Страница 36 из 133
Лариса, чистая русская душа, доверилась Паратову. И вот утром в слезах она спрашивает его: "Жена я вам теперь или не жена?" Боже милосердный, какая простота и наивность! Для него-то, для этого "нового русского" прошлого века, тут всего лишь увлекательный мимолетный эпизод да еще — как удачно совпало! — месть ее жениху Карандышеву, посмевшему что-то там возразить ему. Однако он искренне растроган любовью чуть ли не из-под венца для своей услады уведенной им женщины, даже пускает слезу, но… тотчас ставит ее в известность, что он, увы, обручен с другой, у которой (он об этом, разумеется, умалчивает) приданое — золотые прииски.
Да, тут Михалков играл себя. И он может в газете или по телевидению вступиться за нынешних "бурлаков", пустить увесистую слезу о страданиях народа, даже перекреститься при этом, и тут же с паратовским размахом, кажется, и с теми же цыганами закатить по телевидению разухабистый, хазановского пошиба юбилей на всю державу, и тут же ринуться в объятья тех, кто довел народ до нищеты, голода, вымирания… Сластолюбивые торговые тузы Кнуров и Выживатов разыгрывают на орла и решку погибающую Ларису и при этом толкуют о купеческой чести, о купеческом слове, о достоинстве. Это лишь одна сцена того мира, в котором благоденствуют Паратов и Михалков.
Артист Валерий Золотухин, со слов самого Михалкова, где-то на пресс-конференции в Прибалтике рассказал о съемке последних эпизодов фильма "Утомленные солнцем". Оказывается, они снимались 4 октября 1993 года, в день расстрела сотен москвичей и высшего органа Советской власти. Это не повод, чтобы прервать работу над срочно необходимым фильмом. Золотухин говорит: "Я знал, что душой Никита, конечно, там, в парламенте". И приводит его слова: "Я играю эту сцену (судя по всему, избиение комдива звероподобными пугалами. — В. Б.), и у меня какие-то (!) ассоциации с тем, что происходило в парламенте. И меня все так задевает, что я сижу и плачу прямо в кадре". Золотухин: "Плачет как герой фильма и как человек, сочувствующий "Белому дому", где у него остались друзья"… Вот он, страшный вырост паратовщины в душах "новых русских"! Герой Островского пускал слезу над судьбой только одной женщины, погубленной им, а этот льет слезы при виде расстрела вскормившей его власти и одновременно мастачит лживый фильм, цель которого — помочь властителям духовно добить недобитых советских людей. А этот, утерев слезы, кидается в липкие от крови объятья тех, кто расстреливал его сограждан и личных друзей. О, созерцая такие картины бытия, невольно твердишь вопрос одного из героев Достоевского: "До каких же пределов может дойти комбинация чувств человеческих?"
На другой день после показа по телевидению фильма "Жестокий романс", видимо, решив, что дальнейшее триумфальное шествие артиста обеспечено, стратеги "Нашего дома" выпустили Михалкова против своего главного противника — против коммунистов в лице Г. Зюганова. Впрочем, надо вернуться дней на десять раньше — на третий Всемирный русский народный добор. На него были приглашены и выступили там с речами Черномырдин, Шумейко, Рыбкин, Гайдар и, разумеется, Никита Михалков.
О чем же он говорил там? Представьте себе — о Боге! Может быть, как юный Лермонтов, молил о милости и снисхождении?
Может, каялся
Может, откровенно признался, что
Не Тебе, а премии Ленинского комсомола и "Оскару".
Может быть, наконец, обещал ступить "на тесный путь спасенья"?
Ничего подобного! Не с жаром и искренностью Лермонтова, не его языком, а языком Козырева, с холодным расчетом Гайдара он поучал, наставлял, внушал: "Катастрофа, происшедшая в стране, — от безбожия". Ну и, следовательно, все эти Горбачевы, Ельцины, Черномырдины ни в чем не виноваты. "Пока не будут преподавать в школах закон Божий, ничего не будет. Надо прививать религию, и тогда придет благодать…" Так вроде бы уже привили, если все из кремлевского санклита зачастили в церковь, стоят там со свечами все от президента до начальника ОМОНА, христосуются с самим патриархом да еще на глазах голодного вымирающего народа затеяли стахановскую стройку — храм Христа Спасителя. А где же при всем этом благодать?
И хочется еще вот что спросить: а где же ты, Божий угодник, раньше-то был? Наснимал ворох фильмов, и там — ни слова о Боге. И родитель ваш, автор Монблана стирильно-безбожных книг, сегодня говорит: "Главная потеря России — религия!" Но признает: "Самодержавие (шага без Божьего имени не ступавшее. — В. Б.) само привело себя и страну к трагедии". И ныне автор советского гимна называет "трагедией" Октябрьскую революцию. Однако же добавляет: "Советский Союз был могучей державой. Его уважали". Ведь вот загадка века: безбожника уважали, а Ельцина со свечкой известная "семерка" в прихожей держит, а за равноапостольного мудреца Черномырдина проголосовало 10 процентов любимого им народа…
Так где же, говорю, вы с папой-гимнопевцем раньше-то были? Почему неистовая вера осенила вас лишь вслед за Старовойтовой да Гавриилом Поповым? Уж ладно, подражайте Феллини да Висконти, но у этих-то амеб в хвосте плестись к лицу ли русскому артисту!..
И вот, наконец, дебаты с Г. Зюгановым… Как теперь обнаружилось, работать в Думе маэстро и не собирался: получив мандат депутата, он тотчас вернул его, уступив свое место, как в очереди за пивом, следующему по списку. ("Эффект Казанника"!) То есть маэстро просто одолжил кровавым властителям свою артистическую популярность, выступил как наемник. Но их предвыборное задание выполнил до конца. И в последних дебатах с Зюгановым уже не только поучал, но, орудуя Божьим именем, словно кистенем, еще и стыдил, обличал, поносил. Кого же? Да, конечно, Советскую власть, которая вскормила и взлелеяла весь его многочисленный и сластолюбивый клан.
В 20-е годы советских людей нередко спрашивали: "Чем вы занимались до 17 года? Состояли ли в других партиях?" В 30-е интересовались: "Есть ли родственники за границей? Были ли колебания в проведении генеральной линии партии?" В 40-е допытывались: "Были ли в оккупации? Посещали ли зарубежные страны?" А теперь (о, времена) пытают с демократических и недемократических трибун: "Веришь в Бога? Да или нет? А ну покажь крестик, падла!"… В этом направлении выступал и скоропостижный Божий угодник Никита в теледебатах: "За коммунистической идеей стоит безбожие. А оно для России губительно. Потому что Достоевский сказал, что русский человек без Бога — животное".
Достоевский сказал!.. О, как это характерно для человека черномырдинского блока и для всех этих эрудитов. Они ничего не видят дальше первой строки одной цитаты. Ведь как опозорился этот "Наш дом", когда свой предвыборный плакат украсил первой строкой знаменитого стихотворения Симонова. Она всем памятна: "Если дорог тебе твой дом…" И, поди, ликовали, ловко, мол: наспех сколоченный "дом" устами прекрасного поэта объявили "твоим домом", т. е. домом любимого избирателя. Им неведомо было, что стихотворение это — обращение к русскому человеку в страшный час вражеского нашествия, оно пронизано ненавистью к захватчикам, озаглавлено "Убей его!", а кончается страстным призывом: