Любимая

– Не проводите ли меня домой? – поинтересовалась она.

– Я уж думал, вы и не спросите, – произнес в ответ Роуэн.

– Последний час я только и делала, что пыталась с вами заговорить. Похоже, вы не очень-то стремились ответить.

Он поставил стакан и, взяв под руку Кей, молча вышел. Все так же, не произнося ни слова, усадил ее в свой двухместный спортивный 5000SL. Они помчались сквозь жаркую техасскую ночь. Ветер бил им в лицо, ерошил волосы, а они продолжали свою чувственную игру. Единственное, что было сказано по дороге, – местонахождение дома Кей. Она жила в приятном, но не слишком модном районе. Кей и Роуэн молчали, говорили лишь их взгляды. Не сводя друг с друга глаз, они подошли к двери. Кей открыла дверь своим ключом и впустила его, но, прежде чем она успела протянуть руку к выключателю, Роуэн, захлопнув за собой дверь, прижал к ней Кей и принялся жадно целовать.

То, что произошло потом, ему никогда не забыть. Они не добрались до спальни и занимались любовью прямо в гостиной, даже не раздевшись. Он прижимал ее к твердой деревянной двери. Когда все закончилось – потребовалось совсем немного времени, ибо оба были распалены сильнее, нежели полуденное солнце среди лета, – черное платье было задрано до пояса и измято, а в руке Кей был по-прежнему зажат ключ от квартиры. Они оба расхохотались. Так и познакомились.

Позже, когда был выпит кофе, она призналась, что никогда прежде не позволяла себе ничего подобного. Несмотря на то, что это казалось наивным, он поверил. Эти светло-зеленые глаза не лгали. Она увидела его, захотела и пошла вслед за ним. Он понимал и одобрял подобную откровенность.

Когда розовое, словно устрица, солнце показалось на небосклоне, Кей с той же прямотой спросила:

– Ты женат?

– Да, – ответил он. Роуэна поразило, что на ее лице при этом известии ничего не отразилось. Она была готова отнестись к проведенной ночи без сомнительных сожалений. Он восхитился ею и добавил: – Моя жена – медицина. – На сей раз, в глазах Кей он прочел облегчение.

Она пожала обнаженными плечами. Разговор происходил уже в постели, черное платье было забыто на стуле.

– С такой соперницей я готова потягаться, – произнесла Кей. – Спорим на что угодно, доктор Джейкоб, что еще до конца года вы будете женаты… на мне?

Встретив решительный взгляд зеленых глаз, Роуэн предпочел не спорить. Как выяснилось, он все равно проиграл бы. Безукоризненный бриллиант в два карата на пальце Кей и свадьба, назначенная на конец июня, служили тому доказательством.

– Роуэн?

Когда он осмеливался быть честным сам с собой, Роуэн понимал, что его отношение к этому браку, мягко говоря, является неоднозначным. Он не лгал, заявляя, что женат на своей работе, и знал, что, несмотря на все его старания, он только получает, а жертвовать всегда приходится Кей.

– Роуэн?

Он знал, что это нечестно по отношению к ней. Иногда Кей даже жаловалась, что его профессиональное равнодушие и хладнокровие хирурга влияют на его личную жизнь. Создается впечатление, что он всегда погружен в себя.

– Милый, ты еще здесь?

Ее голос прервал поток его мыслей, и Роуэн с удивлением обнаружил, что все еще держит в руке телефонную трубку. Подобная задумчивость, так не вяжущаяся с обычной ясностью мысли, встревожила его.

– Да, да, – отозвался он.

– Тебе это о чем-нибудь говорит?

– Что?

– Черное платье. Дорогой, ты уверен, что с тобой все будет в порядке?

Черное платье. Теперь он вспомнил. И, как всегда, воспоминания возбудили его.

– Все хорошо, – сообщил он и добавил: – кстати, о платье: мне в голову пришли кое-какие мыслишки…

– Вот и хорошо, – призывно промолвила Кей.

Когда Роуэн повесил трубку, ее сексуальный голос все еще звучал у него в ушах. Он решил, что был просто выдающимся дураком. Хорошая ночь любви – а Кей в постели превосходна – как раз то, что нужно, чтобы удачно закончить эту отвратительную неделю. Ему бы радоваться, а не ныть. Он мог умереть, черт возьми, но остался в живых. Благодаря друзьям он все еще жив. Все в порядке, если не считать эмоциональной травмы. С этим согласится любой психиатр. Кроме того, в понедельник утром он отправится на работу в больницу, и жизнь снова войдет в колею. К понедельнику он станет прежним.

Правда?

Вот именно, мать вашу!

Меньше чем через полчаса Роуэн, одетый в темно-синие брюки и подходящий по цвету жакет, вышел из дому. Сегодня он чувствовал себя прекрасно и предпочел выбросить из головы тот факт, что ему пришлось перебрать кучу рубашек, прежде чем выбрать ту, которая не раздражала ставшую чрезмерно чувствительной кожу. Кроме того, он не воспользовался дорогим одеколоном, стоявшим на ночном столике, и не обратил внимания, что винно-красные обои кажутся невыносимо, кричаще-яркими…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Роуэн как-то слышал, что надо быть благодарным судьбе за малые милости… Он никогда в полной мере не разделял этого утверждения, но теперь, по дороге в ресторан, проникся им. Если бы не машина, он бы не выдержал. Запах духов Кей невыносимо ранил его обострившиеся чувства.

Точно так же Роуэна раздражали ее постоянные прикосновения. Он ненавидел себя за подобные мысли, но ничего не мог поделать: непрерывное поглаживание и ласки стали ему отвратительны. Роуэн был сам себе противен, тем более что прекрасно понимал причину ее навязчивости – с момента трагедии Кей надо было постоянно касаться его, чтобы убедиться, что он действительно здесь, и в самом деле жив. Это было так естественно и по-человечески понятно. Даже лестно. И приводило Роуэна в замешательство: ну почему, почему он не может ответить тем же?

Роуэн понимал: причина в том, что с момента катастрофы он сильно изменился. Причина этих изменений оставалась неясной, но теперь прикосновения Кей, так же, как и ее духи, казались тяжелыми, удушающими, заставляли его чувствовать себя… Роуэн не мог до конца разобраться в своих ощущениях. Пожалуй, он чувствовал себя одиноким. Прикосновения Кей заставляли его остро ощутить свое одиночество, и ему чудилось, что какая-то его часть отсутствует, а ее действия, вместо того, чтобы умиротворить его, восполнить недостающее, лишь усиливали эту щемящую пустоту. Ранее Роуэну не приходилось испытывать ничего подобного.

Напротив, он всегда был доволен собой и не нуждался ни в ком и ни в чем. Например, когда после их помолвки, состоявшейся полгода назад, Кей хотела переехать к нему, Роуэн отказался, напомнив ей, что у него ненормированный рабочий день. Тогда Кей поинтересовалась, будет ли этот день нормированным после женитьбы, на что он ответил: «Нет, наверно, нет…» Список всевозможных «но» все рос и рос, пока Кей не обиделась, а Роуэн не пришел в бешенство. Злился он не на Кей, а на себя. Почему ему так необходимо сохранить свою независимость? Разве его убудет, если он станет более открытым? Но даже когда Кей дала ему ключ от своей квартиры, он не смог ответить ей тем же. Несмотря на то, что ее это очень задело, она не произнесла ни слова. Роуэн же лишний раз подивился, что заставляет его так сильно цепляться за свое одиночество.

После катастрофы эта больная тема вновь всплыла на поверхность. На следующий же день после возвращения из Косумеля Кей снова завела речь о том, чтобы переехать к нему. В конце концов, до свадьбы осталось лишь несколько недель. Кроме того, сейчас ему не стоит оставаться одному… По правде говоря, оставаться одна не могла именно Кей, но Роуэн не стал говорить ей об этом. Вместо этого он заверил ее, что прекрасно чувствует себя, и что, если уж эту неделю ему придется провести без работы, он намеревается почитать медицинские журналы, на которые у него вечно не хватало времени. Ей будет скучно. Честное слово. Кроме того, добавил Роуэн, стремясь свести все к шутке, он не может рисковать, позволив ей еще до свадьбы обнаружить, какой он плохой сосед…

Кей не успокоилась.

Но и Роуэн не сдался.

Кей приходилось изобретать все новые предлоги, чтобы прикоснуться к нему, а Роуэну ничего не оставалось, как терпеть это. Ясно, что он негодяй, но ведь не настолько же…