Любимая

Тут женщина исчезла прямо на его глазах, и Роуэну показалось, что она взяла с собой часть его души.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Снизу повеяло ароматом кофе.

Роуэн почувствовал этот запах сразу же, как только проснулся, или минутой раньше. Первым делом он подумал, что это ему снится, потом решил, что снова творится что-то странное, но запах сопровождался резким звоном посуды, и этот звук был вполне реален. Очень даже реален. Женщина на лестнице тоже, впрочем, казалась реальной, пока не исчезла буквально за секунду.

Может, она вернулась?

При этой мысли сердце Роуэна бешено забилось, и, откинув простыню, он кубарем скатился с постели, натянул джинсы и пригладил ладонью волосы. Быстро и осторожно он спустился по лестнице и пошел по коридору, мягко ступая босыми ногами по обюссонской дорожке. Запах кофе стал сильнее, теперь к нему примешивался аппетитный аромат жарящегося бекона. Роуэн услышал звяканье столового серебра и звон тарелок. Кто-то не слишком благозвучно напевал незнакомую мелодию. Голос показался Роуэну мягким и дружелюбным. И знакомым?

Он вошел в кухню, не слишком понимая, кого надеется увидеть. Красавицу в старомодной белой ночной рубашке? Или одетых в белое санитаров, которые увезут его в психушку?

Ни того, ни другого на кухне не оказалось. Спиной к нему стояла полная женщина средних лет. У нее были широкие плечи, которые, однако, не могли соперничать с необъятными бедрами, и никакого намека на талию. Из-под белой униформы торчали коротенькие ноги, обутые в не слишком красивые белые туфли на шнурках, по-видимому, удобные. Голова женщины была покрыта платком с кружевной оборкой, из-под которого выбивались блеклые каштановые волосы. Роуэн подумал, что это санитарка. Может, санитары в белом уже увезли его в больницу, а ему кажется, что он в особняке Ламартин?

Женщина повернулась и ахнула, увидев полуодетого растрепанного Роуэна. Не выпуская вилку, она прижала руку к пышной груди.

– Святая Мария! – воскликнула она. – Как вы меня напугали!

Роуэн одновременно подметил несколько деталей. Женщина говорила на местном диалекте, у нее было симпатичное лицо, и, судя по всему, она только что побывала на мессе. Иначе, зачем бы ей надевать платок?

– Извините… Я не хотел пугать вас. Почувствовал запах кофе… – объяснил он, считая, что это достаточный повод оказаться на кухне. Он чувствовал разочарование и недовольство самим собой. Неужели он действительно рассчитывал найти здесь женщину в белой рубашке? Может, она просто почудилась ему, так же, как запахи розовой воды и дыма? Нет, и запах роз, и запах дыма были реальны. И женщина была реальна – кот тоже видел ее. Роуэн не знал, успокаивает или пугает его данный факт.

– …Этта Ли Фонтено.

Роуэн продолжал думать о своем.

– Я экономка. Прихожу по понедельникам. Доктор Белл сказал, что вы будете здесь жить, – женщина махнула рукой в сторону плиты. – Я подумала, что вы не откажетесь от завтрака.

– Не стоило беспокоиться, – произнес Роуэн и представился: – Меня зовут Роуэн Джейкоб.

– Никакого беспокойства, мистер Джейкоб. Мне нравится смотреть, как мужчины едят. У меня самой три сына, и ни один из них не весит меньше двухсот фунтов.

Когда она жестом пригласила его за стол. Роуэн не отказался.

– Садитесь, а я буду ухаживать за вами. Тут невесть откуда появился кот и принялся крутиться возле толстых ног экономки.

– Кыш! – завопила она, размахивая полотенцем перед мордочкой зверька.

Кот отпрыгнул и попытался спрятаться за Роуэном. Тот чувствовал какую-то странную привязанность к животному, возможно из-за того, что они вместе пережили накануне. Роуэн нагнулся и почесал кота за ушами. Вопреки своей всегдашней настороженности, кот потерся мордочкой о руку Роуэна, словно после событий этой ночи признал его.

– Могу вам сказать, я очень обрадовалась, узнав, что кто-то будет жить в этом доме. Плохо, когда нет жильцов. И я обрадовалась, да, сэр.

А вы давно работаете здесь? – притворно безучастно поинтересовался Роуэн. Если она живет здесь долго, то, возможно, знает что-нибудь из истории дома. И, может быть, знает, что за женщина изображена на портрете.

