Узы любви

— Моя дорогая Кетрин, в твоем вопросе я уловил ревность, не так ли?

— Вы смешны!

— Ну что ж, тебе не стоит беспокоиться. Черити — моя няня. Она кормила, одевала и ухаживала за мной всегда, когда я болел.

— Понятно!

— А что еще я говорил?

— Уйму всего, но мало что можно было разобрать. Вы говорили о ком-то по имени Селина и почему-то вели с ней разговор о кофе.

— Кэффи! Это человек! — лицо Хэмптона вдруг стало старше и совсем усталым. — Селина — его мать. Они рабы.

Кетрин ножницами обрезала нить и промолчала.

В ее молчании чувствовалось осуждение Хэмптона как рабовладельца. Наконец она сказала:

— И вы упоминали кого-то по имени Сюзан.

Он скорчил гримасу.

— Жена моего брата Шелби. Должно быть, у меня были кошмары.

Она еле скрыла усмешку.

— Еще вы говорили о Капитане, Дэвиде и Фрэнни.

— Дэвид и Фрэнни — мои брат и сестра, а Капитан — мой дедушка.

— Пелджо сказал мне, что ваш дедушка владеет «Джектонскими пароходными линиями». Почему вы мне этого не сказали?

— Вы не очень-то интересовались мной или моей семьей.

— Расскажите мне о них сейчас.

Он бросил в ее сторону изумленный взгляд:

— Откуда этот внезапный интерес?

— Это очевидно! Я… стараюсь успокоить вас.

Он устало усмехнулся.

— Ты, как всегда, режешь правду-матку, а? Ладно, я расскажу тебе. Мой дедушка, Рэндалл Хэмптон, был богат, но он был всего лишь купцом, а не аристократом-землевладельцем. Когда моя бабушка вышла за него замуж, это было небольшой сенсацией в светском обществе. Она, видишь ли, принадлежала к старинному семейству Рутледжей. У них с дедушкой были три дочери и один сын, мой отец, Шелби-старший. В его жилах текло больше крови Рутледжей, чем Хэмптонов. Самый страшный грех, по мнению моего отца, это совершить поступок, недостойный джентльмена.

С губ Кетрин сорвался смех:

— То же самое и с моими тетями! «Но, Кетрин, это же неприлично!» — живо изобразила она их мимикой и голосом.

— Но хуже всего было то, что у моего отца не было плантации. Он вырос на плантации Рутледжей, но хотел иметь свою собственную. Поэтому он женился на Мэри Анн Соумс, являвшейся единственной наследницей рисовой плантации своего отца.

— Не из-за плантации же он на ней женился!

— О, да, она весьма достойная жена, но вечно суетится по пустякам, не очень умная и очень женственная. Она никогда не думает о том, что не вписывается в рамки обычного, никогда не подвергает сомнению джентльменские качества моего отца. Моя сестра Фрэнсис в точности такая же, как она: тщеславная, тупая и скучная.

— Тогда неудивительно, что вы находите меня испорченной и своевольной. Однако не все женщины похожи на пуховые подушки.

Он улыбнулся:

— Да, теперь я это наверняка знаю! Но очень немногие из них представляют собой каменную стену.

— Не грубите! Что у вас за братья?

— Шелби очень похож, вернее был похож, на отца. Он прекрасно ездил верхом, прекрасно стрелял, умел много пить и не пьянеть при этом, всегда был одет с иголочки и никогда не делал то, что не пристало джентльмену. Он был настоящим плантатором, — лицо Хэмптона стало жестким. — Он был убит при Антитаме во время кавалерийской атаки. Иная смерть и не могла ждать Шелби: одна храбрость и никакого ума!

Он помолчал, прежде чем продолжить:

— Ну, а Дэвид больше похож на меня. Всегда мечтал о море. Как дедушка. Не совсем джентльмен по сравнению с Шелби. Хотя, ты будешь рада узнать, и не такой порочный человек как я. Видишь ли, я всегда отравлял жизнь моих родителей. Я вечно выкидывал что-нибудь непристойное.

— Например, когда вас выгнали из колледжа.

Он даже вздрогнул от удивления.

— Откуда ты это знаешь?

— Пелджо сказал мне.

— Вот так верный Пелджо! Хорошо ж он умеет хранить секреты!

— Казалось, он очень гордится вашими подвигами на ниве просвещения!

Хэмптон пожал плечами:

— Мальчишеские выходки! Я хотел в море, но семья не пускала меня. Сначала, видите ли, я должен был получить образование, достойное южного джентльмена, а затем совершить путешествие по европейским университетам. Они надеялись, что к тому времени эта глупость насчет моря выветрится у меня из головы. Я пошел в колледж, но едва ли меня можно было назвать примерным студентом.

— Тогда вы тоже похищали юных леди?

— Нет. Та, из-за которой меня исключили, сама горела желанием. Но студентам было многое запрещено. Ты единственная девушка, которую я когда-либо похитил.

— Какая честь! — сухо отозвалась Кетрин. — Думаю, теперь вам следует отдохнуть.

— Хорошо. Почему бы тебе не почитать что-нибудь вслух?

— Чтобы вам хотелось услышать?

— Только не «Айвенго»! Мои симпатии всегда были на стороне его врага.

— Разумеется, он тоже был насильником!

— Почитай «Тома Джонса».

— О, я не могу! — она покраснела. — Я слышала, это в высшей степени непристойная книга.

— Какая чушь! Читай, и все тут!

Она с укором вздохнула и достала книгу с полки, вскоре оба они покатывались со смеху. Кетрин поняла, что ее лишили огромного наслаждения, не позволив ей прочитать эту книгу прежде. Ей стало интересно, не основывается ли ее удовольствие на недостатке женственности? Может, дело в том, что она стала падшей женщиной и потому хорошо понимает содержание этой книги?

На следующий день, когда она сидела, наблюдая за спящим Мэттью, она еще раз перебрала мысленно те вещи, о которых ей хотелось его расспросить. Прежде для нее было так много запретных тем, к которым она проявляла любопытство, так много всего разного, о чем она не осмеливалась никого расспрашивать! Но теперь она была уверена, что Мэттью ответит ей на все ее вопросы.

По крайней мере, он не станет молоть всякую чушь, что ее, мол, нужно оградить от знакомства с дурным. Однако трудность была в том, что ей страшно не хотелось раскрыть перед ним свое, неподобающее женщине, непристойное, порочное любопытство. Вне всяких сомнений, это утвердит его во мнении о ней, как о тайной развратнице, предающейся блуду даже в мыслях.

Глаза Хэмптона открылись, и внутри нее все затрепетало от волнения. Его глаза были такими красивыми, оттенялись такими длинными ресницами, что, по мнению Кетрин, преступно было мужчине обладать такой прелестью. Недолго думая, она выпалила тут же:

— Должно быть, у вас было много женщин?

От неожиданности Хэмптон оторопел и заморгал, пытаясь сориентироваться:

— Довольно странные для себя вопросы ты задаешь!

Кетрин залилась румянцем, осознав, как странно прозвучал ее вопрос.

— Я не дура и не говорю, что вы не привлекательны, капитан Хэмптон. Но мне жаль, что ваша душа не соответствует вашей внешности.

— Я достоин порицания, — сказал он целомудренным тоном. — В ответ на твой довольно бестактный вопрос я скажу, что знавал многих женщин, и ни одна из них не может сравниться с тобой, если ты это хочешь знать.

— Я не имела в виду ничего подобного, — фыркнула она.

— Я не пойму, что ты хочешь знать! Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе обо всех?

— Не хочу, — огрызнулась Кетрин. — Я уверена, это займет слишком много времени.

Он, поддразнивая ее, улыбнулся, и Кетрин снова взяла «Тома Джонса» и стала читать вслух. Однако той же ночью, когда она, одетая в сорочку, забралась в постель и легла рядом с ним, положив свою голову на его руку, ей вновь захотелось расспросить его. Теперь она чувствовала себя укрытой и защищенной покровом темноты.

— Капитан Хэмптон, — тихо позвала она.

— Тебе не кажется слегка смешным лежать в объятиях мужчины и обращаться к нему так, словно он совершенно тебе чужой?

Она не ответила. Хэмптон вздохнул:

— Ну что, Кетрин?

— Я… я хотела задать вам вопрос… если вы пообещаете не смеяться надо мной.

— Мне бы твои печали! Ну, так что там?

— Вы были в… ну, в этом месте! Правда, были?

— О чем ты? В каком месте?

— Ну… об одном из этих мест, где находятся нехорошие женщины… Вы знаете, о чем я говорю.