Мимолетная страсть

Изабель подошла к умывальнику и поплескала в лицо холодной водой, пока грезы опять не унесли ее далеко отсюда. Холод хлестанул, как пощечина. Изабель посмотрелась в зеркало, висевшее над умывальником. Она ни капли не изменилась. Ну, возможно, глаза сделались чуть ярче, а щеки порозовели. Губы… ну, губы мягкие и полные, словно она провела вечер в темном саду, целуясь с кем-то.

Не с кем-то. С Блэквудом.

Изабель плотно сжала губы, сгоняя с сияющего лица мечтательную улыбочку, и сильно потерла его мокрой холодной фланелью.

Затем позвонила и стала дожидаться горничную. Прождав Сару несколько минут, Изабель подошла к гардеробной и сама выбрала подходящее платье из серой саржи с черной окантовкой, простого покроя — как раз то, что требуется приличной вдове. Его выбирала лично Онория. Изабель надела его, понимая, что вчера вечером вела себя отнюдь не прилично.

Все кончилось, твердо сказала себе Изабель. И никогда не повторится, так что лучше обо всем забыть. Она застегнула ненавистное полутраурное платье до самого подбородка и вздохнула. Подобные вещи невозможно забыть навсегда. Может быть, затолкать подальше, чтобы вспоминать иногда наедине с собой, но кто способен забыть Блэквуда?

Изабель взяла расческу и с ужасом заметила, что глаза ее до сих пор светятся, а щеки розовеют. Скрутив рыжевато-каштановые волосы в почтенный пучок, она попыталась принять серьезный и рассудительный вид. Наверное, лучше всего опустить глаза в пол и не смотреть на Онорию, тогда свекровь не заметит ничего необычного. Изабель закрыла глаза и постаралась затолкать воспоминания о Блэквуде в потайной уголок памяти.

В дверь постучали. Изабель резко обернулась, но вошла всего лишь Сара, ее горничная. Наконец-то.

— Доброе утро, графиня. Вы звонили?

— Да, уже довольно давно, — улыбнувшись, ответила Изабель и в последний раз пригладила волосы дрожащими пальцами. Целый лес шпилек, в два раза больше, чем использовала бы Сара, удерживал на месте ее непослушные кудри.

— Простите. Ее милость опять велела мне помочь с подсчетом серебра, — сказала Сара. — Я не могла отойти. Если бы не досчитались хотя бы одной чайной ложки…

Изабель не запрещала Саре жаловаться. Онория часто заставляла горничную помогать с домашними делами. Подсчет серебра не входил в обязанности Сары, ее нанимали не для этого, и не для чистки хрусталя, и не для того, чтобы она разбирала белье. Изабель осторожно возражала, но Онория заявила, что если девушка не желает работать, ее нужно уволить. Изабель не выдержала бы расставания с Сарой.

Сара хранила ее тайны.

— Ничего страшного, Сара, я уже оделась. Поднимусь в детскую, посмотрю, как там Робин, — произнесла Изабель, сочувственно притронувшись к плечу горничной. — Сегодня днем мы собирались пойти покормить уток. — И придержала дверь, чтобы Сара вынесла поднос с завтраком.

Поднимаясь на третий этаж, Изабель поймала себя на том, что напевает. Она поспешно замолчала, чтобы никто ее не услышал, но возбуждение поднималось вверх прямо от пальцев на ногах, и последние несколько ступенек Изабель пролетела через одну, как легкомысленная девушка.

Блэквуд!

Перед дверью в детскую Изабель разгладила платье и вошла внутрь с улыбкой предвкушения на устах. Ее пятилетний сын оторвался от ленча и просиял — и в первый раз после того, как Изабель покинула бал у Эвелин, мысли о Блэквуде куда-то улетучились.

— Мама! — восторженно завопил шестой граф Эшдаун и обхватил Изабель за коленки, зарывшись лицом в ее юбку. Изабель было плевать, что он ел фруктовые пирожные и теперь вся ее юбка помялась и покрылась отпечатками детских ручек, испачканных джемом. Не обращая внимания на протянутую няней салфетку, она взъерошила мягкие кудряшки сына. Изабель уселась с сыном на полу. Няня с любовью смотрела на них.

У мальчика почти не оставалось времени на игры: Онория требовала, чтобы Робин целыми днями учился читать, считать, французскому и латыни, и хотела, чтобы внук отправился в Харроу как можно раньше. То, что Изабель считала его слишком маленьким для этого, в расчет не принималось. По завещанию покойного мужа воспитание мальчика доверялось его матери и брату.

Изабель даже не догадывалась, как сильно Роберт ее ненавидел, пока не огласили его последнюю волю. Чистая правда, их брак нельзя было назвать счастливым: их поженили по соглашению, не думая о любви или хотя бы о привязанности, и все же Изабель испытала настоящее потрясение, узнав, что ее и Робина полностью отдали во власть семьи. Если она выйдет замуж или даже просто подружится с кем-то без одобрения Чарлза и Онории, ей запретят видеться с сыном. Чарлз также получил право распоряжаться ее состоянием, чтобы удержать ее от соблазнов, жертвой которых может стать богатая одинокая женщина.

Согласно завещанию Роберта, поведение Изабель должно быть безупречным — в соответствии с безукоризненной репутацией семейства Мейтленд. Если возникнет хотя бы малейший намек на скандал из тех, в которые попадала мать Изабель, Онория позаботится, чтобы все приличные дома в Лондоне для нее закрылись навсегда.

Мнение светского общества ничего для Изабель не значило, но сын был единственно важным в ее жизни. Она не вынесла бы разлуки с Робином, поэтому вела себя так, как от нее требовалось. В основном.

И сейчас Изабель смотрела на радостное лицо Робина, на рыжие волосы, доставшиеся ему от ее семьи, на улыбку и глаза, в точности такие, как у ее матери. Как это, должно быть, возмущает Онорию!

Робин весело болтал про уток. Изабель прикусила губу, думая о том, чем рисковала ради нескольких минут наслаждения в объятиях Блэквуда. Это никогда, никогда не должно повториться, даже если ей придется всю оставшуюся жизнь прожить без единого мужского прикосновения!

Дверь открылась без такой любезности, как стук. Изабель, сидевшая к ней спиной, увидела, как исчезает улыбка няни, и сразу поняла, кто вошел, ей даже не пришлось оборачиваться.

— Добрый день, мисс Кирк, — чопорно произнесла няня, подтверждая правильность догадки. Сердце Изабель упало. Она повернулась и наткнулась на неодобрительный взгляд наемной компаньонки Онории.

— Леди Онория и лорд Чарлз велели мне сообщить вам, что они ожидают вас в столовой, графиня. Вы на пятнадцать минут опоздали на ленч.

Джейн Кирк внимательно окинула Изабель взглядом, словно надеялась обнаружить какое-то более серьезное преступление, чем сидение на полу детской. Она писала за Онорию письма и читала ей полезные книги, но вдобавок Джейн еще и шпионила для ее милости.

Джейн задумчиво прищурилась. Изабель вспомнила, что на этот раз она в самом деле провинилась, и почувствовала, как пылает ее кожа. А вдруг существуют какие-то предательские признаки, выдающие, что женщина недавно переспала с мужчиной — да еще и очень хорошо! Ей хотелось куда-нибудь спрятаться, но вместо этого Изабель поднялась как можно грациознее и взглянула на компаньонку.

— У вас все платье в пятнах, графиня, — холодно произнесла Джейн Кирк. Какое облегчение! Она обнаружила всего лишь джем! — Я сообщу леди Онории, что вы прибудете еще позже, поскольку вам нужно переодеться.

Изабель подавила порыв разгладить юбку. Джейн открыла дверь, считая, что Изабель мгновенно кинется выполнять распоряжение Онории, но та повернулась и обняла Робина: мальчик притих и перестал улыбаться сразу же, как только Джейн ворвалась в детскую.

Изабель поцеловала его в щечку и прошептала на ушко:

— Попроси няню, чтобы повариха собрала для нас весь засохший хлеб. Встретимся у пруда с утками в три часа.

— Я возьму еще мой хлеб с ленча, — шепнул Робин в ответ.

— Я тоже, — ответила Изабель, и сын улыбнулся.

— Растущие дети нуждаются в еде, а утки — грязные создания, — неодобрительно произнесла Джейн, наклонившаяся, чтобы подслушать личный разговор матери и сына. Улыбка Робина снова увяла. Изабель с трудом удержалась от резкого ответа, это может обернуться для нее очередными неприятностями.

— Увидимся в парке, — сказала Изабель и заговорщицки улыбнулась сыну, выходя из комнаты. На кислое лицо Джейн она решила внимания не обращать.