Страница 67 из 146
Вот такая внутриеврейская антисемитская история, и время, и действующие лица которой, и место происшествия известны. А что за "литературный журнал", где не утвердили Свирского? Кто именно не пожелал видеть его в редколлегии? Когда это было? Бог весть!.. Я Свирского знал. Писатель он небольшой, ныне забытый, а скандалист выдающийся. Так не резоннее ли предположить, что именно по этим причинам или из-за перебора его и не ввели в редколлегию какого-то таинственного журнала? Уже давно он живет в Израиле.
Кто же еще жертва? Оказывается, Борис Слуцкий. Он "испытал все прелести политики государственного антисемитизма." И - ни единого прелестного факта! Да и где их взять? Провинциальный юноша поступает в столичный Юридический институт. Не понравилось - через два года перешел в Литературный, который успешно закончил. Вступил в партию. На войне был политработником. Награжден тремя орденами, дослужился до майора, вернулся в Москву. На литературном пути ему содействовали, о нем писали такие мэтры, как Антокольский, Эренбург, Светлов, Симонов, Самойлов, Евтушенко... Обо мне, например, из них писал только последний, причем совсем не ласково. Ну, конечно, были у поэзии Слуцкого и противники. Вспоминаю статью Сергея Острового "Дверь в потолке", напечатанную в "Литгазете". Но это уж очень трудно отнести к прелестям антисемитизма...
А вот кошмарная судьба Владимира Войновича, еще одного друга Сарнова. В убогой статейке "Фашисты и коммунисты в одном строю"(это любимая мысль и Бенедикта Михайловича), напечатанной в "Литгазете"(№52'98) он писал : "Бытовой антисемитизм присутствует всюду - в какой стране мира не рассказывают анекдотов о евреях". Боже мой, да у нас больше рассказывают о чукчах, но они же не шумят об античукчизме. А сколько анекдотов о Чапаеве, о Петьке и Анке? Есть они и в книге Сарнова. Дальше: "Можно ли говорить о вине СССР перед евреями?" Подумал бы лучше, можно ли молчать о долге евреев перед СССР. Хотя бы за спасение миллионов во время Отечественной войны, не говоря уж о создании государства Израиль, куда потом укатили сотни тысяч спасенных,- он не появился бы на карте мира без энергичного содействия СССР и лично Сталина. Дальше: "У нас, слава Богу, не было холокоста. Но, безусловно, были совершены прямые преступления против евреев, вспомните "дело врачей", расстрелы еврейской интеллигенции." Во-первых, в "деле врачей", где были и русские, никто не пострадал. Во-вторых, расстрелы евреев? А кто были по национальности Павел Васильев, Николай Клюев, Николай Вавилов, - евреи? А кто по национальности хотя бы Троцкий и Ягода, творившие расправы главным образом над русскими?
Но идем дальше: "Я уж не говорю о "чистоте кадров", когда во всех ведомствах следили, чтобы у сотрудников пятый пункт был в порядке". Не во всех ведомствах, но в некоторых за этим действительно следили. И правильно делали, ибо, как сейчас обнаружилось, у множества евреев оказались родственники за границей, а в иных "ведомствах" это крайне нежелательно. Такие "ведомства" есть во всем мире. Взяли бы на работу в Госдепартамент США человека, имеющего дядю в Самаре? А о чем-то говорит и тот факт, что сотни тысяч советских евреев при первой возможности сами рванули за бугор. Например, в последнем адресном справочнике московских писателей за 2000 год, приведен список недавно уехавших. В нем 70 имен, больше половины -еврейские от Аксельрод до Шнитцер. А какие у Войновича доказательства дискриминации "по пятому пункту"? Оказывается, тут у него личный горький опыт: "Меня в Литературный институт в своё время не приняли потому, что в приемной комиссии решили, что моя фамилия еврейская, хотя она сербская (моя мать еврейка, но в институте этого не знали"). Тут уже действительно попахивает госантисемитизмом, ибо будущий путинский лауреат оказался жертвой не одного человека (главного редактора, как Свирский), а приемной комиссии, целого института. Но откуда же Войнович узнал, что его не приняли именно как еврея? Неужели в приемной комиссии ему так и сказали: " У нас идеологический вуз, евреев не принимаем. Иди в пищевой "
Нормальная жизнь при царе
Сарнов рассказывает, что князь В.М.Голицин в свое время обратился к директору какой-то московской гимназии с просьбой принять мальчика Борю Пастернака. И получил такой ответ:
"Ваше сиятельство,
к сожалению, ни я, ни педагогический совет не можем ничего сделать для г.Пастернака: из 345 учеников у нас уже есть 10 евреев, что составляет 3%, сверх которых мы не можем принять ни одного еврея, согласно Министерскому распоряжению... К будущему августу у нас освободится одна вакансия для евреев, и я от имени педагогического совета могу обещать предоставить её г-ну Пастернаку."