– Да с тех пор, как доктор Белл восстановил особняк – ответила экономка.

– Почему он называется особняком Ламартин? – спросил Роуэн, прекрасно зная ответ.

Этта Ли Фонтено подняла свои чистые голубые глаза на Роуэна, и, сняв бекон, вылила жир со сковороды.

– Человек по имени Ламартин был его хозяином, – ответила она, наконец, снимая с другой сковороды яичницу. – По крайней мере, так говорят.

Роуэн видел, что она крайне неохотно говорит об этом.

– Давно? – поинтересовался Роуэн.

– Очень, – и, словно желая прекратить разговор, женщина добавила: – а вот и ваш завтрак.

Она поставила перед ним тарелку с яйцами, беконом и тостом. При виде еды в животе у Роуэна заурчало от голода.

Отрезав кусочек бекона, Роуэн скормил его коту, поблагодарил экономку за завтрак и спросил:

– А как долго он владел домом? Смутившись, та уклончиво ответила:

– Говорят, что недолго. Тема беседы, равно как и нежелание Этты Ли поддерживать ее, заинтересовали Роуэна.

– Но почему же? – спросил он. – Что-нибудь случилось?

В голубых глазах неожиданно отразилась тревога.

– Дом горел, а больше я ничего не могу сказать, – тут она перекрестилась. – Говорить об этом доме – mauvaise fortune… к беде.

– Не понимаю. Что плохого в том, чтобы разговаривать о доме?

– Говорят, здесь происходят дурные вещи. Злые, безбожные вещи.

– Что именно?

– Не могу сказать, – солгала она, и продолжила, словно увлекшись беседой: – Дьявол бессмертен, а Гален Ламартин… был сущим сатаной. Собой красавчик, а внутри – злоба. Нет, сэр, – пламенно добавила она, и ее лицо разгорелось, – если уж зло поселилось в доме, его не выгонишь. Неудивительно, что по дому бродит привидение. – Этта Ли снова перекрестилась. – Я прихожу сюда только после мессы. Ведь Бог защищает чад своих, правда?

– А кто или что появляется в доме?

– Она, – тихо ответила женщина, глядя на дверь так, словно ожидая чьего-то появления.

Сердце Роуэна забилось быстрее.

– Она? Кто?

Не сводя глаз с двери, экономка сказала:

– Его жена. – Подумав, она добавила:

Энджелина д'Арси Ламартин, упокой господи ее душу.

– Женщина с портрета, – почему-то Роуэн был уверен в этом.

Этта Ли перевела взгляд с двери на Роуэн;

– Я просила доктора Белла не вешать портрет в доме, потому что это только потревожит ее дух, но он сказал, что это только прекратит все недоразумения. Он сказал, что ему повезло найти этот портрет. И что, принеся его в дом, он успокоит всех духов, – Этта Ли благодушно улыбнулась. – Доктор Белл не верит в духов.

«Я тоже не верил, – подумал Роуэн. – До этой ночи».

– Но вы-то верите, – сказал он.

– В достаточно темную ночь поверит любой, – в ясных глазах женщины не было ни тени сомнения.

«Да уж, – подумал Роуэн, – любой, кто видел это собственными глазами». Он вспомнил женщину в белом. У нее в руках была свеча, а по щеке катилась одинокая слеза. Она прошла сквозь него, они слились в одно, и он почувствовал себя так, как еще ни разу в жизни не чувствовал.

– А что случилось с Энджелиной д'Арси Ламартин? – это был самый важный вопрос, который когда-либо приходилось задавать Роуэну. Ему было жизненно необходимо знать это.

– Она погибла во время пожара. Может быть, тогда же погиб и Ламартин. Никто не знает, что случилось с ним.

Погибла во время пожара.

Эти слова обожгли Роуэна. Он живо вспомнил, как проснулся от запаха наводнившего дом дыма. Сейчас он снова чувствовал, как едкий белесо-серый дым пробирается в его легкие, не давая вдохнуть, как жжет глаза. Мысль о том, что так погибла изображенная на портрете женщина, наполнила его грустью. Ее страх, агония, смерть… нет, это нестерпимо.

Этта Ли Фонтено не заметила смятения Роуэна. Она, казалось, решила, что слишком о многом поведала ему, слишком разоткровенничалась. Подхватив ведро с тряпкам и щетками, она заявила: