Марадентро

– Мама! – запротестовала дочь. – Что за сравнение! Мужчины питают слабость к девушкам и стремятся затащить понравившуюся в постель, это естественно. – Она несколько раз отрицательно покачала головой, словно ей стоило усилий с этим согласиться. – А вот что не естественно – так это то, что всякий, кто предпринимает такую попытку по отношению ко мне, плохо кончает.

– Ты преувеличиваешь. Половина парней Лансароте пытались, и, если не считать одного, который прибегнул к насилию, с остальными ничего не случилось. Рано или поздно появится мужчина, который тебе понравится и за которого ты выйдешь замуж. Все прочие – не твоя проблема.

– И когда же появится такой мужчина?

– Когда ты меньше всего будешь этого ждать. Я вот сидела на берегу и учила римское право, когда подняла голову и сказала себе: «Вот это здоровяк – парень, который вытаскивает лодку из воды!» – Она улыбнулась, словно посмеиваясь над собой. – Затем добавила: «Здоровяк, да какой высокий и какой красавчик». И, начиная с того момента, променяла римское право на кухню и, клянусь тебе, четверть века была самой счастливой женщиной на свете. С тобой будет то же самое.

По правому борту появилось широкое устье Кауры, благодаря которой уровень воды в Ориноко в этом месте сильно повышался. Они стали прикидывать, как лучше войти в ее поток – да так, чтобы при этом корабль резко не отбросило к противоположному берегу, и увидели венгра: он расположился в тени арагуанея[14] и, улыбаясь, махал им рукой, энергичными жестами показывая, чтобы они причаливали рядом с его куриарой.

– Что вы здесь делаете? – закричали они, не дожидаясь, когда он поднимется на борт. – Вы ведь очень спешили!

– Это же Венесуэла! – невозмутимо ответил венгр. – Вроде бы одна из наиболее важных нефтедобывающих стран в мире, а между тем на чертовой заправке – ни капли. Говорят, здесь, под Ориноко, располагается целое море нефти, но сегодня на ее берегах не найдешь бензина даже для зажигалки. Он будет завтра. – Он не сводил взгляда с Аурелии, и тон его голоса слегка изменился, когда он заметил: – Впрочем, неважно… Мне бы хотелось пригласить вас на ужин. Я убил пекари[15] и приготовил такое блюдо – пальчики оближешь, – весело сказал он. – Когда-то я был поваром.

– И сколько же профессий вы переменили?

Он снова рассмеялся:

– Слишком много! Но уверяю вас, как повар я был весьма недурен.

Поваром он действительно был очень даже неплохим, и ужин на речном берегу, накрытый под навесом рядом с костром, представлял собой настоящий банкет. Стало ясно, что «мусью» Золтан Каррас сумел приспособиться к жизни в сельве, научившись извлекать пользу из всего, что природа предоставила в его распоряжение.

– Кто-то в джунглях может умереть с голоду или отравиться, – сказал он. – Однако настоящий старатель знает, как выжить, не имея ничего, кроме ножа, и надеясь лишь на собственный опыт. А когда приходится выбирать, что нести на себе: провизию или лопату и суруки, – тот, кто выберет провизию, пропадет, потому что, когда наконец окажется на месторождении, работать без сурук все равно не сможет, а значит, его усилия пропадут даром.

– А что такое сурука? – поинтересовался Себастьян.

Венгр откинул брезент, покрывавший лодку, и показал набор круглых решет с сетками разной частоты, которые были аккуратно сложены на носу.

– Они нужны, чтобы просеивать породу: она проходит из одного в другое, через более крупные ячейки – в то, где почти сплошная сетка. Таким образом можно обнаружить, есть ли в материале какой-нибудь камень. – Он прищелкнул языком. – В сельве всегда можно убить обезьяну или змею себе на пропитание, но нигде не найдешь ничего, что заменило бы суруку. Я видел, как старатель выкладывал тысячу боливаров за штуку, тогда как в Сан-Феликсе они стоят не больше двадцати. – В его голосе послышалась хрипотца. – А еще я видел, как за них убивают. Гаэтано Сури поразили в самое сердце ударом мачете, потому что он отказался продать свои запасные.

– А кто его убил?

– Его кузен, Клаудио Сури. И никто не бросил ему упрека. Они вместе приехали из Неаполя, шесть лет бродили по приискам, и, когда наконец им представилась возможность разбогатеть, Клаудио лишился своих сурук во время обвала, а кузен отказался продать ему те, которыми не пользовался.

– Это еще не повод убивать человека.

– В Гвиане – повод. Гаэтано хотел вернуться богатым к себе в деревню и всем рассказывать, что кузен по-прежнему горбатится в Венесуэле, однако богатым вернулся Клаудио, а Гаэтано сожрали пираньи.

