Троянский конь

— И в чем же будет заключаться помощь?

— Ты, я смотрю, мужчина реальный. Завязки у тебя нужные есть. Через пару дней мои пацаны вызовут «папу» на стрелку, а информацию сольют в ментовку. Менты «папу» примут, а ты организуешь нам прикрытие конкретное. Не наше. Чисто московское. Чтобы он на нарах неделю висел как минимум. Оголец один останется. Ты мне его под выстрел выведешь. — Смольный уставился в одну точку на лобовом стекле «Мерседеса». Глаза его стали неподвижными, стеклянными. Козельцев даже испугался. — Насчет всего остального — не твои проблемы. Ну? — Смольный усмехнулся. — Че киксуешь-то, Вова? Не дрейфь. Ты чисто не при делах останешься. После того как я огольца замочу, надо будет сделать так, чтобы «папа» на волю вышел. А он уж сам нарвется. Эта крыса за огольца кому хочешь глотку порвет. Мы его на этом и выкупим.

— Не пойдет, — покачал головой Козельцев. — Во-первых, я не стану этим заниматься. Слишком велик риск…

— А кто тебя спрашивает? — усмехнулся Смольный. Верхняя губа его приподнялась, и лицо стало напоминать оскаленную волчью морду. — Ты будешь делать то, что я тебе скажу. Или вези меня обратно. Но тогда жди больших неприятностей. Мои пацаны тебя достанут. Не такая уж ты крутая птица. Не президент какой-нибудь. Грохнуть тебя — проблем нет. К тому же я не просто так тебе предлагаю работать, а за конкретные бабки. Пять «лимонов». Наличными. И никакого риска.

— Ты платишь?

— Рыло треснет у тебя реально, — Смольный цыкнул зубом. — Моя структура тебе уже заплатила. Теперь пусть оголец платит. У меня на него конкретная зацепа есть. Ты ее отработаешь, получишь свои лаве и отвалишь в сторону. Ну что?

— Ты сперва все объясни по-людски. Если я пойму, что риска нет, то… тогда поговорим.

— Короче, слушай сюда…

Над открытой бетонной площадкой висела жара. Завидная даже для середины лета. От плит поднималось дрожащее марево.

Налетавшие то и дело порывы ветра гнали по площадке облака сероватой цементной пыли. Ее наносило с цементного комбината, что раскинулся совсем неподалеку. Даже здесь был слышен лязг транспортеров-погрузчиков, хлопки заслонок, рев мощных двигателей «МАЗов». Посреди площадки, сунув руки в карманы белого плаща-пыльника, стоял мальчишка лет двадцати. Ветер раздувал полы плаща, трепал его волосы, но он смотрел за лес, на пустынную пока еще дорогу.

За спиной мальчишки полукольцом выстроились четыре роскошные иномарки, рядом с которыми сгрудились пехотинцы. Здоровенные бугаи, одетые преимущественно в черное. Черные брюки, кожаные куртки, черные рубашки. На шеях, как положено, золотые цепи, на запястьях золотые же браслеты. В руках — у кого помповый «ремингтон», у кого пистолет. У пары — импортные «хеклеры».

— Дим! — окликнул мальчишку один из боевиков. — Ты сразу падай. Мы этих гадов враз положим.

— Спасибо, Боксер, — кивнул мальчишка, не оборачиваясь. — Буду иметь в виду.

Лицо Димы оставалось спокойным, хотя и сосредоточенным. Ровно до тех пор, пока не появились те, кого они ждали. Заклубилась дорожная пыль. На площадку вкатились четыре иномарки, выстроились, тоже полукольцом, напротив. Захлопали дверцы. Выбравшиеся из автомобилей братки держали в руках оружие — помповики, пистолеты, автоматы. Их главарь оглядел мальчишку и его пехотинцев, улыбнулся торжествующе.

— Ты попал, Дима! — крикнул он, выхватывая из кармана пистолет.

— Нет, это ты попал.

Мальчишка не стал вытаскивать оружие. Выстрелил прямо через плащ. На белой ткани образовалось коричневое пятно. Пуля смачно вошла в грудь главаря, выбив из спины облачко бурых брызг и кусков рубашки. Человека откинуло на ближайшую иномарку. Пистолет выпал из разжавшихся пальцев, перевернулся в воздухе и упал в пыль. Главарь опрокинулся на капот, сполз на бетон, оставив на светлой эмали жирную темную полосу.

