Страница 72 из 83
— Тебе понравилась встреча с семьей, — сказала она, — я так рада!
— Все прошло лучше, чем я ожидал, — признался он. — Но ты не должна была исчезать!
— Нет, — возразила Опал, улыбаясь и качая головой. — Я не отношусь к твоей семье. Им хотелось побыть с тобой. Я бы только мешала.
— Опал вместе со мной помогала на кухне, — вставила Миллисент.
— Ты не должна позволять им эксплуатировать тебя на кухне! Эта семейка может работой свести в могилу кого угодно, правда, Милли?
— Да, это точно, — Миллисент искоса взглянула на Опал, — но, мне кажется. Опал была не против?
— Нет, что ты, совсем нет! Я с удовольствием помогала.
— Это хорошо. Но не смей сегодня после застолья удаляться на кухню мыть посуду! Ты останешься со мной, и я тебя со всеми познакомлю.
От подобной перспективы Опал чуть не упала в обморок, но Алан, обычно такой чуткий, сейчас даже не обратил внимания на ее состояние. Когда все встали из-за стола, он настоял, чтобы Опал пошла с ним и провела время в обществе его кузин, и следующие несколько часов она чувствовала себя неловко, пытаясь поддерживать разговор. Один из кузенов Алана был так добр, что немного поболтал с Опал, и она слегка расслабилась, благодарная ему за легкое, приятное общение и непрекращающийся поток шуток.
И все-таки, когда он смогла уйти на кухню и в еще большей степени — когда пришло время раходиться, она почувствовала огромное облегчение. Опал знала: она чужая и для Хэйзов, и для Конноли, как бы ни были добры к ней Алан и Миллисент.
Ночью разразилась гроза, и Алан проснулся от ударов грома. Сердце бешено колотилось. В первую минуту он не мог ничего понять. Но потом, услышав тяжелые раскаты за окном, сообразил, что это гроза.
Странно. Гроза зимой была исключительной редкостью, чаще ее можно было наблюдать весной и летом. Алан даже не мог припомнить, когда в последний раз слышал гром.
Гром раздался снова, и наверху послышался тоненький плач ребенка. Гроза разбудила Роберта.
Алан сел на кровати, а потом при помощи веревки оказался в своем кресле. За последние несколько месяцев он научился это делать почти автоматически. Сняв кресло с тормоза, он подъехал к окну и отодвинул тяжелые шторы. Для этого времени года небо было необычным светлым и похожим на желтовато-дымные летние облака, предвещающие наступление града. Где-то за клубящимися занавесями туч блистала молния, освещая на мгновение небо, а потом через несколько секунд вновь рокотал гром.
Алан снова услышал плач ребенка, а через несколько минут — звуки легких шагов на лестнице. Он выехал в коридор. Опал спускалась на кухню. Увидев его, она вздрогнула, но потом вздохнула с облегчением.
— Алан! Ты напугал меня!
— Извини. Я не хотел…
— Тебя разбудил малыш? — На руках у нее был Роберт, и она равномерно покачивала его, пытаясь убаюкать. Роберт сонно морщился и пищал. — Извини…
— Нет, не малыш, а гром! А уже потом я услышал, что заплакал Роберт. Гроза, наверное, напугала его?
— Да, он проснулся из-за этих ударов. — Она все качала и баюкала его, но было очевидно, что он вовсе не собирается сейчас спать. Мальчика явно что-то беспокоило.
— Боюсь, он голоден! Я его кормила, но он, по-моему, не наелся. Так что проснулся не только из-за грозы. Явно хочет есть… Вчера вечером он заснул и не дождался, пока я приготовлю молочную смесь.
Роберт был упитанным, быстро растущим малышом, и Опал уже начала по утрам и вечерам понемногу подкармливать его смесью.
— Так ты приготовь ему сейчас! Тогда он, скорее всего, сразу заснет. Давай я подержу его, пока ты сделаешь все необходимое.
— Правда? — Опал благодарно улыбнулась. — Знаешь, а то с ним на руках все делать вдвое сложнее. Но сейчас слишком поздно, тебе, наверное, хочется спать, тем более гроза помешала…
— Нет проблем.
Оиал передала малыша Алаиу. Роберт вначале раскричался, но, почувствовав знакомые руки, притих — груди у Алана.
Алан поехал вслед за Опал на кухню, где она быстро зажгла керосиновую лампу, включила плиту и поставила кипятить воду. Было довольно холодно, и она немного дрожала. Она не успела ничего накинуть поверх ночной рубашки, когда второпях вскочила с постели, разбуженная плачем Роберта.
В свете лампы Алан видел очертания ее фигуры, а когда Опал повернулась, он обратил внимание на ее соски, выделявшиеся на мягкой фланелевой ткани рубашки. Несомненно, ее грудь реагировала на холод. Алан снова почувствовал, что его переполняет желание. Он наблюдал за Опал — как она двигается по кухне, наполняет ковш водой, ставит его кипятить, отмеряет нужное количество муки. Ее движения были быстрыми, экономными, и в то же время плавными. В Опал всегда, что бы она ни делала, чувствовалась женственность и изящество. Ее тяжелая грудь немного вздрагивала при ходьбе. У Алана пересохло во рту, и стало жарко, несмотря на холод в кухне.
Он почувствовал себя виноватым. Нельзя так жадно смотреть на нее. Он часто наблюдал за тем, как она работает, но никогда не испытывал ничего подобного. Такой жажды женщины. И уж наверняка он не должен сейчас…
Алан резко повернул свое кресло и выехал из кухни. Он направился к себе в комнату, где схватил со спинки кровати пиджак, и вернулся к Опал.
— Вот, — смущенно сказал он. — Накинь это. Ты, должно быть, замерзла.
Опал, оторвавшись от работы, удивленно посмотрела на него. Лицо ее смягчилось.
— Спасибо тебе. — Она подошла к нему, взяла пиджак и накинула на плечи. — Я немного замерзла, но не хотела подниматься наверх за шалью. — Она улыбнулась ему. — Ты очень хороший.
От ее благодарности его слегка покоробило. Знала бы Опал, о чем он думает, когда смотрит на нее. Отъехав от нее подальше на приличное расстояние, он стал укачивать Роберта. Но никак не мог заставить себя оторвать взгляд от ее подрагивающей груди. Он пытался остановить разыгравшееся воображение: вот рука скользит по мягкому изгибу ее бедер и вниз, по ногам…
Алан закусил нижнюю губу, сдерживая стон. Ну зачем он сам себя мучает, думая о запретных и невозможных для него вещах? Да и потом, просто непорядочно представлять Опал, такую нежную, чуткую и добрую, в своих нечистых помыслах; разве можно так низко и пошло думать о ней? Нет сомнения. Опал была бы в ужасе, догадайся, что он о ней думает. Но он становился невластен над своими мыслями, когда рядом была Опал.
— А вот и я! — весело сказала она, возвращая его в реальный мир и отрывая от тайных темных фантазий. Она быстро подошла к столу и взяла маленькую бутылочку. — Иди ко мне, моя крошка, — нежно заговорила она, забирая Роберта от Алана. — Давай-ка посмотрим, что у нас тут есть…
Она села на стул, привычно удобно положив Роберта на изгиб руки, и дала ему бутылочку. Алан слушал, как она ласково разговаривает и что-то напевает сыну. Опал была такой милой, что у него защемило сердце.
Он оставался в кухне, пока она не накормила мальчика. Они болтали о всяких пустяках: о погоде, о том, означает ли зимняя гроза, что пойдет снег или это просто причуда погоды; потом они обсудили воскресный обед у тетушки Мод и, наконец, поговорили о чтении Аланом отцовских учебников.
— Это очень интересно, — признался он ей, стараясь не обращать внимания на жаркое пламя, разрывающее его, и не замечать выпуклостей ее груди, на которой покоилась головка засыпающего ребенка. — Знаешь, я никогда не стремился изучать право. Возможно, это из-за того, что отец очень хотел видеть меня судьей. Но сейчас я вдруг нашел в этом много любопытного… Теперь понятно, почему отец был так предан своему делу.
— Знаешь, ты достаточно умен и образован, чтобы стать судьей или вообще кем угодно… Алан взглянул на нее.
— Я думал об этом. Ты считаешь, это возможно? Я имею в виду, стать судьей?
— Ну конечно же, — уверенно ответила Опал. — Господи, да ты можешь делать все, что захочешь!
— Но есть очень много препятствий. Я даже не закончил школу, не говоря уже о колледже. Но я мог бы заниматься с репетитором. Думаю, старый папин коллега согласился бы, чтобы я работал с ним. Можно учиться и работать его помощником. Если это получится, почему бы тогда не попробовать перейти непосредственно к практике? Я имею в виду, неужели я не смогу правильно заключать контракты или составлять завещания, или даже выступать в суде? — Он помолчал. — Ты считаешь, это глупо? Все будут думать, что я сумасшедший?