Такова одна из особенностей дореволюционной жизни. Сарнов считает, что эта жизнь была "гораздо более нормальная, чем советская". Да, именно нормальная, норма - У/о... Тут всё ясно и убедительно. А Войновичу приходится сказать, что он ничем не превзошел буйного израильтянина Свирского, ибо ведь не представил же он письмо из Литинститута, в котором говорилось бы: "К будущему августу освободится одна вакансия для евреев, тогда и приходите. Примем согласно Министерскому распоряжению..." Тут можно добавить вот что. Летом 1946 года я тоже получил от приемной комиссия Литературного института отказ. А ведь у меня, русского, были большие преимущества перед Войновичем: я только что вернулся с войны, имел боевые награды, уже печатался... Но я не стенал о русофобии в сионистском институте, а обратился к его директору Федору Васильевичу Гладкову и вскоре получил телеграмму: "Вы допущены к экзаменам".
Как слепому найти "прожидь"?
Но Сарнов беспощаден в изобличении того, как антисемитизм поразил всю жизнь и проник в каждую пору: "Академик Понтрягин и другой знаменитый математик, ставший впоследствии крупнейшим идеологом антисемитизма,- Игорь Шафаревич у себя там, на математическом факультете МГУ, установили такую систему экзаменов, что не имел шанса просочиться даже абитуриент с самой микроскопической прожидью. Эта их система была куда более совершенной, чем жалкие "нюрнбергские законы" их педантичных немецких коллег." Легко и нагло ставит покойного академика и его ученика на одну доску с немецкими фашистами.
А между тем, Л.С.Понтрягин, как известно, с тринадцати лет был слепым, и уже по одному этому не мог иметь никакого отношения к "системе экзаменов" с предварительной проверкой на "прожидь" Не имел к ней отношения и И.Р.Шафаревич. Экзамены - дело администрации, а оба академика к ней не принадлежали. Тем более, что работали в Математическом институте Академии Наук. С какой же стати кинулся Сарнов хотя бы на первого из них? Дело скорее всего вот в чем. В воспоминаниях Лев Семенович писал об одной своей аспирантке : " Она меня совершенно поразила... Жаловалась мне, что в текущем году в аспирантуру принято совсем мало евреев, не более четверти всех принятых. А ведь раньше. сказала она, принимали всегда не меньше половины". Этих строк вполне достаточно, чтобы Сарновы на всю жизнь возненавидели, как фашиста, знаменитого ученого и мученика, лауреата Сталинской (1941) и Ленинской (1962) премий. Героя Социалистического тру да( 1969), гордость русской науки.
В рукопашную с ядерной сверхдержавой
И трёп о недоступности для евреев МГУ, вообще высшего образования продолжается: " Тут я мог бы рассказать тьму-тьмущую разных историй. Но расскажу только одну, услышанную от одной моей близкой приятельницы." Уже были "один журнал", "один писатель", "один мальчик", и вот - "одна приятельница". Да что мешает теперь-то назвать имена? Ведь это всё по нынешним временам либо бесстрашные герои, либо страдальцы тоталитарного режима. Нет, он на всякий случай промолчит. И шпарит дальше: "Сын приятельницы обнаружил выдающиеся математические способности и, естественно, хотел поступить на математический факультет МГУ. Тщетно все знакомые твердили, что это совершенно безнадежное предприятие, для евреев даже для подозреваемых в слабой причастности к "пятому пункту" - там установлен совершенно непреодолимый барьер. (Дело было в середине 1970-х). Но приятельница на все эти уговоры не поддалась и решила предоставить своему выдающемуся мальчику возможность схватиться в рукопашную с могучей ядерной державой." Кто были эти уговорщики? Надо думать, евреи. Это не удивляет. Удивительно другое: почему 17-18-летний парень именуется мальчиком, а мать решила ему "предоставить возможность"? Я, например, поступал в шесть вузов, и всегда принимал решение вполне самостоятельно. Итак, малый ринулся в рукопашную схватку с ядерной сверхдержавой. И что же? "Выдающийся мальчик это сражение, конечно, проиграл, хотя из всех задач на экзамене не решил, кажется, лишь одну знаменитую теорему Ферма". Что за Ферма или Ферм? Откуда взялся? Что ты лепечешь, Беня! Поди, имеешь в виду знаменитого итальянского физика создателя первого атомного реактора, нобелевского лауреата 1938 года? Так его имя не Ферма и не Ферм, а Энрико Ферми (1901-1954). Он, кстати, был с 1929 года иностранным членом нашей Академии Наук. Это во-первых. А во-вторых, теорема Ферми столь высокая научная материя, что она не может быть предложена на экзаменах школьнику, её изучают лишь в вузе. Надо было хоть бы на этот раз справочку навести, прежде чем удариться во все тяжкие.