Страница 17 из 17
– Что такое выборы? – спросил негромко Сергей Павлович. – Это конкурс по плевкам в длину. Понимаешь? Он должен доказать, что я – плохой, я должен доказать, что я – лучше, чем он.
– Но вы же ничего никому не доказываете?
– Да не моя это работа – доказывать! У меня сорок человек выборами занимаются! – рассердился хозяин, но его рассерженность не была направлена на Виктора. – Мое дело – быть во всем чистом, с галстуком и побритой физиономией. Вот и все мое дело!..
В коридоре послышались шаги, и в кухню забежал охранник Паша. В руке он держал свернутый трубочкой плакат. Передал его Сергею Павловичу. Тот развернул и уставился на предвыборную агитку своего конкурента. Вдруг лицо хозяина исказилось, он резко обернулся к Паше, застывшему у столика.
– Вы что, не знали, где он это печатать будет?
– Он не здесь печатал… В Белой Церкви…
– Мудаки, – выдохнул Сергей Павлович. – Что делать теперь?
Он перевел взгляд с Паши на Виктора. Виктор, не понимавший в чем дело, сидел с оторопевшим лицом.
– А что там? – осторожно спросил он.
Хозяин передал ему плакат. Плакат как плакат. Нейтральное лицо с низким лбом и короткой прической. Ровный нос, во взгляде – холодный цинизм, но без агрессии. В тексте предвыборной программы – сплошная банальщина. Вплоть до обещания за пять лет решить жилищные проблемы своих избирателей за счет государственного инвестирования жилищного строительства.
Виктор поднял вопросительный взгляд на хозяина.
– Ты ни хрена не понял? – кивнул Сергей Павлович и вздохнул. – К морде присмотрись!.. Погоди! Паша, принеси-ка фотки из нашего архива!
Паша вскоре вернулся с большим коричневым пакетом. Вытащил оттуда десятка полтора снимков большого формата. Передал Виктору.
Виктор задержал взгляд на одной из фотографий – это был пикниковый снимок мужчины, внешне очень похожего на предвыборного конкурента.
– Это что, его брат? – спросил Виктор.
– Это он и есть.
Виктор опустил фотоснимок рядом с плакатом и сразу понял причину столь внезапной смены настроения у Сергея Павловича.
Лицо на плакате отличалось американской чистотой кожи и греческой правильностью черт. То же лицо на фотографии было украшено длинной линией шрама на правой щеке и кривым, сбитым в сторону, боксерским носом. В остальном же различий не было.
– Так, даю вам полчаса! Думайте, что с этим делать! Я понятно сказал? – Сергей Павлович скользнул резким взглядом по охраннику, потом перевел взгляд на Виктора. – А ты пойди разбуди эту бригаду и поставь им задачу. Пускай тоже думают! Чтоб через полчаса доложили мне, как вернуть шрам на место!..
Хлопнула дверь, и охранник с Виктором остались одни. Паша тяжело вздохнул.
– Ну вот, влипли, – протянул он. – Мы же не СБУ, чтобы знать, где какие плакаты печатаются!.. А что теперь с этим делать? – и он вопросительно посмотрел на Виктора. – Что делать будем?
– Пойду Жору разбужу, – Виктор поднялся из-за стола, но взгляд Паши, в мгновение ставший жестким и колючим, усадил его на место.
– Потом разбудишь, сначала сам пораскинь мозгами!
– Ну не пририсовывать же ему шрам на каждом плакате! – Виктор пожал плечами.
– Послушай, – Паша смягчил взгляд и интонацию. – Мне платят за мышцы и верность, а тебе – за голову! Поработай ею!
Теперь уже Виктор вздохнул. Задумался. Опустил взгляд на стол, где теперь лежал предвыборный плакат без шрама и фотография со шрамом. Под ними лежал коричневый конверт с другими фотографиями конкурента. Виктор вытащил его, просмотрел снимки. Остановил взгляд на одном, где был изображен правильный, «документальный» анфас. Тут и шрам красиво выделялся на лице, и нос был кривее, чем на других фотографиях. Виктор взял этот анфас в руки, поднес поближе к глазам. Потом снова посмотрел на плакат – там тоже был анфас, и тоже «документальный», но, кроме шрама и носа, заметил Виктор еще одну важную разницу – на плакатном «очищенном» лице сияла американская самоуверенная улыбка, а на «архивном» снимке выражение лица было мрачным и губы были жестко сомкнуты, из-за чего все выражение лица казалось «беглым», словно у зажатого в углу, затравленного зверя. Эта разница показалась сейчас Виктору важнее, чем присутствие или отсутствие шрама.
