Страница 1 из 136
Владимир Артыков
Обнаженная модель
Глава 1
Сценарий Юлия Юлина захватил постановочную группу обличающим сатирическим материалом. Руководители одного учреждения, под замысловатой вывеской «Птицезверорыбопроект», устроили себе здесь настоящую «кормушку». На тучной государственной ниве, прибавляя в собственном весе, они не забывали и о своих кошельках. А для создания видимости активной научной работы, лжеучёные решили срочно обзавестись… скелетом кита. Да, скелетом, и не просто кита, а финвала — исполина мирового океана — его для съёмок любезно предоставили и смонтировали китобои знаменитой флотилии «Слава», под руководством боцмана Миколы Дзюба. Разбирая кости кита, он сказал мне:
— Сотни туш освежевал и расчленял, а собирать скелет приходится впервые, думаю, получится, ведь я каждый мосол от головы до хвоста знаю, как свои пять пальцев.
Мне, как художнику-постановщику фильма, осталось только благословить его и смонтировать скелет исполина на платформах, по моему эскизу. Когда работа была закончена, Дзюба подарил мне изящную фигурку пингвина, вырезанную им из кости кита, сказав:
— Одиннадцать раз я ходил в Антарктическую экспедицию, а на двенадцатую пойти не довелось, списан с корабля по инвалидности.
— Вот видишь, в океане ты разбирал китов по косточкам, а на суше, да ещё в родной Одессе, собираешь скелет, и не просто, а для кино! Твою работу увидят миллионы зрителей, не говоря уже о том, что в челюсти кита будет стоять сам Георгий Вицин.
Получился внушительный автопоезд из четырёх двухосных прицепов-платформ, общей протяжённостью более двадцати метров, причем, хвостовые позвонки пришлось загрузить в добавочный контейнер. Зрелище было внушительное. За поездом, размахивая руками и улюлюкая, бежали одесские мальчишки из массовки.
Операторы Геннадий Цекавый и Виктор Якушев выбрали ракурс, режиссёр Владимир Архангельский скомандовал:
— Мотор.
Кинокамера зажужжала, и актёр Георгий Вицин «вошёл в образ». Он играл отъявленного бюрократа и подхалима, который доставил скелет, и теперь с верноподданнической улыбкой стоял в «раме» из китовых челюстей. Создавалось впечатление, что Вицин стоит на трибуне и собирается произносить речь.
К детской музыкальной школе, на улице Маяковского, декорированной, по моему эскизу, под научно-исследовательский институт, стекались толпы одесситов. Алексей Смирнов, актёр, игравший роль директора, с редким именем Аполлон, встречал необычный «китовый поезд» с трактором — тягачом впереди, стоя на крыльце института. За его широкой спиной выстроились «сотрудники», легко узнаваемые артисты: Савелий Крамаров в роли художника, Евгений Моргунов в роли замдиректора, Нина Агапова в роли младшего научного сотрудника. И действительно, зрелище было внушительное… «По улицам кита возили!» — осмелюсь перефразировать Крылова. Можно понять толпу одесситов, собравшуюся вокруг съёмочной площадки, их привлекал не только скелет кита, но и сам процесс киносъёмки, возможность вот так, запросто, посмотреть на «живых» киноактёров, и если повезёт, получить автограф.
Стояла поздняя осень, дни были холодные. Я отлично помню, как мы ёжились в своих пальто и плащах. Каково же было актёрам в лёгких костюмчиках, ведь действие фильма, по сценарию, развивалось в июльскую жару. Уже после нескольких дублей грим не мог скрыть синих носов и гусиной кожи. Но это полбеды. Из-за непогоды, более всего, досаждал пар изо рта актёра Вицина, он деликатно предложил курить в кадре. Предложение было принято, теперь пар сходил за табачный дым. Операторы с облегчением вздохнули, обманка получилась убедительной.
Так уж совпало, что в старинной гостинице «Московская», на знаменитой Дерибасовской, в то время проживали две съёмочные группы. Одна наша, вторая кинорежиссёра Леонида Гайдая. Снималась кинокомедия «Операция Ы и другие приключения Шурика». Режиссёры щедро делились своими актёрами. Так Алексей Смирнов, Евгений Моргунов, Георгий Вицин были заняты в съёмках одновременно у двух режиссёров. И толькоАлександр Демьяненко — «Шурик», был занят у Гайдая. Вечерами, в просторном номере режиссёра, пили красное, дешёвое одесское вино «Червонное», метко прозванное за цвет — «борщом». В своеобразном «клубе по интересам» тогда собирались: кинооператор Бровин, актёр Александр Демьяненко, от нашей группы Владимир Архангельский, Геннадий Цекавый, Виктор Якушев и я. Рассказывали всякие байки, анекдоты, вспоминали курьёзные истории из своей кинематографической жизни. Зашёл как-то на огонёк Евгений Моргунов, мастерски рассказал самую пустяковую историю из своей актёрской жизни так убедительно и смешно, что все поверили, и даже он сам. Налили ему стакан «борща», от которого он отказался, брезгливо отодвинув его подальше, вынул из кармана широкого клетчатого пиджака початую четвертинку, налил себе в чистый стакан, выпил, его лицо порозовело. Посидев немного, встал, посмотрев на часы:
— Извините! Меня ждёт Секретарь Обкома.
Недопитую бутылочку аккуратно заткнул пробкой, положил в карман пиджака и тихо пробормотал:
— Вдруг там не будет что выпить.
Быстро вышел из номера. Все облегчённо вздохнули, Геннадий Цекавый заметил:
— Хорошо, что его ждёт не Генеральный Секретарь ЦК. Объёмы Моргунова создают некоторую тесноту.
Все засмеялись кроме глуховатого оператора Бровина.
С Моргуновым я был знаком ещё по Свердловской киностудии, где он дебютировал в качестве режиссёра фильма «Когда казаки плачут», по мотивам рассказов Михаила Шолохова. Мы жили вместе в гостинице «Большой Урал», где общались в компании режиссёров свердловчан Валерия Ускова и Владимира Краснопольского, приходивших к своим актёрам, тогда они снимали фильм «Самый медленный поезд». В их картине целое актёрское созвездие: Павел Кадочников, Зинаида Кириенко, Ляля Шагалова, Иван Рыжов и Валентина Владимирова. Все они жили в «Большом Урале».
Я благодарен судьбе, что в начале шестидесятых годов мне довелось часто общаться с Павлом Петровичем Кадочниковым. Он любил читать мне вслух свои охотничьи рассказы, уже опубликованные в ленинградских литературно-художественных журналах. Читал он вечерами, в свободное от кинопроизводства время. Посиделки частенько затягивались до глубокой ночи: расхаживая в своём люксовом номере, в спортивных трусах, Павел Петрович, дочитав очередную страничку, вопросительно смотрел на меня, ожидая моих впечатлений. Выглядел он в свои пятьдесят лет красивым атлетом, кожа его была совершенно молодой, и только лицо выдавало возраст. Я улыбался, кивал головой, наливая очередную стопку «Столичной», и он, опрокинув её залпом, брал чашечку остывшего кофе, делал пару глотков, продолжал чтение, прохаживаясь не спеша по комнате. Я же, уютно устроившись на кожаном диване перед журнальным столиком с водкой и кофе, иногда со стаканом горячего говяжьего бульона из растворимых кубиков, которые заваривал Павел Петрович, каждый раз приговаривая: