Страница 96 из 146
- Даю слово коммуниста, что ни в какой связи с врагом народа Авербахом, кроме половой, я не состояла." Это, видите ли, сарновский юмор. Но ничего подобного быть не могло не только потому, что молодой поэтессе чужд такой цинизм и непристойность (это недоступно пониманию Сарнова), но и просто потому (уж это-то он должен понять), что она была безпартийной. Какое же "слово коммуниста"? Да ведь и замужем. И вот при живом муже публично такие хохмочки? На это способны только существа, подобные нашему критику да иные активисты телепередач Ханги... Что же касается "г..на", то, как мы уже видели и раньше, критик так привержен к нему в его разных ипостасях, словно ничего прекраснее на свете и быть не может. Так, на странице 485 оно трижды шибает в нос. Отсюда повышенный интерес с тому, что он назвал "проблемой российских сортиров". Вот однажды побывал критик в гостях у Надежды Мандельштам. О чем конкретно они долго беседовали, не рассказывает, но счёл нужным сохранить для истории русской литературы вот что: "Провожая меня, она кивнула на дверь в прихожей: "Первый раз в жизни у меня отдельная уборная". Конечно, Надежда Яковлевна прожила жизнь нелегкую, но всё же не всегда - без отдельной уборной. Об этом свидетельствует хотя бы Эмма Герштейн, большой друг семьи. Она рассказывает в своих "Мемуарах"(М.,1998), что в 1933 году Мандельштамы получили отдельную двухкомнатную квартиру в писательском доме в Нащокинском переулке. Они не имели права на эту квартиру, поскольку Осип Эмильевич не состоял в Союзе поэтов, построившем дом. Однако, "энергия Мандельштамов преодолела все препятствия. Мандельштам был включен в список членов кооператива, но какая-то неуверенность чувствовалась до самого последнего дня. Как только был назначен день вселения, Надя с ночи дежурила у подъезда, поставив рядом с собой пружинный матрац. Утром, как только дверь подъезда открыли, она ринулась со своим матрацем на пятый этаж и первая ворвалась в квартиру. И вот врезан замок, вселение свершилось.
Квартирка казалась нам очаровательной. Маленькая прихожая, напротив дверь в крошечную кухню, направо - неописуемая роскошь! - ванная, рядом уборная"(с.40). Именно такая, отдельная. Никто, кроме поэта и его супруги, ею не пользовались.
Куда конь с копытом...
Осветив как смог сортирную проблему, Сарнов объявил "благословенным" русский мат и в интересах русской литературы оснастил похабщиной да матерщиной всю книгу. Это отвращало и у Астафьева, но тот всё-таки изведал сиротство, беспризорщину, бродяжничество, в юности - война, - было где набраться. А этот? Вырос, как уже отмечалось, на ступеньках Елисеевского магазина, с детства питался апельсиновым соком, слушал лекции профессоров с дореволюционным стажем, работал в "Пионерской правде", в "Пионере", был членом жюри конкурса имени Николая Островского, который проводил ЦК комсомола, словом, ведь прожил жизнь под парниковой рамой, - а тоже туда со своей клешней!.. Вот еще Ерофеев такой же. Но как эти словесно буйные гении беспомощны, банальны и жалки, когда их припирают. Этого Ерофеева недавно в телепередаче загнала в угол с его похабщиной группа молодых ребят. И как же он стал выкручиваться? Ну, самым пошлым способом! Вы, говорит, еще всего Достоевского не прочитали, а обо мне судите. Можно подумать, что он прочитал. Да и зачем читать всего? И никто не читал. Иные большие художники не любили его. Чайковский, например. А Бунин просто терпеть не мог. Да и причем тут этот большой писатель, когда речь идет о писателе совсем иного масштаба. А дело в том, что такие, как Никита Михалков и Ерофеев, превратили Достоевского в канделябр, которым бьют по головам своих противников. Можно сказать и так: это их последнее убежище... Да, картина у нас еще более удручающая, чем у Астафьева и даже Ерофеева, особенно для тех, кто помнит Беню ангинозным пай-мальчиком в Литинституте. Вполне в сортирном стиле выдержаны и образцы его остроумия, национального по форме, демократического по содержанию. Например:
"-Почему у нас всегда проблема с туалетной бумагой? - Потому что вся она уходит на сырье для производства сосисек." Смешно? Или: "Между понятиями "социалистические страны" и "сосиски сраные" гораздо более прочная связь, чем брежневское косноязычие". Весело? Или бесчисленные частушки, самая приличная из которых такова:
Жопа гола, лапти в клетку,
Выполняем пятилетку.
