Страница 12 из 157
В апреле 1940 года живописный, мирный Балланген стал ареной ожесточенных боев. Проникшие в фьорд Офот, обрамленный высокими горами с заснеженными вершинами, два немецких миноносца ввязались в сражение с кораблями британского флота. Спустя три дня один из эсминцев, получивший тяжелые повреждения, затонул у Баллангена.
В последовавшие месяцы и годы жители этого маленького городка научились применяться к реалиям войны. К присутствию немцев они относились как к неизбежному злу, хотя никогда и не скрывали презрения к оккупантам, по крайней мере, среди своих.
Симон Люнгстад, пользовавшийся у жителей общины непререкаемым авторитетом, сочувствовал движению Сопротивления. Но летом 1940-го у него обнаружили раковое заболевание. В феврале 1941 года 60-летний Симон Люнгстад потерпел поражение в смертельной схватке со страшной болезнью, пожиравшей его тело. Его безутешная вдова Арнтине — Агню, как он ласково ее называл, — осталась главой семьи. Она была гордой женщиной с вспыльчивым характером, яростно боровшейся с обстоятельствами в своем стремлении свести концы с концами.
Симон уже два года лежал в могиле, когда в конце осени 1943 года в Балланген прибыл 24-летний немецкий сержант Альфред Хаасе. Очень интересный молодой человек с вьющимися волосами и аккуратно постриженными усами, он уже год был женат, и его жену звали Анна. В 1943 году у них родилась дочь. В обязанности Альфреда входило обучение новобранцев и осуществление контроля за возведением оборонительных сооружений по берегам фьорда.
Местные жители относились к немцам с презрением и старались избегать общения с ними. Тот, кого видели беседовавшим с оккупантами, рисковал получить клеймо предателя. «Никто из нас не хотел иметь с ними ничего общего, — вспоминает женщина, жившая в то время в Баллангене. — Помощь им в какой бы то ни было форме расценивалась как предательство по отношению к движению Сопротивления и нашей родине».
Тем не менее жизнь на периферии великих битв продолжалась. Судьба свела людей из разных стран, принадлежавших к разным культурам, и им каким-то образом приходилось жить вместе. Оказавшиеся вдали от дома молодые солдаты были разлучены со своими женами и невестами. Существует множество историй о любовных связях между немецкими солдатами и девушками из оккупированных стран.
Нетрудно понять, как это могло произойти. Одинокие мужчины, не по своей воле прибывшие в страну, и невинные, впечатлительные девушки, очарованные бравым видом юношей в военной форме. Два существа, стремящиеся к огоньку света в царстве тьмы, ищущие немного душевного тепла среди жестокостей войны. Десятки тысяч норвежек состояли в романтических отношениях с немецкими солдатами.
В июне 1944 года Сюнни Люнгстад была уже не ребенком, а красивой 18-летней девушкой. Она ежедневно ухаживала за цветочными клумбами и фруктовыми деревьями в саду рядом с домом, где они жили с матерью. Проходившие по дороге немцы с восхищением глазели на ее стройную фигуру и копну каштановых волос.
Среди них был и Альфред Хаасе. Впервые он увидел ее, когда она прошла мимо него с ведром молока в руке. Альфред сразу воспылал к Сюнни страстью, и она начала являться к нему в снах. «Все в нашем взводе мечтали о ней, - вспоминает он. — Она была единственной женщиной, которую мы могли видеть так близко».
Каждое утро в семь часов взвод Альфреда шел на учения мимо дома Сюнни. Альфред приходил сюда всегда, как только ему удавалось выкроить свободную минуту. Он знал, что из-за настороженности местного населения в отношении немцев сойтись с ней будет чрезвычайно трудно. Лед недоверия растаял, когда он принес ей подарок — пакет с двумя килограммами картофеля, — может быть, не очень изысканный, но, поскольку продовольствия тогда не хватало, принятый с искренней благодарностью.
День ото дня сопротивление Сюнни ослабевало. Голос рассудка, возможно, и твердил ей, что встречаться с немецким солдатом недопустимо, но голос сердца говорил совершенно другое. Несмотря на оккупацию, жизнь в Баллангене протекала довольно буднично, без каких бы то ни было знаменательных событий. Сюнни очень льстили ухаживания симпатичного Альфреда.