– Похоже, вы одобряете это убийство, – с упреком сказала Аурелия.

– В глубине души одобряю, – искренне ответил венгр. – Старатель, не способный оказать помощь не только другу, а любому другому старателю, попавшему в тяжелое положение, заслуживает того, что с ним случится дальше. Сельва – место очень суровое, и, если не проявлять хотя бы немного солидарности, мы станем хуже зверей.

– Никто не заставляет вас туда ехать. Есть более разумные способы заработать себе на жизнь.

– Например? Я был дальнобойщиком, солдатом, каменщиком, боксером, продавцом, стивидором и конторским служащим, и уверяю вас, что из всех способов заработать себе на жизнь самый разумный, единственный, который позволяет быть свободным, ощущать себя хозяином своих поступков и надеяться на то, что однажды твои усилия будут вознаграждены, – это быть старателем. – Он широко развел руки: это могло значить многое или не значить ничего. – Кто знает, вдруг Господь выбрал именно тебя, чтобы ты вновь нашел «Мать алмазов»?

– Кто такая «Мать алмазов»?

– «Мать алмазов» – это не человек. Это месторождение. Богатая залежь, из которой, как предполагается, разносит водой рек большинство камней Гвианы. Многие сомневаются в ее существовании, но я был знаком со стариком МакКрэкеном, одним из двух ее открывателей. И он настолько разбогател, что, когда узнал, что скоро умрет (а семьи у него не было), построил больницу, приют и детский дом, и у него еще остались деньги.

– Я в это не верю.

Венгр насмешливо посмотрел на Аурелию Пердомо: это сказала она – и понимающе улыбнулся:

– Вы не верите, потому что не хотите верить, однако это исторический факт. В тысяча девятьсот одиннадцатом году шотландец МакКрэкен и его товарищ ирландец Эл Вильямс, которые пять лет провели в сельве Эквадора, Колумбии, Бразилии и Венесуэлы в поисках алмазов, нашли здесь, в Гвиане, просто фантастическое месторождение. Вскоре, на обратном пути, МакКрэкен заболел лихорадкой; Вильямс же утверждал, будто во время одной из разведывательных экспедиций обнаружил реку, берущую начало в облаках. Когда они встретились с индейцами, он им об этом рассказал, и они ответили, что это была «Мать всех рек» – и, раз он ее увидел, значит, в ближайшее полнолуние умрет. Вильямс рассмеялся, однако в ближайшее полнолуние, уже на подходе к Сьюдад-Боливару, его укусила мапанаре[16], и он умер. – Венгр сделал паузу, словно давая слушателям возможность осмыслить услышанное. – МакКрэкен добрался до Нью-Йорка и продал свои алмазы, однако начал сорить деньгами и вскоре вновь оказался ни с чем.

– Но разве вы не говорили, что он умер богатым? Как же это понимать?

– Терпение!.. – Казалось, будто Золтан Каррас разыгрывает Аурелию Пердомо или же старается подогреть любопытство слушателей, которые и правда ловили каждое его слово. – Он был на грани разорения, но не разорился и с тем, что у него осталось, отправился к самому знаменитому летчику того времени – Джимми Эйнджелу, американцу, сбившему не знаю сколько немецких самолетов в Первую мировую войну и работавшему в воздушном цирке. Он предложил ему десять тысяч долларов и процент от доходов, если тот отвезет его, куда он скажет. Джимми Эйнджел согласился, и в тысяча девятьсот двадцатом году они прибыли сюда, в Гвиану, где МакКрэкен заставил американца много-много дней кружить над сельвой, пока наконец не приказал приземлиться на вершину одного совершенно плоского плато: это был тепуй высотой больше тысячи метров. Вечером старик исчез, а наутро появился с двумя ведрами – ведрами! – доверху наполненными алмазами. На прощание он подарил ему крупинку золота, которую Джимми всегда носит на шее, и вернулся в Нью-Йорк, где снова продал свои «тиффани»[17] – все, что сумел добыть… – Он хитро подмигнул: – Ну что? Теперь верите или не верите в «Мать алмазов»? Она вон там, на вершине одного из этих каменных «замков», однако больше никто так и не сумел ее обнаружить!

14

Арагуаней, или табебуйя, – дерево с яркими и выразительными цветами; с 1948 г. является национальным символом Венесуэлы.

15

Пекари – животное из семейства свиней.

16

Мапанаре, или кайсака, – самая крупная (длиной до 2 м) из копьеголовых змей; подбородок змеи окрашен в желтый цвет, за что ее часто называют «желтая борода».

17

«Тиффани» – название одного из самых известных алмазов. Его исходный вес – около 287 карат. Найден на руднике «Кимберли» в ЮАР, в 1877 году приобретен ювелирной фирмой «Тиффани».