил миллионы невинных, но фашизму не удалось убить правду, добро и справедливость. Пусть же вечно живет в сердце человечества ненависть к страшным идеям расизма.
Пусть навечно сохранится память о страданиях и мучительной смерти миллионов убитых детей, женщин, стариков. Пусть светлая память замученных будет грозным стражем добра, пусть пепел сожженных стучит в сердца живущих, призывая к братству людей и народов.
Василий Гроссман.
УКРАИНА
КИЕВ, БАБИЙ ЯР.
Статья написана на основании документальных материалов и показаний киевлян. Подготовил к печати Лев Озеров.
Немецкие войска вступили в Киев 19 сентября. И в тот же день на Бессарабке гитлеровцы начали грабить магазины, задерживали евреев, избивали их и увозили куда-то на грузовиках.
Киевляне видели, как на улице Ленина немцы били прикладами по ногам мужчин-евреев, заставляя их танцевать, затем жестоко избитых людей принуждали грузить на машину тяжелые ящики. Люди падали под непосильной ношей, и немцы снова били их резиновыми дубинками.
22 сентября киевлян разбудил взрыв страшной силы. Со стороны Крещатика тянуло дымом и гарью. Людей, находившихся в это время на прилегающих к Крещатику улицах, немцы гнали на Крещатик, прямо в огонь.
В этот же день на стенах домов появилась газета на украинском языке. В ней было сказано, что евреи, коммунисты, комиссары и партизаны будут уничтожены. За каждого выданного партизана или коммуниста была обещана сумма в 200 рублей. Такие газеты висели на улице Саксаганского, Красноармейской и на многих других улицах города.
Жизнь в Киеве становилась все нестерпимее. Немцы врывались в дома, забирали жильцов, увозили их куда-то, и люди эти уже не возвращались более домой.
22 сентября на улицах города, у водонапорных колонок и в садах происходило массовое избиение евреев.
Гестаповцы проверяли документы на улицах. Евреев избивали, уводили в полицию или гестапо. Ночью их расстреливали.
Многие жители Киева, особенно районов Подола и Слободки, видели, как уже на второй и третий день немецкого хозяйничания по Днепру плавали раздутые трупы замученных стариков и детей. В пятницу 26 и субботу 27 сентября евреи, ушедшие в синагогу, исчезли. Киевлянка Евгения Литощенко свидетельствует, что ее соседи — старик Шнейдер, Розенблат с женой — из синагоги домой не вернулись. Позже она видела их трупы на Днепре. То же подтверждает Т. Михасева. Немецкие автоматчики и полицейские оцепили синагоги и вывезли всех молящихся. В нескольких местах у Киева течение реки прибивало к берегу мешочки с молитвенными принадлежностями.
На пятый день прихода немцев в Киев В. Либерман вышел из дому и, пройдя по улице Короленко, свернул на площадь Толстого. К нему подошел мужчина высокого роста в кепи и черном пальто. Он приказал ему остановиться и потребовал паспорт. У Либермана паспорта при себе не оказалось. Агент полиции приказал ему следовать за собой. Либерман, проходя по Крещатику, видел, как по улице, часто останавливаясь, ехала машина, и в огромный рупор кто-то громовым голосом выкрикивал: ”Сообщайте в гестапо и полицию о местопребывании коммунистов, партизан и евреев. Сообщайте!”
Агент полиции привел Либермана в кинотеатр, находившийся на Крещатике, неподалеку от Прорезной улицы. Гестаповец ударил его по спине и втолкнул в фойе театра. Либерман прошел через фойе в зал. В зале сидело свыше трехсот евреев — в большинстве седобородые старики. Все сидели в глубоком молчании. Либерман подсел к одному молодому еврею, и тот шепотом сказал ему: ”Нас отправят работать на Сырец и там ночью расстреляют”.
Подойдя к открытому окну в фойе театра, Либерман долго смотрел на прохожих, снующих по Крещатику, и вдруг увидел соседа по дому и позвал его. Тот быстро подошел к окну. Либерман попросил его передать жене, что он задержан и находится в театре.
Вскоре жена Либермана — Валентина Березлева — уже была подле театра. Она подошла к гестаповцам и горячо просила освободить мужа. Один из гестаповцев изо всех сил толкнул ее. Несчастная женщина упала со ступенек театра и сильно ударилась головой о тротуар.
Становилось ясно, что все заключенные в кинотеатре обречены на смерть. Но случай спас их на этот раз. В два часа дня вблизи театра раздался взрыв огромной силы. По Крещатику бежали обезумевшие, испуганные люди. Возле театра показалась окровавленная женщина. Желтые густые клубы дыма стлались по улице. Вслед за первым взрывом раздался вскоре второй. Гестаповцы с криком ”фойер” (огонь) оставили свои посты. Арестованные выбежали на свободу.
По вечерам небо окрашивалось багровым отсветом гигантского пожара. Подожженный Крещатик пылал в продолжение шести суток.
27-28 сентября 1941 года, через неделю после прихода немцев в Киев, на стенах городских домов появилось объявление, напечатанное четким шрифтом на украинском и русском языках, на грубой синей бумаге:
”Жиды г. Киева и окрестностей! В понедельник 29 сентября к 7 часам утра вам надлежит явиться с вещами, деньгами, документами, ценностями и теплой одеждой на Дорогожицкую улицу, возле еврейского кладбища. За неявку — смертная казнь. За укрывательство жидов — смертная казнь и за занятие жидовских квартир — смертная казнь”.
Подписи под этим страшным приказом, обрекшим на смерть семьдесят тысяч человек[6], не было. До 29 сентября продолжались бесчинства гестаповцев на улицах и в квартирах.
Семидесятипятилетний Герш Абович Гринберг (ул. Володарского, 22), глава огромной и славной семьи, насчитывающей много инженеров, врачей, фармацевтов, педагогов, 28 сентября был задержан немцами на Галицком базаре. Его ограбили, раздели и зверски замучили. Жена Гринберга, старуха Теля Осиповна, так и не дождавшаяся мужа, на другой день, 29 сентября, сама погибла в Бабьем Яру.
Инженера И. Л. Эдельмана, брата известного пианиста, профессора Киевской консерватории А. Л. Эдельмана, немцы схватили на Желянской улице. Вниз головой бросили они его в бочку, стоявшую возле водосточной трубы.
Б. А. Либман рассказывает об одной еврейской семье, скрывавшейся несколько дней в подвале. Мать с двумя детьми решила уйти в село. Пьяные немцы остановили их на Галицком базаре и учинили над ними жестокую расправу. Они отрубили на глазах у матери голову одному из детей, затем умертвили второго ребенка. Потерявшая рассудок женщина, прижав к себе мертвых детей, стала танцевать. Немцы, насладившись вдосталь этим зрелищем, убили и ее. Тут подоспел к месту гибели всей своей семьи отец, — его постигла та же участь.
Многие киевляне знали юриста Циперовича, жившего на Пушкинской улице, дом 41. Его с женой расстреляли.
Молодой литератор Марк Чудновский не мог своевременно эвакуироваться из Киева: он был болен. Жена его, русская женщина, не пускала мужа одного на Лукьяновку: она понимала, что ждет его там. ”Мы были вместе в дни радости, и теперь я тебя не оставлю”, — сказала она. Они пошли на Лукьяновку вдвоем и погибли вместе. Профессор Киевской консерватории С. У. Сатановский с семьей был расстрелян немцами.
6
В Бабьем Яру в период немецкой оккупации было убито более 100000 человек, преимущественно евреев (См. Краткая еврейская энциклопедия, т. I, Иерусалим, 1976, стр. 75).