«Мы совершали длительные прогулки по лесу, — вспоминает Альфред, — и говорили о том, что будем делать после войны, о наших мечтах, о том, как это будет здорово, когда мы сможем путешествовать по миру». Они все больше сближались, и неизбежное не замедлило случиться. Однажды, оказавшись на берегу фьорда, они сбросили одежду и искупались, а потом впервые познали друг друга на песчаном пляже. Вскоре после этого Альфред сказал Сюнни, что он женат. Она разразилась слезами, но в конце концов смирилась со своим положением. «Мне кажется, она смотрела на наши отношения так же, как и я, — говорит Альфред. — Многие из нас жили сегодняшним днем, потому что завтра мы могли погибнуть».
Их связь сохранялась в тайне. Только родные Сюнни знали о ней и не одобряли ее. «Он забудет тебя, как только вернется в Германию», — говорили они ей, но она не желала их слушать. Ее отношения с Альфредом крепли с каждым днем. По вечерам она приходила в его маленький домик, принося с собой китовое мясо для тайного романтического ужина.
Этой идиллии пришел конец в октябре 1944 года, когда Альфреда неожиданно перевели в Богенвикен, расположенный в тридцати милях от Баллангена. Этот стратегический маневр немецкого командования был связан с тем, что оно тоже не приветствовало любовные связи между своими солдатами и представительницами местного населения.
Для Альфреда и Сюнни это означало полную разлуку. Они не могли писать друг другу письма, а о встречах не было и речи. Альфред вспоминает: «До этого у меня был довольно свободный режим, теперь же улучить свободную минуту стало чрезвычайно трудно. Ситуация той осенью резко обострилась».
Положение Германии на всех фронтах, в том числе и в Норвегии, действительно быстро ухудшалось. 18 октября 1944 года советские войска перешли норвежскую границу, в то время как далеко на юге союзники приближались к границам самой Германии. Никто не знал, чем все это кончится, но к январю 1945 года стало очевидно, что немцы в Норвегии долго не задержатся.
После отъезда Альфреда из Баллангена они с Сюнни виделись лишь эпизодически. В конце января немецким войскам в Норвегии было приказано готовиться к эвакуации на юг. «10 или 11 февраля нас привезли в Нарвик и сказали, что мы отплываем в Германию на следующий день в семь часов |утра,- вспоминает Альфред. — Я решил, что должен напоследок повидаться с Сюнни, раздобыл велосипед и поехал в полной темноте по занесенной снегом дороге в Балланген. Добрался я туда поздним вечером».
Альфред осторожно, чтобы никого больше не разбудить, постучал в дверь. В первый и последний раз он провел ночь в комнате Сюнни. «Я должен был уезжать в четыре часа утра, чтобы успеть на корабль. Было темно, Сюнни стояла у ворот, закутанная в толстую шерстяную шаль, и по ее щекам текли слезы. Такой она мне и запомнилась. Больше я ее никогда не видел».
Альфред обещал вернуться после окончания войны, и Сюнни верила ему. Надежда помогала ей пережить этот удар судьбы. Вскоре, однако, ее постигло еще более страшное потрясение, чем разлука с возлюбленным: после их прощального свидания она забеременела. Для семьи Люнгстад это была катастрофа, но хотя Сюнни догадывалась, какие испытания предстоят ей в будущем, она не падала духом. «Она была счастлива, что у нее родится ребенок», - вспоминает ее сестра Оливия.
К Существуют различные, противоречащие друг другу версии дальнейшего развития событий. Альфред Хаасе клялся, что ничего не знал о беременности Сюнни, хотя и предпринимал усилия, чтобы связаться с ней. «Несколько раз я писал ей, но так и не получил ответа. Мои письма не вернулись. Я решил, что она забыла меня». Оливия же считает, что Сюнни и Альфред общались тем или иным способом — после того, как Сюнни узнала о своей беременности, но до того, как Альфред отбыл в Германию. «Он знал, что Сюнни беременна, и просил ее не делать аборт. «Я вернусь», - сказал он ей».