Зловонные слова он вкладывает в уста многим персонажам своей книги от Твардовского до Сталина.
А вот, говорит, сгорая от нетерпения блеснуть остроумием и потешить нас, был у меня знакомый поэт, он не выговаривал букву "р", картавил у него, например, получалось: "Мы прошли говнило Великой Отечественной войны". То же самое видим у Войновича: "Во время войны и после(?) в газетах печатались приказы Верховного главнокомандующего Сталина. Было несколько случаев, когда в слове "главнокомандующий" была пропущена буква "л". Таков уровень их ума и сарказма, такова степень злобности. Трудно сказать, то ли это соревнование двух говнопоклонников, то ли один говнопоклонник у другого кучу украл. Так и шагает Сарнов через все 600 страниц своего сочинения с туалетной бумажкой в зубах, с голой жопой, и с говнилом в уме и на языке. А заним трусцой Войнович...
Сарнов и Лев Толстой
А всё это для контрастной выразительности обильно пересыпал мудреными заграничными словами: аллюзия... адюльтер... тезаурус... эвфимизм... оксюморон... перифраз... макабрический... флагеллант... филиация... эсктраполяция... сублимация... контаминация... Некоторые из этих слов я не только не знаю, но и не нашел в словарях. Побежал по писательскому дачному посёлку, пытал всех встречных-поперечных: "Что такое макабрический? А тезаурус?" Никто не знает! Даже Приставкин. А ведь он советник президента. Вдруг Путин завтра спросит его: "Анатолий Игнатьевич, много ли у нас в стране флагеллантов? И не кажется ли вам, что Чубайс макабрический делец? Представьте мне об этом докладную записку." Что бедный Приставкин будет делать? Для кого ж ты пишешь, Сарнов, если тебя советники президента не понимают?
Да, мне иные из приведенных импортных слов неизвестны, так ведь я не стану и употреблять их, помня Льва Толстого, который писал критику Страхову, что если был бы царем, то приказал бы устраивать публичные порки писателей, которые употребляют слова, смысла коих не разумеют. И представьте себя, это прямо относится к Сарнову. Он высокомерно хмыкал : "Супердержава спотыкалась на каждом иностранном слове". Да еще уверял, что стукачи не знали слово "оксюморон". Возможно, однако и он, критик, дожив до 75 лет, имея специальное литературное образование, всю жизнь копаясь в книгах и даже сочиняя их, употребляет слова, смыл которых ему неведом. Это тем более странно, что иные из этих слов имеют прямое отношение к литературе, к филологии.
Допустим, раз 10-15 он употребил в своем сочинении слово "перифраз (от греческого реп'рЬга815)" и хоть бы разочек правильно! Например, пишет: "Бытовал такой перифраз: "Союз нерушимый республик голодных"... Школьники распевали: "Союз нерушимый голодных и вшивых"... Где бытовал - у тебя на кухне? Какие школьники -твой отпрыск? Или вот божится, что "человек человеку друг" это перифраз старого афоризма "человек человеку волк". Ведь лютая чушь! Разве этому учили тебя, Беня, незабвенные наши учителя Шамбинаго, Реформатский и Виктор Давидович Левин? Царство им небесное... Никакие это не перифразы, а обыкновенные каламбуры, качество коих остаётся на совести их глухого популяризатора. Он думает, что если так или иначе перЕфразировать какие-то известные слова, то и получится перИфраз. А между тем греческое реп' означает вокруг, около, возле, т.е. это совсем не то, что русское "пере". Перифраз это иносказание передача смысла какой-либо фразы, оборота речи или слова другими словами. Например, не "лев", а "царь зверей". Прекрасно сказано об этом у Даля: "околичная речь, обиняк, говорить по говоренному, но другими словами." А в двух приведенных примерах, как и во всех остальных "перифразах" Сарнова, не другими словами сказано о том же, а почти теми же словами, но совсем о другом.