– Сделай-ка мне кофе! – излишне раскованно попросил он Пашу, и тот понял, что Виктор на полпути к решению проблемы. Охранник живо поднялся, пошел к плите.
Виктор, совсем недавно так же суетившийся у плиты, готовя кофе для себя и шефа, смотрел теперь на мощную спину Паши, смотрел и думал о том, что всегда найдется кто-то, кто послушно пойдет делать кофе. И этот же человек может убедить кого-нибудь другого сделать кофе для себя. Эдакая бесконечная цепочка людей, цивилизованная иерархическая «кофейная» лестница. «Я делаю кофе для себя и для шефа, Паша делает кофе для себя и для меня, какой-нибудь Ваня будет делать кофе для себя и для Паши». Равенство и братство по нисходящей. Наверно, и кофе должен быть другим, или его должно становиться меньше?
Виктор возвратился мыслями на два анфаса. Вспомнилась телереклама стирального порошка «Тайд». Две рубашки – одна полностью отстиранная, а на другой – оставшееся бурое пятно. «Чистота – чисто «Тайд»!» Паша оглянулся, он словно почувствовал энергию мысли Виктора, которая должна была снять напряжение и у шефа, и у них самих.
А Виктор уже увлекся построении в своем воображении рекламного ролика, где вместо двух одинаковых, но по-разному чистых рубашек были изображены два одинаковых, но по-разному «чистых» лица кандидата в депутаты парламента. Ролик уже крутился в его воображении, хотя он прекрасно понимал, что решить эту проблему с помощью телевидения никто не позволит. Не тот уровень его кандидата. Но ведь информация может передаваться тысячами разных способов, вплоть до грубых надписей на заборе!
– Ну что? – с надеждой спросил Паша, наливая кофе из турки.
– Порядок! И без всяких имиджмейкеров!
– Видишь, как хорошо давать людям поспать! – усмехнулся охранник. – Давай рассказывай!
– Надо допечатать его плакаты, – Виктор улыбнулся, посмотрев в голубые глаза охранника.
Паша прищурился.
– Только в расширенном варианте, – добавил Виктор. – Точнее, это будет один большой плакат, который будет доклеиваться к его плакатам…
Паша всем своим видом показывал, что не понимает, но очень хочет понять мысль Виктора. И тогда Виктор взял «документальный» анфас со шрамом, носом и без улыбки, покрутил его в руке, как выигрышный билет лотереи «Забава». Объяснил, что его надо увеличить до размера предвыборного плаката, чтобы смотрелись они так, будто были отпечатаны одновременно. А потом сверху дать рекламу какой-нибудь косметической фирмы…
Паша ухмыльнулся, но ухмылка была «неполной». Видимо, до конца он все-таки идею Виктора не понял. Хотя что-то подсказало Паше, что этот парень действительно не дурак и шеф очень скоро сменит гнев на милость.
Шеф «въезжал» в идею Виктора медленно, но когда «въехал» – в его глазах вспыхнул пионерский задор.
– Косметическая фирма? – размышлял он вслух. – Косметика – это хороший бизнес, а раз это бизнес, значит, кому-то он приносит хорошие бабки и какая-то часть из них пойдет на выборы!.. Паша! – он обернулся к охраннику, стоявшему теперь у кухонной двери и наблюдавшему, как шеф постепенно возвращается в нормальное расположение духа. – Паша, позвони Потапычу, пусть узнает, какая косметика делится с нашим «приятелем» деньгами!
Паша вышел. Шеф перевел взгляд на Виктора.
– Молодец! – сказал он. – Бригада еще спит?
Виктор кивнул.
– Да, кстати, – Сергей Павлович достал из кармана пиджака ключ, протянул его Виктору. – Это от нового замка, от старого же у тебя есть?
Виктор молча уставился на ключ.
– Это от твоей квартиры, – пояснил шеф.
– А кто в ней сейчас? – с опаской спросил Виктор.
– Кто-кто? Твоя Соня со своей няней… Няня на зарплате и ни на что не претендует…
– Няня та, что была? – осторожно поинтересовался Виктор.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.