Любимая

Так что же произойдет, если Энджелина наконец поймет, что любит его?

– Ваша спина выглядит гораздо лучше, – отметил Роуэн.

Мазь с антибиотиками, которую он приносил, когда появлялся здесь, по своим целебным свойствам далеко превосходила предположительно обладающий волшебными свойствами гусиный жир. Накладывая мазь, Роуэн изо всех сил старался не думать о том, насколько нежна кожа Энджелины, о том, как нежный запах ее духов из розовой воды пленяет все его чувства…

– Скажите еще раз, как это называется? – попросила Энджелина.

Она сидела перед туалетным столиком, завернутая в накидку так, что обнажена была дашь спина. Ей смутно припоминалось, что в ту ночь он полностью раздел ее. Странно, что она настолько спокойно думала об этом избиении. Она относилась к подобному факту гораздо безразличнее, нежели к тому, что Роуэн видел ее тело. При одной мысли об этом Энджелина заливалась краской, ей становилось жарко. Раньше ей не доводилось испытывать ничего подобного. Но новые, доселе неизведанные чувства охватывали ее, когда этот человек прикасался к ней. Вот и теперь она задала глупый вопрос, чтобы не думать об этом…

– Мазь с антибиотиком, – мысли Роуэна витали далеко. Он в тысячный раз недоумевал, как можно причинять боль такому прекрасному созданию, как эта женщина.

– Мазь с антибиотиком, – повторила Энджелина, лениво прикрывая глаза и отдаваясь во власть его ласкового прикосновения, к которому она никак не могла привыкнуть. Сама не заметив этого, она вздохнула.

Неожиданно услышав этот тихий звук, Роуэн взглянул в зеркало. Голова Энджелины склонилась набок под тяжестью волос, убранных наверх и ниспадавших на одно плечо черным бархатным водопадом. Длинные и густые ресницы цвета черного дерева обрамляли глаза, резко контрастируя с бледной кожей. Губы чуть приоткрыты. Роуэну казалось, что она прекраснее любой женщины.

Возможно, из-за внезапно воцарившейся тишины, а может, из-за того, что рука Роуэна неожиданно застыла на полпути, или же из-за того, что направленное на нее внимание Роуэна становилось физически ощутимым, Энджелина открыла глаза. В зеркале их взгляды встретились.

Ее сердце на секунду перестало биться.

Сердце Роуэна тоже.

Время вдруг остановилось. Секунды превратились в вечность.

– Какая же вы красавица, – чистосердечно прошептал Роуэн, не зная, как она отреагирует на его слова. Он не мог удержаться от этого замечания. Не высказав свои мысли вслух, он умер бы на месте.

При этих словах глаза Энджелины затуманились.

– Пожалуйста, не называйте меня красавицей, – прошептала она. – Я не хочу быть красавицей.

Ошеломленный реакцией этой женщины, Роуэн опустился на колени рядом с ней. Энджелина повернулась к нему, и он понял, что она гораздо красивей своего отражения в зеркале.

– Почему вы не хотите быть красивой? – спросил Роуэн, борясь с безумным желанием заключить ее в объятия.

– Моему… – как ни старалась, она не смогла произнести слова муж, но Роуэн догадался, о ком идет речь, – нужна не я, а моя красота. Он рад, что его собственностью является женщина, которая привлекает других мужчин, – как ни старалась Энджелина удержаться от слез, предательская слезинка поползла по щеке. – Я предпочла бы быть некрасивой, но любимой.

Роуэн не знал, что подействовало на него больше – слезинка, нарушающая безупречность этой красоты, или эти слова, но сердце его вдруг преисполнилось любовью к этой женщине и яростью, направленной на ее мужа.

– Не все мужчины такие, как он, – голос Роуэна стал хриплым.

Сердце Энджелины неожиданно захлестнуло теплое, прекрасное чувство. Она поняла, что он говорит правду.

– Да, – шепнула она, соглашаясь, – вы не такой.

– Да, – повторил вслед за ней Роуэн. – Я никогда не сделал бы вам больно, не стал бы наказывать лишь за то, что вы прекрасны.

Произнося эти слова, он осторожно стер пальцем слезинку, и не смог сдержаться – рука сама собой протянулась и нежно погладила щеку Энджелины.

Женщина закрыла глаза, наслаждаясь лаской Роуэна. Ей хотелось, чтобы он прикасался к ней. Ни разу в жизни ей ничего не хотелось так сильно. Когда он дотрагивался до нее, она забывала отвратительные прикосновения Галена, его жестокость и грубость.

Увидев эту доверчивость ранимого ребенка, Роуэн полностью потерял контроль над собой. С тихим стоном он медленно погладил Энджелину по щеке, наслаждаясь ее мягкостью. Он ласково провел по ее подбородку затем пальцы двинулись к стройной шее, которую Энджелина выгнула, сама не отдавая себе отчета. Роуэн провел по ней, на секунду задерживаясь в ложбинке.

Энджелина сама не заметила, как шелковая накидка выскользнула из ее пальцев и сползла, обнажив плечи и часть груди. Сердце Роуэна бешено забилось.

– Энджелина, – прошептал он. Энджелина услышала, как он нежно произнес ее имя. Раньше она и представить не могла, какие чувства это вызовет в ней… Не открывая глаз – слишком уж тяжелыми казались веки, – она приоткрыла рот, намереваясь что-нибудь сказать и не зная, что. Наверно, ей хотелось сказать, что в его устах ее имя звучит, как музыка. А может, хотела попросить повторять его, не прекращая. Что бы там ни было, она ничего не успела сказать: губы Роуэна прижались к ее губам.

Энджелина потеряла самообладание. Их губы соприкоснулись, дыхания смешались, и обоих мгновенно переполнило желание. Роуэн убеждал себя, что не должен так поступать. Энджелина полагала, что должна остановить его. Оба понимали, что, несмотря на то, что ее муж оказался деспотом, она не освобождается от данной ему клятвы верности. Но в данный момент эти клятвы, равно как и контроль Роуэна, были хрупкими, как тончайшее стекло.

Он снова прикоснулся к ней губами, не в силах сдерживаться, и нежно целовал ее. Энджелина тихо вздохнула. Ее губы почти не шевелились. Роуэн снова поцеловал ее, на этот раз медленнее. Она целовалась неуклюже, словно это было ей в новинку, стараясь одновременно дарить удовольствие и получать его. Участвовать в поцелуе было для нее необычным. Раньше ее просто жадно, жестоко целовали, не требуя взаимности. Собственно, на те поцелуи ей и не хотелось отвечать. Но теперь…

– Да, вот так, – шепнул он.

Держа ее лицо в ладонях, Роуэн целовал Энджелину и добился того, что она начала отвечать ему – сперва робко, а затем все смелев.

Энджелина не помнила, чтобы когда-нибудь ей доводилось испытывать подобное. Ее бросало то в жар, то в холод, одновременно она чувствовала себя и очень сильной, и слабой. Ей казалось, что она может взлететь в небеса выше любой птицы. И, что самое важное, она чувствовала себя в безопасности. Этот человек не предаст ее, не причинит боли. Он скорее умрет, чем обидит ее. Энджелина понимала это. Также она сознавала, что нарушает свои клятвы. Несмотря на то, что ее брак был насквозь фальшивым, она перед Богом клялась быть хорошей женой. Неужели то, что кажется таким правильным, может оказаться греховным?

Может, или нет!?

Ее замешательство передалось Роуэну. Он понял его причину. Собравшись с силами, он оторвался от ее губ. Роуэн и Энджелина, не отрываясь, смотрели в глаза друг другу. Их дыхание было неровным, сердца отчаянно стучали. Они не жалели о том, что только что! произошло, но факт оставался фактом: Энджелина принадлежала другому мужчине.

В тот же день Мари Камбре лежала в постели со своим любовником. Пот страсти блестел на ее коже, делая ее похожей на драгоценный камень. Неровное дыхание ее любовника звучало в такт ее коротким, судорожным вздохам. Занимаясь любовью, она с особой остротой ощущала радость жизни. Еще сильнее становилась ее магическая власть. Подчиняясь власти мужчины, она поняла, что жизнь и смерть – две стороны одной медали, блеск которой придает секс.

Она ничуть не чувствовала себя виноватой, отдаваясь мужчине, который не являлся ее мужем. Вина – для тех, у кого не хватает уверенности в себе, чтобы жить по собственным правилам. И, кроме того, клятвы ценны не тогда, когда произнесены перед священником и записаны в церковной книге, а лишь тогда, когда запечатлены в сердце. В этом смысле человек, который только что страстно обнимал ее, был ее мужем.