Мальчишка рванул руки из карманов. В каждой оказалось по пистолету. Здоровые черные пушки. Выстрелы загрохотали с обеих сторон. Падали в цементную пыль стреляные гильзы, катились, оставляя за собой неровные серые дорожки.

Мальчишка пошел через площадку, стреляя сразу с двух рук. Он выбирал мишени на ходу, мгновенно прицеливался и нажимал на курок. Тела врагов валились в пыль, оставляя на серо-белом бетоне красные кляксы. Чье-то тело ввалилось в салон иномарки, выбив лобовое стекло. Распахнулся капот одной из машин. В нем сразу же образовалось несколько рваных дымящихся дыр. Из стволов ружей летели искры. Парни с «хеклерами», укрывшись за машинами, поливали площадку огнем, меняли на ходу обоймы и продолжали стрелять.

Внезапно все стихло. Осталась только белая фигурка мальчишки, стоящая на фоне распластанных черных тел и пестрых дырявых иномарок. Дима поднял оба пистолета и бросил их на бетон. И в этот момент погасло солнце…

Ну как?

Все собравшиеся в просмотровом зале повернулись к двоим молодым людям, сидящим в самом последнем ряду. Один из них, двадцатилетний брюнет с умным, интеллигентным лицом, хмыкнул и взглянул на своего спутника. Тот, белобрысый красавец лет двадцати семи, совершенно арийской внешности, наклонил голову, чтобы скрыть беззвучный смех.

— Ребята, — сказал негромко и очень спокойно двадцатилетний, — допускаю, что кто-то станет это смотреть. Человек сто. В основном ваши друзья и родственники. Плюс несколько влюбленных пар, которым негде целоваться. Но это и все.

— Дим, зря ты так. Неплохая перестрелка… — подал голос блондин.

— Вадим, я говорю не о художественных достоинствах данного фильма, а о его прокатном потенциале и о деньгах, которые мы вложили в производство. — Дима Мало серьезно взглянул на своего советника, и тот сразу перестал улыбаться, поднял обе руки открытыми ладонями вверх. — Миша! — Сидевший в первом ряду долговязый парень посмотрел на Диму. Лицо у него было кислым. — Ты поручился за своего протеже. Я поверил тебе на слово. Что за ерунду вы мне только что показали? Андрей! Сценарист здесь?

— Я тут, — откликнулся сидящий во втором ряду курносый веснушчатый парнишка.

— По-моему, в первоначальном виде сценарий выглядел совершенно иначе? Имена у героев были другие. И перестрелки этой дикой я что-то не припоминаю…

— Да, — согласился сценарист. — Ее и не было раньше. Просто мы решили приблизиться к реальности…

— Андрей, я понимаю ваше стремление, но впредь никогда не называйте персонажей именами реальных авторитетных людей, не получив предварительно их согласия. Случайно исказите факты и будете потом всю жизнь расплачиваться. Дальше… Последняя сцена. Почему они у вас сразу начинают стрелять? Даже двух слов друг другу не сказали.

— Это кино, Дима, — хмуро подал голос Миша. — В подобных фильмах должна быть динамика.

Он являлся сорежиссером фильма. В качестве же основного режиссера выступал Мишин институтский друг. «Очень талантливый парень, Дим. Очень. Наш Джон Ву. Народ кипятком будет писать во все стороны».

Дима поверил словам старого приятеля и совершил классическую ошибку — не поставил производство на контроль сразу, с первого дня. Позволил дотянуть до середины съемочного периода. Теперь же, посмотрев рабочий монтаж, Дима уверился в мысли, что материал не просто плох, — это было бы полбеды, — он вовсе никуда не годился.

— Динамика должна быть в любых фильмах. Но динамика, а не глупость, Миша, — возразил спокойно Дима. — Каждая сцена должна работать на сюжетную линию, на идею, на характер главного героя. А твой герой — отмороженный дебил. Он позвал реальных людей на стрелку, а вместо стрелки устроил мочилово. Это беспредел, Миша. Так честная братва не поступает. Его объявили бы сразу, без базаров. Обычный разговор может быть жестче и динамичнее любой перестрелки. Вспомни «Крестного отца» Копполы. Сцена, в которой Майкл Корлеоне убивает полицейского капитана и враждебного дона. В ресторане. Что-то я не помню, чтобы Аль Пачино там через столы скакал, как горный козел, и с двух стволов шмалял во все стороны. Семь минут разговора и лишь в самом конце — два выстрела, а напряг такой, что мурашки по спине ползут размером с крокодила.